– Это копии, – сказала она. – Оригиналы хранятся под замком. На каждой ленте шестичасовая запись. С шести утра до полудня, с полудня до шести вечера, с шести до полуночи, с полуночи до шести, а потом все начинается сначала.

Она включила видеомагнитофон. Поставила первую пленку. На экране появилось мутное изображение.

– Это вечер среды, – сказала Фрелих. – С шести и далее. Камера, висевшая над головой секретарши, показывала все квадратное помещение. Секретарша была немолода. Седа. В левом нижнем углу изображения указывались дата и время суток. Фрелих нажала кнопку «ПЕРЕМОТКА ВПЕРЕД». Голова секретарши замоталась вниз-вверх. Появился какой-то человек с кипой внутренней почты, свалил ее на стол и удалился. Секретарша начала разбирать почту, шлепая резиновым штемпелем в углу каждого пакета.

– Что это она делает? – поинтересовался Ричер.

– Проставляет время и дату приема, – ответила Фрелих.

– Так, вот Стайвесант уходит домой.

Ричер снова взглянул на экран и увидел, как счетчик времени показал сначала семь тридцать, потом семь тридцать одну. Из кабинета на утроенной скорости выскочил Стайвесант. Рослый мужчина, широкоплечий, чуть сутуловатый, с седыми висками. Тонкий кейс в руке. Видеозапись заставляла его двигаться с абсурдной энергичностью. Он подбежал к столу секретарши. Резко согнулся, что-то сказал и бегом скрылся с глаз. Как только семерка сменилась восьмеркой, секретарша подскочила на месте, и Фрелих опять замедлила воспроизведение, чтобы показать, как секретарша на секунду приоткрывает дверь, ведущую в кабинет Стайвесанта. Секретарша побегала по квадратной комнате, подхватила свою сумочку, плащ и скрылась.

– Когда приходят уборщики? – спросил Ричер.

– Перед самой полуночью, – ответила Фрелих.

Она щелкала кнопками, переключаясь с быстрого воспроизведения на нормальное. В одиннадцать пятьдесят она установила нормальное. В одиннадцать пятьдесят две появились трое уборщиков. Две женщины и мужчина в темных комбинезонах. Все трое выглядели латиноамериканцами. Все трое казались усталыми. Как и любые ночные труженики. Впрочем, выглядели они опрятно и профессионально. Подстрижены коротко. Фрелих остановила картинку.

– Кто они? – спросил Ричер.

– Правительственные служащие, – ответила Фрелих. – Большинство уборщиков в городе работают по договору, от фирм. Однако мы нанимаем собственных. И ФБР тоже. Их должным образом опрашивают и дважды проверяют.

– И все же вы думаете, что письмо пронес кто-то из них?

– Это единственное возможное объяснение.

Она нажала на кнопку «ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ», и уборщики снова начали продвигаться к кабинету Стайвесанта. Дверь за ними захлопнулась. Счетчик отсчитывал время – пять минут, семь, восемь. Потом запись закончилась.

– Полночь, – сказала Фрелих.

Она извлекла кассету, вставила вторую.

В семь минут первого уборщики вышли из кабинета.

– Итак, вы полагаете, что письмо уже лежит на столе, – сказал Ричер.

Фрелих кивнула. На экране уборщики принялись за стол секретарши. Они не пропускали ничего. Черный мешок для мусора раздулся, став вдвое больше. Мужчина приобрел вид немного растрепанный. В шестнадцать минут первого все они удалились.

– Все, – сказала Фрелих. – В следующие пять часов и сорок пять минут никого. Мы просмотрели и третью пленку – с шести до восьми на ней пусто, потом пришла секретарша, а дальше все происходило так, как рассказывает Стайвесант.

– Чего и можно было ожидать, – произнес от двери голос. – И думаю, нашим словам можно верить. В конце концов, я прослужил правительству двадцать пять лет, а моя секретарша, сколько я знаю, и того дольше.

Человеком, стоявшим у двери, был Стайвесант, тут сомневаться не приходилось. Ричер уже видел его на видео. Он был в костюме и при галстуке – это в воскресенье-то. Смотрел прямо на Нигли.

– Вы та женщина с видеозаписи, – сказал он. – Из бального зала.

