Харриман умолк. Стронг осведомился:

– Делос, ты уже завершил свою проповедь?

– Черта с два! – огрызнулся Харриман. – Все-таки ты видишь вещи в другом свете. А знаешь, что мы можем там обнаружить? – Харриман устремил палец вверх. – Людей!

– На Луне? – спросил Кэминс.

– А почему нет, – прошептал Монтгомери.

– Да не на Луне. Я был бы удивлен, если бы на этой безвоздушной скорлупке кто-нибудь жил. Луна кончилась. Я говорю о других планетах – Марс, Венера, спутники Юпитера. Может, и на звездах! Допустим, где-нибудь мы встретим-таки людей. Что это может для нас означать? Мы были совершенно одиноки во Вселенной – единственная разумная жизнь в единственном известном нам мире. Объясниться с собаками иди обезьянами еще не удавалось. Все вопросы приходилось разрешать самим, будто всеми покинутым сиротам. А если мы встретим людей, разумных людей со своим образом мыслей?! Наше одиночество кончится! Мы сможем поднять взгляд к звездам, без всякого страха!

Харриман устало замолчал. Он будто даже смутился своего порыва, словно его застали за каким-нибудь очень уж интимным занятием. Стоя перед собеседниками, он внимательно вглядывался в их лица.

– Ну, хозяин, вы даете, – восхитился Монтгомери. – Это можно использовать. Как вы считаете?

– А ты что – все запомнил?

– Зачем же? Просто незаметно включил запись.

– А, лопни твои глаза!

– Пустим это дело на видео – может быть, в пьесе.

Харриман с мальчишеским задором улыбнулся:

– В жизни играть не пробовал, но если ты думаешь, что так надо – сыграю.

– Нет, хозяин, только не это, – ужаснулся Монтгомери. – Тип не тот. Тут, наверное, подойдет Бэзил Уидкс-Буз. Голос, будто орган, лицо ангельское – вместе с ним текст произведет впечатление.

Покосившись на свое брюхо, Харриман буркнул:

– Ладно, к делу. Теперь – о деньгах. Во-первых, одна из некоммерческих корпораций может собирать пожертвования – ну, как колледжи делают. Постараемся раскрутить на пожертвования самых богатых, которым действительно надо скостить налоги. Сколько, по-вашему, мы можем с них поиметь?

– Немного, – сказал Стронг. – У этой коровки молоко иссякло.

– Оно не иссякнет! Вокруг полно богачей, которые охотно подарят кому-нибудь деньги, лишь бы налогов не платить. А сколько может заплатить человек, желающий, чтобы один из лунных кратеров назывался его именем?

– А я-то думал, кратеры все уже названы, – заметил юрист.

– Большинство – нет. И у нас в запасе вся обратная сторона, еще не тронутая. Сегодня мы не будем делать точных оценок, просто будем иметь в виду этот источник. Монти, надо подумать, как выжать даймы из школьников. Сорок миллионов школьников – с каждого по дайму, будет четыре миллиона долларов – тоже на дороге не валяются.

– А зачем же останавливаться на десяти центах, – сказал Монти. – Если мы действительно сможем заинтересовать школьника, он и доллар наскребет.

– И что мы дадим ему за этот доллар? Кроме, конечно, чести участвовать в таком благородном начинании?

– Ну… – Монтгомери закусил ноготь указательного пальца. – Допустим, они будут слать нам – кто доллары, кто даймы. Приславший дайм получит членский билет клуба «Лунный свет»…

– Нет, лучше «Юный космонавт».

– Ладно, а в «Лунном свете» пусть будут девочки. И не будем забывать о скаутах. Каждый школьник получит такой билет. Если он даст нам еще дайм – поставим в билете штамп. Когда он наштампует на доллар – получит сертификат со своим именем и виньетками, а на обороте – фотоснимок Луны. Можно в рамку вставить…

– Луна – на лицевой стороне, – сказал Харриман. – Все нужно печатать с одного оттиска – и дешевле, и красивее. Следует дать малышу и еще что-нибудь, к примеру, пообещать, что его имя появится в списке Юных первооткрывателей Луны, а список будет помещен в монумент, который воздвигнут на Луне в том месте, где приземлится первый корабль… Конечно, список надо микрофильмировать – никакого избыточного веса!

