Другое обстоятельство заключалось в том, что Лаис была настоящей вдовой, потому что когда-то была замужем, а Эва – номинальный вдовой, потому что умер ее жених. У обеих были счастливые и горькие воспоминания, а общее несчастье сблизило их.

Если бы сеньор де Раузан был свободен и любил одну из них, то Эва и Лаис смертельно возненавидели бы друг друга. Но сеньор де Раузан был для них недосягаем; вместе они говорили, думали о нем и обменивались впечатлениями. Несмотря на нежность, которую Лаис испытывала к подруге, она не делилась с ней обожанием, которое считала священным. Но ее горячность и решительность ослабевала, когда она размышляла:

- Если бы не она, то кто бы поднял меня из грязи? Кто осушил бы мои слезы и убедил оставить общественные предрассудки? Эва посетила Иова в навозной куче, чтобы не обвинять и не задавать хитроумные и неприятные вопросы, а облегчить тело и душу.

Она побежала к ней, нежно и ласково называя ее беззаботной голубкой, что было правдой, и склонилась ей на грудь, как цветок к цветку.

Чтобы порадовать кабальеро, Эва встала на сторону Лаис против позорной клеветы. Но зачем это делать для Лаис? Помогать ей – значит помогать ему.

Эва была чище, невинней:

- Лаис любит Уго, и я должна сделать для нее все, что не могу сделать для него.

Вот почему две женщины, горевшие одинаковым огнем (с одинаковой силой он пожирал обеих), утопая, хватались друг за друга, чтобы не бороться с бурей, а умереть вместе.

Однажды Пакито прибежал в дом Лаис, расположенный в привилегированном районе города, и сказал:

- Я привез вам радостную новость, которую никто в городе не знает и не узнает.

- Вы так добры, Пакито. Говорите же.

- Последний день этого месяца – день рождения сеньора де Раузан. Я узнал случайно и спросил, на что он ответил: «Это правда, Пакито (потому что он тоже зовет меня Пакито), но не говорите никому. В этот день ему исполнится сорок три года.

- И почему вы считаете, что эта новость меня обрадует?

- Потому что все знают, что вы любите сеньора де Раузан, любите достойно и безнадежно, и это в самом деле делает вам честь. Все сочувствуют и уважают вас. Скажу больше: восхищаются вами. Так вот, почему бы вам не подготовить к этому дню небольшое чаепитие, чай на двоих в вашем прекрасном доме в Тускуло?

- Вы думаете, он согласится?

- Уверен. Сеньор де Раузан... О, он мужчина, которого только я и понимаю.

- Но это ни о чем мне не говорит, Пакито.

- Действительно, я сказал все и ничего. Слушайте, если этот мужчина задумал что-то, то сумеет сделать это лучше всех.

- Не сомневаюсь.

- И сумеет разгадать.

- Тем более не сомневаюсь.

- И мне кажется, что сегодня у него появилась умнейшая мысль.

- Ай, Пакито, какой же вы ребенок.

- Нет, он сказал, что вы великая натура. Он отдал бы все, чтобы познакомиться с вами до… и что полюбил бы вас, если бы знал вас до замужества.

- Пойдем, Пакито! Вы великий льстец.

- Пойдемте, сеньора! И чай в небольшом личном окружении в вечер последнего дня месяца, не так ли?

- Я подумаю и посоветуюсь с Эвой.

- О дне рождения ни слова!

Лаис увиделась с Эвой и все рассказала. Затем спросила:

- Что вы думаете о чае, где будем только мы втроем?

- Ничего хорошего, Лаис, случай не подходящий. Поэтому невозможно.

- Почему же?

- Потому что задумка не ваша, а Пакито. А он расскажет всем, приглашен он был или нет.

- Мы можем доверить ему тайну и пригласить его.

- Тайну! Лучше довериться «Фривольному Свету» или статуе Пасквиля. Пакито – близкий друг всего света. Его занятие – передавать из уст в уста тайны.

- Вы правы.

- Пакито не говорит правду, он не договаривает, намекает, и больше вредит, потому что заставляет верить в то, чего нет на самом деле.

- Вы правы.

- Послушайте, вы сказали то, о чем я уже знала.

- Знали?

- Да, Пакито пришел сюда и по секрету попросил, не сказав конкретно, чтобы я подтолкнула вас устроить чаепитие.

