Охваченная непонятным желанием убрать эти волосы со лба, Мерседес прекратила сопротивление.

— Так-то лучше, — сказал он.

«Чего уж тут хорошего?!» — подумала она с ужасом. Он, конечно же, заподозрил ее в попытке убить его, а не ласкать.

— А теперь я посмотрю, что с вами сделали. На мгновение она забыла, на что была направлена эта его атака.

— Это синяк, — ответила она. — Я видела его, когда мылась. Уверяю вас, я от него не умру.

Он дал ей высказаться, а потом, будто она ничего и не говорила, поднял чуть ли не до пояса ее нижние юбки и приспустил на левой ноге хлопковые панталоны. На гладкой кремоватой коже красовался синевато-багровый кровоподтек. Сам синяк был размером с соверен, в центре он был почти черным, а ближе к краям был расцвечен всеми оттенками фиолетового.

Колин тихонько присвистнул.

— Это лишь четвертая часть того, что будет завтра.

— Ну что, убедились? — с раздражением спросила она. — Я же говорила вам, что это просто синяк.

Но он не торопился оправлять ее юбки. Он на своем веку видел достаточно всяких ран и догадывался о происхождении этого кровоподтека.

— Кожа на бедре почти проколота. У него было оружие?

Мерседес издала нечто вроде тихого рычания, что красноречиво говорило о степени ее возмущения.

Колин посмотрел на нее с восхищением. Он с опозданием понял, чем было вызвано это рычание, и привел в порядок панталоны и юбки, все еще не отпуская ее рук.

— Теперь лучше?

Мерседес не удосужилась ответить на этот вопрос.

— У него не было оружия, — сказала она. — По крайней мере, он не применял его ко мне. Я наткнулась на что-то, когда убегала от него.

Она подумала, что это достаточно туманно и в то же время удовлетворит его. Не могла же она признаться, что всему виной угол письменного стола, на который она налетела благодаря дядюшке.

Колин посмотрел на нее долгим взглядом, размышляя.

— Вполне возможно, валялась сломанная ветка, — сказал он. — Вам еще повезло, что она не проткнула вам ногу.

— Да-да, я непременно буду поминать это в своих вечерних молитвах.

Ее язвительный тон, который мало сочетался с ее благовоспитанностью и благородством манер, развеселил его.

— Нельзя сказать, чтобы ваше остроумие чрезмерно пострадало от переживаний этой ночи.

— На меня напали не из-за моего остроумия, — ответила она.

Мерседес замолчала, увидев прямо над собой темные глаза Колина. Он всматривался в ее лицо, новым, заинтересованным взглядом окидывая волосы, лоб и брови. Слегка наклонив голову, он изучал форму ее носа, ушей и овал ее щеки. Теперь его глаза задержались не на ушибленном подбородке, а на губах. И Мерседес почувствовала, как они сами собой приоткрылись, когда она наконец перевела долго сдерживаемое дыхание.

Он встретился с ней глазами, и она заметила, что взгляд у него совсем не отсутствующий, как раньше, — в нем появилась какая-то теплота.

— Скажите правду — зачем вы вернулись сюда? — спросил он.

Его голос вдруг стал хриплым, и это удивило Мерседес больше, чем сам вопрос.

— Я уже говорила вам, — ответила она. Его голова наклонилась еще ниже.

— Я помню, что вы мне сказали.

Мерседес прикусила нижнюю губу. Он дал ей понять, что она не сказала ему правду, — так оно и было, но это совсем не то, о чем он, кажется, подумал.

— Значит, вы плохо меня слушали. Колин покачал головой:

— Черта с два!

Она не смогла увернуться от поцелуя. Мерседес не верила, что это случится, пока не почувствовала его губы на своих губах. Даже в самый последний момент она была уверена, что он просто берет ее на пушку. Только потом она поняла, что Колин Торн и не думал блефовать.

Это не был ее первый поцелуй. Бывало, что ее целовали насильно, несколько раз она сама этого хотела. Однажды она даже целовалась лежа. Но сейчас было совсем другое, и то, что у нее была возможность сравнить этот поцелуй с другими, дало ей повод перестать сожалеть о тех, прежних.

Губы Колина были горячие и сухие. Первое прикосновение было осторожным, будто он боялся ее испугать. И когда она не отстранилась, он прижался к ее рту сильнее и жестче. Кончик его языка раскрыл ей губы.

Мерседес почувствовала, как всю ее пронизало новое, острое ощущение. Ее пальцы в руках Колина, который все еще удерживал ее запястья, медленно разжались. Она закрыла глаза.

Он провел языком по ее нижней губе, нежно покусывая ее. Удерживаясь на весу, Колин чувствовал, как волнуется под ним ее расслабленное, вдруг ставшее послушным тело. Отпустив пальцы, он теперь удерживал ее лишь тяжестью своих ладоней.

Его поцелуй проникал в нее все глубже и настойчивее, и она не сопротивлялась. И теперь только время решало, превратится ли то, что он проделывает сейчас с ней, в то, что они будут делать вместе.

Мерседес вдруг ответила на его поцелуй. Она вытолкнула его язык своим и осторожно провела им поверх его зубов. Почувствовав, что она осмелела, он придвинулся к ней плотнее. Он коснулся ее одним бедром, но их тела еще разделял тончайший просвет. Она вся изогнулась, пронизанная наслаждением, и ее грудь коснулась его груди.

Задыхаясь, она прервала поцелуй и лихорадочно глотнула воздух. Но его рот, более настойчивый и требовательный, снова нашел ее губы. Колин вытянулся во весь рост рядом с ней. Согнутым коленом он пытался раздвинуть ей ноги. Она тоже подняла колено и, как бы ища опору, потерлась икрой о его бедро. И тут же она, упершись пятками в матрас, вся поднялась навстречу ему.

Колин стал покрывать поцелуями ее щеки, подбородок и шею. Он всасывал ее кожу, нежно покусывая. Оставив, наконец, в покое ее запястья, он медленно скользил ладонями вдоль ее рук к плечам. Кожа на сгибе ее рук была нежная, как у младенца.

Почувствовав свободу, Мерседес подняла руки. Запустив пальцы ему в волосы на затылке, она ворошила бледно-золотые пряди. Острые ноготки царапали кожу на Шее. Кончиками пальцев она чувствовала, как дрожь пробегает по его спине.

У Колина были шершавые пальцы и мозолистые ладони. Его прикосновение к голым плечам и рукам Мерседес было щекочуще-приятным. Он нежно поглаживал ее по внутренней стороне рук и по груди. Мерседес сладко вздохнула, когда его губы снова нашли ее рот.

Она уперлась ему в плечи, и он сразу понял, чего она хочет. Он с готовностью перекатился на бок, потом на спину, увлекая ее за собой, пока она не очутилась наверху. Поймав его за запястья, она раскинула в стороны его руки. Она сделала это без всякого усилия. Колин сдался в плен добровольно и нисколько не сопротивлялся, когда она закрыла ему рот страстным поцелуем.

Она медленно поднялась над ним. Ее серые глаза странно блуждали… Скользнув пальцами вдоль его рук к плечам, она уперлась ладонями ему в грудь. Нижние юбки взметнулись вокруг, как солнечная корона, и, широко расставив ноги, она крепко обхватила его бедрами.

Колин сильно прижал ее к себе, его пальцы почти сомкнулись на ее тонкой талии. Он видел, как она резко запрокинула голову и выгнулась дугой, обнажив шею и выставив вперед грудь. Изящно вскинув к шее тонкие руки, она провела пальцами по тонким ключицам. На ее губах блуждала загадочная улыбка сирены.

Сильным движением Мерседес откинула растрепанную косу через плечо за спину, так что ее конец хлестнул его по пальцам. Он схватил ее за косу в тот самый момент, как она выхватила нож.

Она сделала бесполезный удар по воздуху, потому что Колин накрутил косу на кулак и рванул ее назад. Она не сдавалась, а, уклонившись в сторону, попыталась поразить свою цель. Конец лезвия задел его плечо и полоснул по груди, разрезая рубаху и оставляя за собой алый след.

Колин еще сильнее дернул ее за волосы. От его рывка она опрокинулась навзничь и отлетела на край матраса, чуть не свалившись на пол. Она представила себе, как она падает, а Колин продолжает тянуть ее за волосы и она кричит от ужаса и боли, чувствуя, как с нее снимают скальп. Даже мимолетная мысль о такой боли заставила ее затихнуть,