– Отлично, – согласился Монтгомери. – А когда он доберется до десяти долларов, дадим ему настоящий позолоченный значок с метеоритом и звание старшего первопроходца с правом голоса или чего-нибудь там еще. И пообещаем, что имя его будет вычеканено на платиновой пластине снаружи монумента.

Стронг скроил кислую мину, будто лимон разжевал.

– А что будет, если он пришлет сто долларов?

– Ну, тогда, – радостно ответил Монтгомери, – мы дадим ему новый билет, и он сможет начать все сначала. Вы об этом не беспокойтесь, мистер Стронг – если кто из ребятишек зайдет так далеко, то будет вознагражден соответственно. Может быть, устроим ему экскурсию – осмотр корабля перед отлетом – и совершенно бесплатно дадим его собственное фото на фоне корабля и с автографом пилота, автограф нам любая секретарша нацарапает.

– Детишек обирать… Как не стыдно!

– Почему же «обирать»? – оскорбился Монтгомери. – Неосязаемые вещи – самый лучший товар! Они всегда стоят ровно столько, сколько вам не жаль на них потратить. К тому же они не портятся со временем, так что можете спокойно забрать их с собой в могилу.

– Н-да-а…

Харриман выслушал все это с улыбкой и не сказал ничего. Кэминс откашлялся:

– Если вы, упыри, уже насосались кровью юности планеты, у меня есть еще идея.

– Вперед!

– Джордж, ты ведь марки собираешь, так?

– Так.

– Сколько может стоить конверт со спецгашением, сделанным на Луне?

– Э-э… Но мы ведь не сможем этого проделать, ты же сам знаешь.

– Думаю, не будет большой беды, если мы объявим лунный корабль официальным почтовым отделением. Сколько может стоить такой конверт?

– Зависит от того, сколько их будет выпущено.

– Должно быть некое оптимальное количество, чтоб доход вышел как можно больше. Можешь прикинуть?

Стронг уставился в потолок, затем вынул карандаш и начал считать. Харриман продолжал:

– Сол, я тут припоминаю, как удачно купил у Джонса его лунные дивиденды. Как там, по-твоему, насчет продажи участков под застройку?

– Делос, давай посерьезней. Этого делать нельзя, пока ты не достигнешь Луны.

– Я совершенно серьезен. Ты, наверное, думаешь о тех правилах, что действовали в сороковых годах: каждый участок надо застолбить и дать подробное описание. Я хочу продавать лунные участки, а ты придумай, как это сделать по закону. Если получится, продам всю Луну – права на землю, на полезные ископаемые – на все.

– Если кто-нибудь захочет купить.

– Отлично! Чем дальше, тем веселей. Обрати внимание также и на то, как именно мы будем облагать налогом то, что продадим. Если земля не будет использована и налогов платить не станут, она вернется к нам обратно. Ты пока что прикинь, как это сформулировать, чтобы не угодить сразу в тюрьму. Наверное, следует вначале разрекламировать это в Европе, а распродажу провести исключительно в нашей стране. Вроде билетов ирландского тотализатора.

Кэминс призадумался.

– Можно зарегистрировать фирму по торговле недвижимостью в Панаме, а рекламировать по радио и телевидению из Мексики. Ты что, и вправду веришь, что на эту ерунду найдутся покупатели?

– Да продать можно хоть лед в Гренландии, – заявил Монтгомери. – Все дело в рекламе.

– Ты, Сол, читал о земельном буме во Флориде? – спросил Харриман. – Там покупали участки не глядя, и не глядя продавали за тройную цену. Порой участок успевал сменить дюжину хозяев, пока не обнаруживалось, что он расположен под водой, на глубине десяти футов, а мы предлагаем кое-что получше: акр суши – гарантированной – и солнечного света хватает; по цене, скажем, десять долларов. Либо тысяча акров по доллару за каждый. Кто устоит перед такой сделкой? Особенно после слухов о том, что на Луне должны быть гигантские залежи урана?

– Должны быть?

– Да почем я знаю?! Когда ажиотаж начнет стихать, объявим о выборе места для Луна-Сити, и – совершенно случайно – окажется, что окрестные земли все еще ждут своих хозяев. Не волнуйся, Сол, мы с Джорджем продадим любую недвижимость. Помнится, на плато Озарк, где земля, как известно, набекрень, мы продавали обе стороны каждого акра! – Харриман на минуту задумался. – Хотя, наверное, стоит оставить за собой права на минералы. А вдруг там действительно окажется уран?