Другую их веселость составляет бегание взапуски Штраусов. Содержание сих животных и заклады о них приводят многие знатные фамилии в бедность. Они столь страстны к игре в кости, что проигрывают детей и жен и видят их поедаемых теми, коим они их проигрывают, если они знатного состояния.

Сие краткое изображение Каглогалянского народа почел я за нужное представить читателю, дабы он мог иметь хотя малое о нем понятие. Я был заброшен на берег их в самое то время, как они заключили мир с Сороками, народом весьма сильным, с коим они весьма долговременную и кровопролитную войну имели, которая обоих народов силу и богатство весьма истощила. Повод подали к тому сами Каклогаляне; они присвоили себе право дать наследника после Императора Хултиния, который был уже весьма стар и бездетен. Но Сороки утверждали, что восприятие Бубогибонианского престола принадлежит их Королю, как сроднику Императора.

Все соседственные Владельцы приступили к Каклогалянам и старались ослабить весьма возраставшую силу Сорок, потому что тем нарушалось равновесие. Ибо владетель их, будучи Государь весьма сильный и честолюбивый, приводил всех в опасность, чтобы не покусился на всеобщую Монархию. Между тем, не соглашались многие из союзников Каклогалян, имеют ли они более права, нежели другие, определять наследника; и если бы сия Монархия досталась сильному Государю, то столь же бы сие было вредно общему благу, как когда бы она была и у Сорок; чего ради хотели разделить ее на части.

Павлин, желая быть Первосвященником всех народов, чего ради и требовал от них дани, называя себя при том раздавателем государств, должен был сносить, что Сороки не платили ему дани. Он жаловался на сию несправедливость и просил Биготеазия, чтобы он Грипеаллиомиту, Королю Сорок, объявил войну, который ему, однако же, в том отказал в рассуждении заключенной с ним пред тем дружбы. Сие так досадно было Первосвященнику, что он возбудил против него бунт, в котором он, будучи свержен с престола, засажен своими подданными в тюрьму, где он и умер. Государство же его отдал Первосвященник с согласия народа одному Принцу, которому в благоразумии и мужестве и в истории мало подобных находится.

Сии войны продолжались 6–7 лет, в которое время Каклогаляне более всех убытка претерпели; и от того пришли они в такие долги, что каждый принужден был стараться выдумывать проекты для сыскания денег, коими бы можно было платить хотя одни проценты.

Сих проектов, кои ежедневно подаваемы были Министру, столько было, что ежели бы он захотел их всех рассматривать, то бы недостало ему времени на другие важнейшие дела, хотя я и должен признаться, что защитник мой, первый Министр, весьма мало в оных трудился. Все его проекты и мысли касались до собственной своей пользы. Ибо я, приходя к нему весьма рано и объявляя всем знатным птицам, приходящим к нему на поклон, что Министр упражняется в весьма важных делах, и для того теперь никого к себе допустить не может, находил всегда, что он вместо того писал о своих Штраусах или об охоте, или о своих строениях, или упражнялся в рассматривании домашних счетов. А хотя я о своем роде и не всегда хорошие имел мысли, однако поступки сего великого Министра подавали мне повод думать, что петухи гораздо корыстолюбивее и маловажнее человека; и они мне так омерзели, что я с тех пор стал почитать их за тварь, которая ни к чему больше не годится, как только на вертел.

Намерения, кои он производил в действо, были чужие изобретения, хотя оными как собственными хвастовался; и могу сказать, что он прежде меня из подаваемых ему проектов всегда выбирал самое худшее.

И так я, будучи уже два года при дворе, получил приказ иметь о сих делах попечение, причем придан мне был титул Кастлеаериана, или рассмотрителя проектов, и за то определено мне жалованья 30000 шпасмов. Первый поданный мне проект состоял в том, чтобы на платье и на штоф наложить пошлину. Однако я его опровергнул для того, что штофная фабрика находится в Каклогалинии, и потому от возвышения цен последует вреде купечеству сего государства; да и Корморанцы, кои делают также штофы, хотя не так хорошие, как Каклогалянские, будут иметь случай чрез дешевую продажу своих товаров привлечь к себе все купечество. Но читатель чувствовал бы величайшую скуку, ежели бы захотел я описать здесь все проекты, и какие на оные делал примечания, о чем всякую неделю объявлял Министру, который всякий раз соглашался на мое мнение.

Многие предлагали, чтоб наложить подать с сажи, с хлеба и с лент; у знатных господ обобрать серебряную посуду и отдать на монетный двор, также запретить носит на платье серебро и золото. Иные хотели наложит подати с карет; иные предлагали, чтоб те, которые носят серебряные или золотые шпоры, также известную подать в казну платили. Но как все сие особливо касалось до богатых, то Министр и не хотел вводить оного; напротив того, нравились ему всего более подати с солнечного света по часам, ибо, установи оную, бедный крестьянин должен был платить за двенадцать часов дневного света, а богатые и знатные, которые обыкновенно спят до полудня, платили бы только за шесть часов. Сверх сего, те, которые пили чистую колодезную воду, должны были за то платить также некоторую пошлину. Сие касалось также только до бедных, ибо богатые и знатнейшие пьют сок из одного дерева, привозимого к ним в землю Бубогибонианцами.

Кто по крайней мере не менее как на сто шпасмов имел недвижимого имения, тот должен был платить всякий год десять шпасмов.

Один подал проект, как из месяца возить золото; сей был весьма хорошо принят, и предложения его снискали великую похвалу. А хотя я сей проект, сочтя вздорным, и помарал крестом, однако сочинитель оного получил награждение, и к сему путешествию сделаны были нужные распоряжения; после чего и ко мне прислали указ в исполнение сего проекта ехать в месяц. Он уверил Министра, что лунные жители на меня походят и что я, конечно, упал из их мира; по крайней мере, сие мнение казалось ему вероятнее того, что им рассказывал я о путешествии моем по морю; и что я сие повествование от себя выдумал из любви в отечеству, дабы в Его Величестве не возбудить охоты привесть оное под свою державу.

Он так уговорил Министра, что все мои противоречия ни мало не помогли. Он мне сказал некогда, что все Философы утверждают, что звери, растения и минералы рождаются и питаются жизненным духом, яко таким изящным существом, которое из всех стихий происходит и может воздухом или огнем назваться, однако в самом деле ни то, ни другое; что сей дух получает действие свое от планет; что все металлы рождаются от сего духа, и разность оных происходит от чистоты и нечистоты матрис, или маток. А понеже действие планет неоспоримо, то месяц, который лежит ближе всех к земле, должен иметь сильнейшее действие, и сколько понять можно, гораздо чище земли, также окружен тончайшим воздухом, в котором жизненный дух всего более обитает; что, наконец, месяц и ко всем планетам всех ближе, а потому, конечно, множество золотых жил имеет. Он ссылался особливо на видимые им там бугры; и что каменные горы почитаются лучшею маткою для жизненного духа; и потому в сем свете необходимо должны быть самые чистые металлы; что сии металлы в рассуждении своей пользы предпочитаются золоту, и что я моим соотчичам, коих сохранить стараюсь, делаю великую обиду, от них отпираясь; понеже от купечества обоих народов обеим землям великая польза должна последовать.

Я ответствовал Его Превосходительству, что ничего столь много не желаю, как чтобы все его предприятия к его и общей пользе совершились; но что могу его уверить точно, что все ему мною о себе сказанное настоящая правда; что я сам не думал, чтобы в месяце были жители, о чем господину выдумщику докажу ясными доводами, в присутствии Его Превосходительства, если он согласится как оные, так и возражения на то выслушать; и что когда Его Превосходительство о успехе сего путешествия точно уверен, то я с удовольствием готов к услугам его жертвовать моею жизнью. «Изрядно, — сказал Министр, — я велю поутру завтра прийти выдумщику, и ты также приди ко мне к обеду; кроме же вас, никого к себе не пущу, и надеюсь, что основательные его доказательства выведут тебя из сомнения. Хотя я верю, что сказываешь мне о себе правду, однако в рассуждении другого недостает тебе довольно обширного разума».

На другой день пришел я к Его Превосходительству и, нашед там помянутого выдумщика, который по оказании мне обыкновенных учтивостей начал говорить мне следующее: «Мне весьма досадно, что в предложениях моих имею соперником того, от особливой прозорливости которого ожидаю важных возражений, коих я, невзирая на все мое прилежное размышление, никак найти не мог. Хотя мне не очень приятно, что мои предложения не приняты, однако буду иметь ту пользу, что научусь чему-нибудь такому, чего я до сих поре не знал. Его Превосходительство изволил мне приказать открыть вам те причины, кои побуждают меня думать, что месяц обитаемый свет. Сей приказ хочу я исполнить, но в свидетельство моего мнения не хочу прежде всего приводить древних Философов как сей, так и соседней земли, кои одного со мною мнения были, потому что о них упомянул я и в моем проекте; но сошлюсь на некоторые ясные доказательства, на коих справедливость моего мнения основывается.

Во-первых, говорю я, что месяц есть непрозрачное, тенистое и земле нашей подобное тело, следовательно, к содержанию своих обитателей таким же определено образом; что же он тело непрозрачное, то можно доказать отражением света, заимствуемого им от солнца».

«Государь мой! — сказал я ему на то, — вы то почитаете подлинным, что еще не совсем доказано; ибо весьма возможно, что месяц сам в себе тело светлое; а сие заключаю я из того, что свет месячный в одно время в разных местах виден бывает; свет же, происходящий от тела, дающего от себя свет единственно отражением лучей, виден бывает только в таком пункте, в котором угол отражения равен углу падения».