Затем он перевел взгляд на Ричера и вступил в комнату:

– А вы брат Джо Ричера. Очень на него похожи.

Ричер кивнул.

– Джек Ричер, – сказал он и протянул руку. Стайвесант пожал ее.

– Сожалею о вашей потере, – сказал он.

Ричер кивнул снова.

– Это Фрэнсис Нигли, – сказал он.

– Ричер привлек ее, чтобы помочь нам с аудитом, – вставила Фрелих.

– Это я понял, – отозвался Стайвесант. – Толковый ход. Каковы результаты?

В кабинете наступила тишина.

– Настолько плохо? – спросил Стайвесант. – Что ж, я именно так и полагал. Они должны были найти путь сквозь наш заслон. Я прав?

– Три пути, верных, – ответила Фрелих.

– Очевидно, бальный зал. Вероятно, семейный дом и та дурацкая встреча под открытым небом. Так?

– Так, – ответила Фрелих.

– Давайте перейдем в конференц-зал, – сказал Стайвесант.

Он привел их в довольно просторную комнату, находившуюся в самом центре комплекса. Сел, указал на кресла.

– Я буду говорить прямо, что для меня нехарактерно, – произнес он. – Это, как вы понимаете, вынужденный ход – просто потому, что, на мой взгляд, мы обязаны кое-что вам объяснить. Так что давайте поговорим о бейсболе.

Все молча ждали продолжения.

– Когда я попал в город, «Вашингтонских сенаторов» уже не было, – продолжал он, – так что мне пришлось довольствоваться «Балтиморскими иволгами». Хотя постойте, вы понимаете, в чем уникальность этой игры?

– Продолжительность сезона, – сказал Ричер. – И процент побед.

– Особенность бейсбола, – продолжал Стайвесант, – в том, что стандартный сезон состоит из ста шестидесяти двух матчей. В любом другом виде спорта он может включать пятнадцать, двадцать, тридцать игр. В любом другом виде спорта игрокам начинает казаться, что они способны победить в каждой отдельной игре. И время от времени им это даже удается.

А вот в бейсболе такое невозможно. Даже самые лучшие команды проигрывают примерно треть игр. Президентская охрана в точности то же самое.

– Вы проиграли только один раз, – сказала Нигли. – В 1963-м.

– Нет, – ответил Стайвесант. – Мы проигрываем постоянно. Просто не каждый наш проигрыш столь значителен. Совсем как в бейсболе. Не каждое поражение команды выводит ее из чемпионата. Так и у нас – не каждая ошибка приводит к смерти нашего подопечного.

– Так о чем же вы говорите? – спросила Нигли.

– О том, что, какие бы результаты ни дал ваш аудит, вы должны сохранять веру в нас.

– А что насчет этой конкретной угрозы? – спросил Ричер. Стайвесант покачал головой:

– Вот тут какая бы то ни было прямота меня покидает. То, что Фрелих вообще сообщила вам о существовании некой угрозы, – серьезный промах с ее стороны. Все, что я готов вам сказать: мы перехватываем множество угроз. Однако как мы с ними поступаем – дело секретное. И вы связаны теперь обязательством, покинув это здание, никогда и никому о данной ситуации не рассказывать.

Наступило молчание. Стайвесант ушел в свои мысли. Потом встал, прошел к низкому шкафчику и вынул из него два блокнота. Он положил их перед Ричером и Нигли и снова сел.

– Запишите ваши полные имена, – сказал он. – Даты рождения, номера социального страхования, армейские кодовые номера и нынешние адреса.

Ричер, немного помедлив, вытащил ручку. Нигли пожала плечами и начала писать. Закончил он гораздо раньше нее. У него не имелось ни второго имени, ни текущего адреса. Стайвесант взял блокноты со стола, сунул их под мышку и вышел из комнаты. Дверь громко захлопнулась за ним.

– У меня начались неприятности, – сказала Фрелих. – Да я еще и вас в них втянула.

– На этот счет не волнуйтесь, – откликнулся Ричер. – Он собирается заставить нас подписать некое соглашение о неразглашении, только и всего. Думаю, пошел к машинистке.

Через двадцать минут Ричер взглянул на часы:

– Какого черта он там делает? Сам печатает, что ли? Ладно, дадим ему еще десять минут.