Прошла неделя. Саранчи не обнаружили. Машина энтомологов повернула к реке, до которой оставалось километров сто. Ничего интересного не нашел и Селевин.

Через тридцать километров начались сыпучие пески. Вода в радиаторе закипела, и шофер заявил, что к реке не пробиться.

Выхода не было. Решили возвращаться старым путем. Но Селевин запротестовал:

— Нас ждут товарищи в условленном месте. Они будут беспокоиться. Я не могу на это пойти.

Шофер и слышать не хотел о том, чтобы ехать к реке по пескам. Энтомологи тоже предпочитали вернуться назад, но Селевин настаивал на своем.

— Даукен, сколько километров до берега? — спросил он.

— Километров шестьдесят — семьдесят, Селебе.

— Идем пешком! Завтра к вечеру мы будем на реке, — решительно заявил Селевин. — Мы не можем терять время напрасно!

Тогда дружно запротестовали энтомологи и стали уговаривать Селевина отказаться от своей затеи.

Но Селевина трудно было отговорить, если он что-либо решил.

Видя, что уговоры не действуют, энтомологи напоили их чаем, дали котелок и две фляжки воды. Другой посуды не было.

Энтомологи уехали, а Селевин, Даукен и Борис пошли к реке по сыпучим пескам. Впрочем, километров пятнадцать легко прошли по ровной, слегка щебнистой равнине. Но дальше опять начались пески. Перед ними сделали короткий привал. Селевин растянулся на земле и сказал:

— До вечера мы пройдем больше половины, а утром…

— Ой! — вскрикнул Борис и схватился за ногу.

Селевин быстро обернулся и увидел черного ядовитого паука каракурта, который укусил Бориса, и скрылся в норке.

— Даукен! Скорей спички!

— Зачем тебе спички, Селебе? — удивился Даукен.

— Спички, живо, говорю!

Даукен испуганно глянул на него и торопливо подал спички. Селевин бросился к Борису и приставил головку спички к ранке.

— Отвернись, Боря, и потерпи, — торопливо проговорил Селевин и другой спичкой поджег первую. Головка вспыхнула и обожгла укушенное место. Борис вскрикнул и схватился за ногу.

— Ну, вот и все! — облегченно сказал Селевин, вытирая со лба пот. Думаю, что я не опоздал и успел выжечь яд, пока он еще не начал всасываться…

Борис, бледный и ошеломленный, сидел на песке, держась за ногу, которая уже горела, как в огне. Он прекрасно знал, насколько опасен укус каракурта.

Даукен с удивлением смотрел на него.

— Неужели, Селебе, Борис не… заболеет? Вот овца и лошадь сдыхают. Их ничем не спасешь, если укусит каракурт, да и люди… — Даукен запнулся и умолк.

— Если прижечь не позднее двух — трех минут после укуса, ничего не будет.

— А ведь этого у нас никто не знает! Какой умный человек научил тебя этому?

— Мне рассказал об этом профессор Мариковский. Он впервые применил спички в борьбе с укусами каракуртов. Рассказывай об этом всем, Даукен.

— Конечно, конечно, Селебе!

Прошел час, нога Бориса немного распухла, идти он не мог. Очевидно, от укуса до вспышки спички прошло более трех минут и часть яда все-таки проникла в организм. В этом случае минуты дорого стоят!

Обняв Даукена и Селевина, Борис проковылял на одной ноге около километра и бессильно опустился на песок. У него начался жар. Последняя вода была на исходе. Кругом — одни сыпучие пески. Положение создалось серьезное.

— Селебе, — тихо, но уверенно сказал Даукен. — Оставайся здесь с Борисом. А я скоро-скоро пойду вперед. Возьмите мою фляжку с водой. Я могу не пить двое суток, как верблюд… Завтра днем буду на реке, возьму верблюдов у колхозников и приеду за вами. Потерпеть надо не больше двух дней…

Это был единственный выход и Селевин согласился.

Даукен быстро исчез за песчаными барханами.

Борис бредил, лежа на песке… Дневной зной спал, началась приятная вечерняя прохлада.

Утром студент проснулся со страшной головной болью, но опухоль почти спала, и он мог стоять на ногах, опираясь на плечо Селевина.