- Этот Пакито настоящий интриган!

- Не настолько, он занят тем, что сеет разлад между людьми. Этот домашний Макиавелли в плохие времена плохо закончит.

- Сбежит, вероятнее всего.

- Да, это исключительная личность. Минувшие дни были омрачены стычкой между капитаном Эркулесом и юношей. Пакито посоветовал юноше преподать Эркулесу хороший урок. А затем Пакито пошел с капитаном Эркулесом пообедать в отель «Феникс» и говорил о воинской чести и уважении, которые должны иметь юноши к военным.

- Как вы узнали об этом?

- Моему отцу Пакито рассказал, что капитан и юноша решили драться из-за чего-то, и что нужно это предотвратить.

- И почему он рассказал об этом вашему отцу?

- Потому что знает его взгляды. Пакито всегда выражается, как он.

- Так что насчет чая?

- Делайте, что хотите.

- Нет, как вам лучше.

- Ну хорошо, я хочу обычное чаепитие.

- Ничего не говорить сеньору де Раузан?

- Незачем.

- Не понимаю.

- Незачем. Пакито уже ехидно сказал ему: «Лаис пригласит вас на чай на ваш день рождения».

- Это точно.

Вечером последнего дня месяца Тускуло представлял собой исключительное зрелище. Его сады были залиты светом, повсюду были цветы и запах духов.

Весь цвет города *** собрался там.

- Я поверил в волшебный дом, – сказал кабальеро де Раузан, поприветствовав Лаис. Та взволнованно пожала ему руку и промолчала.

Кабальеро тут же подошел к Эве и сел рядом. Эва побледнела.

- Давно вы не оказывали мне чести видеть вас.

- Вы вините меня?

- Нет, лишь подтверждаю факт.

- Вы ловко увернулись, сеньорита.

- Я искренняя, сеньор де Раузан.

- Если искренняя, признайтесь, вы удивлены, что я так быстро нашел вас.

- Да, удивлена, – подчеркнула Эва, и чуть не плача посмотрела черными глазами в глаза кабальеро. Тот произнес:

- Это не моя вина. Я вижу, что у вас на сердце, а сейчас лучше, как никогда. Если бы вы, когда я назвал вас по имени, которым поклялся больше не называть вас, не оскорбились, а ответили мне тем же, все сложилось бы иначе. Вас насторожила моя поспешность.

- Я могла бы сказать о вас то же самое.

- Нет, сеньорита. Я назвал вас по имени в порыве симпатии, а не любви.

Эва похолодела до самых костей. Кабальеро продолжил:

- Что-то странное влекло меня к вам, до и после того, как я впервые увидел вас. Какая-то цепь, головокружение, мне хотелось преодолеть это влечение, потому что боюсь, сеньорита, вы полюбите меня.

- Боитесь!

- Да, женщины, любившие меня, становились очень несчастными. По какой-то таинственной прихоти судьбы я не могу им ответить тем же. К тому же, за мной по пятам ходит смерть.

- А ваша жена?

- Мы и говорим о ней. Рано или поздно, но я все равно бы узнал, что вы полюбили меня. Я не хочу больше жертв, а тем более вашей.

- Даже если это так, безразличие – палач еще ужаснее, чем любовь. Если ваша любовь вредоносна, то ваше безразличие еще хуже.

- Если безразличие глупое и напрасное. А если безразличие обоснованное и благородное, то оно необходимо. Для чего оживлять страсть, которой нельзя помочь? Зачем называть человека по имени, когда все равно не на что надеяться? Я обратился к вам по имени и это вас удивило, но если бы вы ответили мне Уго или Хосе, тогда бы лед тронулся. Постепенно или нет, но я бы начал плавать в кристальных и мягких водах вашего святого чувства. Но получилось так, как получилось. Я приехал в этот город совершенно свободным и решил остаться свободным. Моя психически больная жена, пребывавшая в доме милосердия, умерла и не оставила мне детей.

- Вы прибыли свободным… или уже нет?

- Пока свободен, но есть одна Цирцея, которая превращает не мужчин в дубы, а дубы в мужчин.

Этот ответ страшно ранил Эву, и с этой минуты она стала терять силы, как растение, которого лишили жизненной силы. Она поняла, о какой Цирцее говорит кабальеро и спросила: