– Прости меня, – прошептала она, – иногда я не выношу твоего лицемерия. Твой цинизм хотя бы естествен.

Монтальбано проглотил и это.

– Не сбивай меня. Ты умный, это твоя работа. Скажи: когда ты думаешь жениться? Отвечай без обиняков.

– Если бы все зависело от меня…

Ливия вскочила:

– Хватит! Я иду спать, я уже выпила две таблетки снотворного. Мой самолет улетает из Палермо в полдень. Если мы когда-нибудь поженимся, тебе к тому времени будет пятьдесят, а мне – тридцать восемь. Пожалуй, рожать детей будет слишком поздно. А мы не понимаем, что кто-то – Бог или назови его как хочешь – уже послал нам ребенка, и в самый подходящий момент.

Она повернулась и ушла. Монтальбано остался на веранде. Он смотрел на море, но никак не мог сосредоточить на нем взгляд.

За час до полуночи, убедившись, что Ливия крепко спит, он выключил в доме свет и телефон, собрал всю мелочь, какую удалось найти, и сел в машину. Он доехал до телефонного автомата на стоянке возле бара «У Маринеллы».

– Николо? Это Монтальбано. У меня к тебе пара дел. Завтра около полудня пришли кого-нибудь с оператором к комиссариату. Есть новости.

– Отлично, спасибо. Что еще?

– А еще не найдется ли у вас маленькой, бесшумной, незаметной видеокамеры? Чем незаметнее, тем лучше.

– Хочешь оставить потомкам свидетельство своих постельных подвигов?

– Ты умеешь пользоваться такой камерой?

– Конечно.

– Тогда привези ее.

– Когда?

– Как только закончатся полночные новости. Не звони в дверь, Ливия спит.

– Я говорю с господином префектом Трапани? Извините, что так поздно. Я Антонио Коррадо из «Вечернего курьера». Звоню из Милана. Мы получили информацию о крайне важном деле, касающемся вас лично, но прежде чем ее публиковать, хотели бы получить ваше подтверждение.

– Крайне важном?! Я слушаю.

– Правда ли, что на вас оказывают давление из-за убийства в Мазаре тунисского журналиста? В ваших интересах хорошенько подумать, прежде чем отвечать.

– Тут и думать не о чем! – взвился префект – Не понимаю, о чем вы говорите.

– Вы не помните? Это действительно странно, потому что все произошло не больше двадцати дней назад.

– Того, о чем вы говорите, не происходило никогда! На меня не оказывалось никакого давления! Я не знаю никаких тунисских журналистов!

– Господин префект, между тем у нас есть доказательства…

– У вас не может быть доказательств того, чего не было! Соедините меня с вашим начальником!

Монтальбано положил трубку. Префект Трапани говорил искренне, лжецом был глава его администрации.

– Валенте? Это Монтальбано. Только что я, представившись журналистом, позвонил префекту Трапани. Он ничего не знает. Игру ведет наш друг командор Спадачча.

– Откуда ты звонишь?

– Не волнуйся, из автомата. Я тебе изложу свой план, если что, ты меня поправишь.

На изложение плана ушли все монетки, кроме одной.

– Мими? Это Монтальбано. Спишь?

– Нет. Танцую. Что за дурацкий вопрос?

– Ты на меня злишься?

– Да, любезный комиссар, не без этого. После того, что мне по твоей милости пришлось провернуть!

– По моей милости? Что ты имеешь в виду?

– Мне пришлось забрать парня. Ливия на меня смотрела как на врага, я не мог его от нее оторвать. У меня до сих пор ком в горле стоит.

– Куда ты отвез Франсуа?

– В Калапьяно, к сестре.

– Это надежное место?

– Вполне надежное. У них с мужем просторный дом в пяти километрах от городка, уединенная ферма. У сестры два сына, один ровесник Франсуа, ему там будет очень хорошо. Я два с половиной часа ехал туда и столько же обратно.

– Устал?

– Очень. Завтра утром не приду в комиссариат.

– Ладно, не приходи. Приезжай вместо этого к девяти часам ко мне.

– Зачем еще?

– Отвезешь Ливию в аэропорт в Палермо.

– Обязательно.

– Что, Мими, сразу полегчало?

Ливия спала тревожно, изредка постанывая. Монтальбано закрыл дверь спальни и тихонько включил телевизор. По «Телевигате» шурин Галлуццо сообщил о заявлении Министерства иностранных дел Туниса, в котором говорилось о ложной информации по поводу несчастного случая на вышедшем за пределы нейтральных вод судне, приведшем к гибели тунисского моряка. В заявлении опровергались ложные слухи о том, что моряк якобы был довольно известным тунисским журналистом Беном Дхаабом. В каждом городе Туниса, как утверждало министерство, проживает по крайней мере два десятка людей по имени Бен Дхааб. Монтальбано выключил телевизор. Лед тронулся, пришло время вывести корабль на чистую воду.

С улицы послышался шум подъезжающей машины. Комиссар бросился к двери. Это был Николо.

– Я приехал даже быстрее, чем мог, – сказал он, входя в дом.

– Спасибо тебе.

– Ливия спит? – журналист оглянулся вокруг.

– Да. Завтра утром она улетает обратно в Геную.

– Очень жаль, я хотел с ней поздороваться.

– Николо, ты привез камеру?

Журналист достал из сумки штуковину размером с четыре склеенных вместе пачки сигарет.

– Вот, держи. А я поеду спать.

– Э, нет. Сначала ты должен спрятать ее в укромном месте.

– Как я это сделаю, если там спит Ливия?

– Николо, ты напрасно вбил себе в голову, будто я надумал увековечить себя в постели. Камеру нужно установить здесь, в комнате, где мы сейчас находимся.

– Скажи, что ты хочешь снять?

– Мой разговор с одним человеком, который будет сидеть там, где сейчас сидишь ты.

Николо Дзито поднял глаза и улыбнулся:

– По-моему, этот набитый книгами шкаф вполне подойдет.

Он приставил к шкафу стул и забрался на него. Немного подвинув книги, приладил камеру, вернулся на прежнее место и посмотрел наверх.

– Отсюда не видно, – удовлетворенно заметил он. – Проверь сам.

Комиссар проверил.

– Вроде нормально.

– Сиди там, где сидишь, – сказал Николо, снова поднялся на стул, с чем-то повозился наверху и спустился.

– Что происходит? – спросил Монтальбано.

– Тебя уже снимают.

– Правда? Не слышно ни шороха.

– Я же говорил, это просто чудо.

Николо снова залез на стул. На сей раз он вернулся с камерой и показал ее Монтальбано.

– Гляди, Сальво, это делается так. Нажимаешь на кнопку – и пленка перематывается. А теперь смотришь в это отверстие и нажимаешь вот сюда. Попробуй сам.

Монтальбано проделал нехитрую операцию, увидел крошечного себя, услышал свой комариный писк: «Что происходит?» – и такой же ответ Николо: «Тебя уже снимают».

– Здорово, – сказал комиссар. – Одно только плохо – что, смотреть можно только так?

– Да нет! – ответил Николо, вытаскивая из сумки кассету обычного размера. – Вот смотри. Вынимаю из камеры кассету, видишь – она маленькая, как в автоответчике. Вставляю ее в специальную кассету, и ты можешь смотреть ее на своем видеомагнитофоне.

– Слушай, а как мне включить камеру?

– Нажмешь вот на эту кнопку.

На лице у Монтальбано отразилась скорее растерянность, чем понимание. Николо засомневался:

– Ты справишься сам?

– Ладно тебе! – обиделся Монтальбано.

– Тогда почему у тебя такой вид?

– Я не знаю, как мне ее включить при том, кого я буду снимать. Он может что-то заподозрить.

– Попробуй, дотянешься ли ты до нее без стула.

Да, получалось.

– Ну тогда все просто. Когда он придет, сделаешь вид, что читаешь книгу, а потом поставишь ее на место и тем временем включишь камеру.

Последний коммивояжер написал бы эту записку лучше, с большей теплотой и искренностью. Со второй попытки почему-то вышло то же самое. На самом деле ему вовсе не нужно было ехать к начальнику полиции, просто хотелось избежать тяжелой прощальной сцены. Он никогда не умел говорить откровенную ложь людям, которых уважал. А немного приврать был мастер. Как же без этого?