XLVIII

Тахаапаиру, приемный отец Рараху, занимался необычайным промыслом: в Европе, столь богатой на всякого рода изобретения, ничего подобного и в голову не могло прийти.

Глубокий старик, каких немного в Океании, обладал серебряной бородой – величайшая редкость в тех местах. На Маркизских островах седая борода – невероятная драгоценность: из ее волос делают дорогие плюмажи и серьги для вождей. Там живут несколько седобородых старцев, за ними заботливо ухаживают, чтобы регулярно использовать редкостный дар природы.

Дважды в год Taxаапаиру стриг бороду и отправлял на Хива-Оа, самый дикий из Маркизских островов: там она ценилась на вес золота.

XLIX

…Я держал на коленях человеческий череп: Рараху с ужасом разглядывала его.

Мы сидели на самой макушке кораллового кургана под высокими железными деревьями. Дело было к вечеру в отдаленном округе Папеноо; солнце медленно опускалось в огромный зеленый океан; стояла дивная тишина…

Я нежнее обычного смотрел на Рараху – это был прощальный вечер: «Рендир» ненадолго уходил на север, на Маркизские острова.

Рараху сидела серьезная и сосредоточенная, погруженная в детскую думу свою, неведомую для меня. На миг ее всю осветил золотистый свет, а затем лучезарное солнце погрузилось в воду, и на закатном небе рисовался ее грациозный силуэт…

Никогда прежде малышка не видела так близко жуткий предмет, что лежал у меня на коленях. Как и все ее соплеменники, она страшно боялась его.

Было ясно, что эта штука породила в ее головке множество новых мыслей, но Рараху не находила слов для их выражения.

Череп, по-видимому, был очень старый; он почти окаменел и, как все камни и кости в здешней земле, имел красноватый оттенок. Если смерть случилась так давно, ее меньше боишься…

– Риариа! – твердила девочка. Таитянское слово «риариа» только весьма приблизительно можно перевести как «ужас». Оно соотносится с мрачными кошмарами, со смертью и привидениями…

– Чем же так пугает тебя этот несчастный череп? – спросил я Рараху.

Она показала на скалящиеся челюсти:

– Он смеется, Лоти! Он смеется, как тупапаху…

Поздно ночью мы возвращались в Апире, и Рараху все время боялась – и сильно боялась. В этих краях совершенно нет ничего опасного – ни ядовитых змей, ни зверей, ни людей… Где угодно можно без опаски расположился на ночлег под открытым небом – никто тебя не тронет. Но туземцы ужасно боятся темноты и дрожат от страха перед привидениями.

Пока мы шли по взморью, Рараху крепко держалась за мою руку и для храбрости пела химене.

Но предстояло пройти большую пальмовую рощу, через нее-то пробираться, держась за руки, было трудно…

Рараху медленно ступала впереди. Держа руки за спиной, она старалась дотянуться до меня. Ей было неудобно, но так она меньше боялась, что ее вдруг схватит за волосы красный череп…

В лесу стемнело и чувствовалось благоухание тропических растений. Под ногами хрустели сухие пальмовые листья, устилавшие землю. С высоты доносился металлический звук перебираемых ветром зеленых пальмовых крон. За стволами слышался зловещий хохот тупапаху, а в траве – отвратительное урчание: большое семейство голубых крабов при нашем приближении торопилось укрыться в подземных норах…

L

Приближался волнующий час расставанья…

Вечером я рассчитывал повидаться наконец с Таимахой. Мне сообщили, что она вернулась на Таити, и я через одну из фрейлин назначил ей свидание на пляже Фареуте при заходе солнца.

В назначенный час я появился в этом укромном местечке. Меня уже ожидала неподвижно сидящая женщина, закутанная густой белой вуалью.

Я окликнул призрак по имени: «Таимаха!»

Женщина не шевельнулась.

Я безуспешно позвал ее еще несколько раз.