Пока не начался дневной зной, медленно пошли вперед по следам Даукена.

Вдруг на песке ясно увидели старательно начерченную стрелу поперек следов мергена.

Селевин взглянул по направлению стрелы и увидел за барханами едва заметные верхушки кустов. Было ясно, что Даукен чертой на песке показал направление, куда следовало идти.

— Раз там кусты, то есть и вода! — решил Селевин и свернул в сторону, поддерживая Бориса, у которого опять начался жар.

Через километр увидели среди барханов широкую низину, заросшую тамариском и травой. Среди кустов был колодец. Селевин опустил на поясном ремне котелок. Вода была холодная, чистая и только немного пахла сероводородом. Оставалось отдыхать и ждать.

Селевин растянулся на песке и все думал: «Даукен заметил вершинки кустов за далекими барханами и сразу понял, что там вода, но сам не захотел задерживаться. Он только начертил на песке линию и пошел дальше без глотка воды».

Весь день пролежали в тени кустов у колодца. Кипятили в котелке воду, после чего она почти теряла запах сероводорода.

…Прошло два дня. Борис совершенно поправился, но Селевин не решался идти к реке, до которой оставалось еще далеко. Продукты, взятые на дорогу, кончились. Взять с собой воды они могли очень мало.

Третью ночь Селевин почти не спал. Неужели Даукен погиб в песках? О себе он мало тревожился. Энтомологи скоро встретятся с их экспедицией и, узнав, что его нет, организуют поиски. Но Даукен…

Голод стал настойчиво заявлять о себе. Селевин и Борис разошлись по долине искать какие-нибудь съедобные растения.

Вернулись они к колодцу с богатой добычей: клубеньками пустынного картофеля и пустынной моркови. Запасы их в долине оказались неограниченными.

Далеко за кустами Борис заметил двух грифов, которые медленно взлетели и кругами стали ввинчиваться в воздух. Прихрамывая, он отправился туда и возвратился с обглоданными костями джейранов в руках.

— Смотрите, Виктор Алексеевич, что я нашел! — воскликнул он. — Там, за кустами, совсем недавно волки съели джейрана. Судя по следам — они ушли к реке. Мы разобьем мозговые части и сварим суп!

Несколько котелков жирного бульона, приправленного пустынной картошкой и морковью, были неплохим обедом.

На пятые сутки где-то далеко в песках раздался выстрел. Селевин и Борис поднялись на самый большой бархан, и закричали. Тотчас опять раздалось два выстрела.

Вскоре они обнимали Даукена, стащив его с верблюда.

Оказалось, что только на второй день к ночи мерген добрался до реки. Но пески подошли в этом месте к самой воде, и нигде не было признаков человеческого жилья.

Целые сутки он шел по берегу, пока увидел аул на другой стороне реки. Он перебрался через реку. Чтобы переправить верблюдов на этот берег, понадобилось еще сутки. В это время примчались машины с встревоженными энтомологами.

Прошла неделя. Машина продвигалась вдоль Чу. Научные работники экспедиции изучали природу песчаных барханов.

Своеобразный песчаный мир широким полукольцом охватил Бетпак-Далу с юга и отчасти с запада, вдаваясь языком вдоль рек Чу и Сары-Су. По сыпучему песку всюду проворно бегают дневные фаланги и «отпиливают» своими челюстями головки жукам-чернотелкам. Роскошный зеленый жук-златка летает с таким треском, что вздрагиваешь от неожиданности, когда он пролетает близко. Кое-где громко поют цикады — эти удивительные насекомые с пустым жестким брюшком, которое служит им, как резонатор, для усиления звука.

Но это только около родников и в низинах, а на огромных просторах пустыни царит вековая тишина.

Пока остывал двигатель машины после очередного штурма песчаного заноса, Селевин, Борис и Даукен пошли осмотреть песчаные барханы. За первым же бугром они увидели тонкопалого суслика. Как заяц, большими прыжками зверек быстро умчался вдаль. Тонкопалый суслик не впадает в зимнюю спячку. Суслик уходит от своей норы на целые километры. Если его испугать и он скроется в нору, то бесполезно ждать его выхода: суслик вылезет только на следующий день.