Это была интуиция смерти. Иван просто чувствовал, как облегчить смерти путь к человеку, как открыть ей дорогу. Он был проводником смерти, поскольку хорошо понимал ее природу, - слишком часто он находился рядом с ней. Или она рядом с ним.

Это как с женщиной. С женщиной, а не с блядью... Проститутку берешь, не глядя ей в душу, только топишь свою тоску в ее теле, только спускаешь в него свое напряжение. При этом остаешься в одиночестве и даже в самые острые моменты не перестаешь контролировать ситуацию: чтобы всегда быть готовым переломить ей шею при малейшей попытке агрессии с ее стороны.

Так однажды он сломал хребет питерской проститутке, стоявшей перед ним "раком" и в тот самый момент, когда он кончал, сделавшей движение рукой в сторону подушки, под которой лежал его пистолет. Хотела ли она действительно завладеть его оружием, или движение было случайным, оргаистическим, он так и не узнал. Руки его рефлекторно взметнулись с ее зада и резко опустились на позвоночник в области поясницы. Проститутка продолжала стонать так же, как и секунду назад, даже тон голоса не изменился, и предсмертные стоны оставались сладострастными. Сломав ей позвоночник, он не перестал содрогаться в оргазме и потому вновь вцепился в ее ягодицы, подхватив качнувшееся и обмякшее тело. Еще две-три судороги свели его собственное тело, прежде чем он понял, что ее необходимо добить. Он отпустил зад проститутки, и она упала ничком, ткнувшись головой в стену и подсказав ему таким образом, что делать дальше. Взяв ее голову обеими руками за подбородок и за затылок, он резким движением свернул ей шею и начал спокойно одеваться. "Хорошая смерть, - подумал он тогда. - Не каждому так везет - умереть, наслаждаясь..." Последнее, что он видел и что запомнил, покидая ту питерскую квартиру, - капли его спермы, сочащейся из тела, еще несколько минут назад бывшего живым и способным возбуждать желание. А теперь ставшего мертвым и не вызывающим никаких чувств, кроме досады на баб, которые так неосторожно двигаются в постели.

Итак, план Ивана предусматривал точное знание распорядка дня его жертвы. Вернее, вечера. Дни Кроносов проводил в банке, который охранялся не хуже, чем управление гестапо в третьем рейхе, - на всех этажах на каждом углу или повороте коридора стояло по охраннику-автоматчику, причем в пределах видимости своих соседей-охранников справа и слева. Станция радиолокационной защиты не выключалась ни на секунду. Посетителей на входе обыскивали вполне профессионально, что исключало возможность попадания внутрь здания неучтенного охраной оружия или взрывчатки, а всех недовольных таким режимом проверки вежливо, но непреклонно выставляли вон. К тому же Кроносов, как доносила разведка Крестного, не вылезал из своего бронированного подвала. Берегся, сволочь.

Ивана интересовало, как Кроносов проводит время вечером внутри своей квартиры, занимающей пятый этаж элитного дома на Тверской. По сути дела, Ивану был доступен лишь один вид слежения - акустический. Им он и воспользовался. Представившись в домоуправлении инженером-ревизором из архитектурного надзора и даже предъявив соответствующие "корочки", только что приготовленные им самим на компьютере, Иван тщательно изучил планировку этажа и возможную его перепланировку, определил наиболее перспективные для наблюдения помещения те, которые, по его предположениям, служили Кроносову столовой, спальней и гостиной. Не попасть из пневматической винтовки в стекла окон пятого этажа мог только вовсе безрукий. В итоге на каждом из оконных стекол выбранных Иваном комнат снаружи оказалось по присоске-мембране, способной фиксировать звуки внутри помещения и передавать их кодированным сигналом на расстояние до пятисот метров. Оконное стекло само по себе - прекрасная мембрана-резонатор, нужно лишь подключиться к этой естественной системе регистрации акустической информации и передавать ее по назначению. Охрана Кроносова настолько была озабочена возможным покушением, что совершенно пренебрегала мерами безопасности против подслушивания, и антижучковая аппаратура пылилась в бездействии. На Ивановых "жучков" никто не обратил внимания.

Иван не ошибся в своих расчетах о перепланировке всего этажа в одну квартиру, и предполагаемая спальня оказалась действительно спальней, а вот на месте гостиной была столовая и, соответственно, наоборот, на месте последней гостиная. Но информация иного рода для Ивана не играла существенной роли. Единственное, что его по-настоящему интересовало - в какое время Кроносов принимает душ.

За три дня прослушивания вечерней жизни Кроносова Иван в конце концов и это выяснил с достаточной степенью точности. Приезжавший домой ежедневно ровно в двадцать два часа банкир, к примеру, минут сорок мотался из комнаты в комнату, общаясь с детьми и слушая щебет жены о каких-то проблемах со служанкой, о перспективах летнего отдыха... Она, видите ли, никак не могла решить, как ей с детьми лучше отдохнуть: поехать на французскую Ривьеру, где она была уже раза четыре и где ей чрезвычайно нравилось, или выбрать что-нибудь экзотическое - типа сафари в экваториальной Африке. Банкирша испытывала большое удовольствие, подстрелив прошлым летом антилопу в Конголезском национальном парке. Теперь она жаждала более острых ощущений и намеревалась поохотиться на буйволов и носорогов.

"Ох и жадная, должно быть, в постели сучка", - думал, слушая это, Иван.

Сильно раздраженный чем-то, скорее всего обострившейся проблемой собственной безопасности, Кроносов в ответ обложил ее трехэтажной непечатной тирадой, которая вкратце означала примерно следующее: если она страдает без вялого стручка своего французского хахаля, то пусть выпишет его сюда, дорогу банк оплатит... но ненадолго, иначе он, Сергей Кроносов, оторвет французу яйца и заставит ее их съесть; а поохотиться можно и здесь на зверей не менее диких, пусть берет свой карабин и лезет на крышу дежурить, он, мол, знает, что дюжина головорезов крутится вокруг дома, ловя момент, чтобы разбрызгать его мозг, мозг финансового гения, по асфальту.