Женщина отвернулась, еще глубже спрятавшись в складки муслина, и засмеялась…

Я поднял вуаль и увидел знакомое лицо Фаиманы. Она расхохоталась и бросилась прочь. Я за ней.

Оказывается, моей старой приятельнице совсем не понравилась наша случайная встреча. Какое любовное приключение привело ее сюда, она скрыла. О Таимахе Фаимана ничего даже не слыхала.

Волей-неволей пришлось отложить следующую попытку увидеть Таимаху до моего возвращения. Мне уже казалось, что эта женщина – миф, и таинственные силы препятствуют нашему знакомству, чтобы долгожданное свидание еще больше поразило нас…

Мы отплывали на следующее утро перед рассветом. Когда гасли последние звезды, Рараху с Тиауи вышли проводить меня до берега.

Рараху горько плакала, хотя «Рендир» уходил не более чем на месяц. Быть может, она предчувствовала, что больше не вернется дивное время расцвета нашей любви.

Идиллия закончилась… Как мы ни хотели продлить часы покоя и невинного счастья на берегу Фатауа, они прошли и не вернулись уже никогда…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

ОТСТУПЛЕНИЕ О НУКУ-ХИВЕ

(Можно его пропустить, но оно не длинное)

При одном упоминании Нуку-Хивы сразу представляешь каторгу и ссылку, хотя ныне нет никаких оснований для этих неприятных мыслей. Уже в течение многих лет в этой прекрасной стране не стало заключенных, и бесполезная крепость в Таиохае развалилась.

С 1842 года остров Нуку-Хива стал принадлежать Франции вследствие добровольного отказа от своей свободы Таити и островов Общества и Паумоту.

В Таиохае, главном городе острова, живет десятка полтора европейцев: губернатор, миссионерский епископ с братией, четыре сестры, содержащие школу для девочек, и четыре жандарма.

Есть там и своя королева, правда, полностью лишенная владений и власти; она получает содержание от французского правительства в размере шестисот франков и солдатский паек на свою семью.

Прежде сюда частенько заглядывали китобойные суда, и все островитяне сильно страдали от необузданных матросов: те учиняли жуткие погромы в туземных жилищах.

Для охраны жителей прислали четверых жандармов: китобои их боятся и выбирают для своих разбоев другие острова.

Когда-то жителей на острове Нуку-Хива было много, но эпидемии, завезенные из Старого Света, выкосили большую часть аборигенов.

Население Маркизских островов славится своей красотой во всем мире и слывет одним из красивейших народов на земле. Но, стоит заметить, не сразу привыкаешь к этой своеобразной красоте. Сложены здешние женщины безупречно, но лица у них, на мой вкус, довольно грубые, словно вырубленные топором; род их красоты вне всяких канонов.

У местных красавиц короткие курчавые волосы. Они душатся сандалом и, как на Таити, носят длинные туники. Но в глубине острова женские наряды гораздо проще… Мужчины и в деревне и в городе довольствуются лишь узкой набедренной повязкой: татуировка им кажется вполне пристойной одеждой. А татуированы они с необыкновенной тщательностью и удивительным искусством. По непонятной причуде рисунок исполняется только на одной половине тела – либо на левой, либо на правой. Другая же часть остается нетронутой. Вид у них зверский из-за темно-синих полосок поперек лица, резко выделяющих блеск глазных белков и ровных зубов.

На соседних островах, где практически нет белых, еще в ходу всевозможные причудливые украшения из перьев, большие ожерелья из зубов и серьги из черной шерсти.

Таиохае расположен на берегу глубокой бухты, окаймленной высокими крутыми горами. Окрестность покрыта великолепным руном густой зелени: по всему острову разбросаны рощи деревьев ценнейших пород, а над этими чащами высоко на стройных стволах в немыслимом изобилии качаются тяжелые связки кокосовых орехов.

Домов в городе немного. Они стоят на умеренном расстоянии друг от друга по тенистому бульвару, что тянется вдоль извилистого берега.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: