Светозара нравилась Стояну, но он не решался заговорить с ней, чувствовал смущение при встрече. Когда не видел её, подбадривал себя, давал слово не молчать. Накануне отъезда Стоян увидел Светозару в саду, подошёл к ней. Тихонько напевая, она плела из цветов венок. Поручик залюбовался проворными движениями её пальцев. Венок получился тугой и красивый. Неожиданно девушка надела его на шею Узунову и рассмеялась.

Стоян осмелился, сказал:

– Мой дед, граф Узунов, привёз жену из вашей страны, Светозара. Неужели и мне судьба пошлёт такое счастье?

Светозара глянула на него большими, полными слёз глазами, и было в них столько нежности и радости, что Стоян растерялся. А она ушла, прошептав едва слышно:

– Аз ште те чакам.

Весь оставшийся день поручик находился под впечатлением встречи с девушкой. Он был самым счастливым человеком на земле, ибо догадался – Светозара сказала: «Я буду ждать…»

Наутро резерв выступил в Великое Тырново. Николов остался ещё в Систово.

Шайка башибузуков кривого Селима орудовала у Систово. От Дуная, не вступив в бой, она спешно уходила к Тырново.

Сначала дорога пролегала вдоль по течению реки Лома, а к юго-западу у Бялы перешла в долину Янтры.

Сотни полторы башибузуков в конном строю следовали за своим предводителем. Кривой Селим, покачиваясь в седле, единственным глазом насторожённо ощупывал дорогу и окрестности. Долина – безлюдна. Шумит Янтра, неся свои воды в Дунай, бурлит в камнях у берегов.

У Бялы через Янтру новый каменный мост о двенадцати пролётах. До ущелья Самовода частые курганы, а от Самовода начались горные ущелья, ведущие к центральному хребту Балкан.

Миновали монастыри: на правом берегу Янтры – святой Троицы, на левом – Преображения. Безлюдные запущенные православные монастыри.

Мрачен взгляд Селима. Гяуры гонят армию великого султана, как стадо баранов. Селим чувствует, как Передовой отряд генерала Гурко наступает им на пятки.

Жарко. Кривой Селим феской[48] отирает пот с лица и снова нахлобучивает её на бритую голову. Недобрые мысли у Селима. Война с Россией началась неудачно для Порты. Потерять Болгарию для Турции – равно Селиму лишиться последнего глаза.

Кривому Селиму, не забывшему своё безрадостное детство на окраине Стамбула, Болгария – райская земля. Здесь он и его башибузуки уже успели набить свои хурджуны.

В тени разлапистых чинар у реки шайка сделала привал. Стреножив коней, разожгли костры, освежевали баранов. Над долиной потянуло жареным мясом.

Селим умылся, отёрся полой длинной рубахи, уселся на траве, скрестив ноги. Ему подали зарумяненный бараний бок. Орудуя ножом, Селим ел жадно, не успевая пережёвывать. Ему казалось, он никогда не насытит своё тощее брюхо.

На окружающий мир Селим смотрел единственным глазом, и мысли его не шли далее того, чему учил Селима мулла. Мулла читал святой Коран и советовался с аллахом; аллах говорил с народом устами муллы.

«Не имей жалости к неверным. Чем больше ты убьёшь их, тем быстрее твоя душа вознесётся в кущи блаженного рая».

Рай в представлении Селима был подобен дворцу и огромному саду главаря всех башибузуков досточтимого юзбаши Ахмед-Юнус-бея, жившего в Адрианополе. У юзбаши Селим с другими предводителями отрядов башибузуков побывал накануне войны. Ахмед-Юнус-бей, седобородый старик с лицом цвета печёного яблока, благословил башибузуков на уничтожение гяуров.

И Селим во всём следует советам муллы и юзбаши. Он не ведёт счёт жертвам. К чему? Аллах видит старания Селима и воздаст ему должное милостями своими.

Сердце кривого Селима не дрогнет, а ятаган остёр, как бритва, даже тогда, когда глаз видит красавицу гяурку. Селим знает: кончится война и он увезёт в Стамбул ту, которая приглянётся ему. Мулла освятит его брак, и болгарка родит ему сына.

– О, машалла![49] – Кривой Селим довольно потирает ладони.

Пока же башибузуки убивают и режут гяуров, как овечек, стоны и проклятия неверных сладкой музыкой отдаются в душе Селима. Он улыбается. Сегодня на рассвете его шайка оцепила деревню. Местные крестьяне ожидали братушек, а пришёл он, Селим, как кара, какую творил пророк. И никто из той деревни теперь не увидит урусов.

Улёгся кривой Селим на кошму, прикрыл глаз. Журчит вода у берега Янтры, убаюкивает. Набежал освежающий ветерок и тут же рассыпался в кроне чинары. Его дуновение коснулось заросшего щетиной лица Селима, чем-то напомнив ему родное селение. Он вспомнил давно забытое лицо матери…

Пробудился Селим в тревоге. Метались башибузуки, вьючили коней, подтягивали подпруги. Селим догадался: урусы поблизости.

Вскочив в седло, кривой Селим погнал коня. За ним, нахлёстывая лошадей, с криком уносились башибузуки.

Утро только началось, а оперативное совещание при главнокомандующем подходило к концу. Генерал Гурко заканчивал свой доклад. Вывод был неутешительным. По данным рекогносцировки, проведённой накануне заместителем Гурко генералом Раухом, турки усиленно охраняют Шипкинский и Твердинский перевалы. Попытка выбить их потребует длительного времени и больших сил.

– У Хайнкиея они нас не ожидают. Именно здесь мы и решим спуститься в Долину Роз, – сделал вывод Иосиф Владимирович Гурко и посмотрел на главнокомандующего.

– Но, как мне известно от полковника Артамонова, данный перевал труднопроходим, – заметил Непокойчицкий.

– Верно, – согласился Гурко. – Однако генерал Раух считает, а я полностью разделяю эту точку зрения, возможным исправить путь с помощью сотни уральцев и конно-сапёрной команды. Обоз заменим вьюками, а пушки пронесём на руках.

Главнокомандующий слушал, не прерывая. Гурко обратился к нему:

– Ваше высочество, в штабе Передового отряда разработаны два варианта действий после выхода в Забалканье.

Николай Николаевич вопросительно поднял брови:

– Именно?

– Случись, силы противника окажутся значительными, ограничимся обороной южных выходов Хайнкиейского перевала. Если Бог милует, после достаточной разведки ударим на Казанлык, разобьём резервы неприятеля и угрозой с тыла принудим турецкие войска, обороняющие Шипкинский перевал, покинуть свои позиции.

– Ваше мнение? – обратился главнокомандующий к присутствующим.

Поднялся полковник Артамонов:

– План генерала Гурко считаю обоснованным. Отряд будет обеспечен болгарскими проводниками. Разведкой это уже подготовлено.

– Прекрасно. Как вы считаете? – Главнокомандующий посмотрел на начальника штаба.

Непокойчицкий проявил сдержанность:

– Командиру Передового отряда отвечать за план. У нас нет оснований сомневаться в выводах генерала Гурко и его заместителя генерала Рауха.

Командир Рущукского отряда цесаревич Александр улыбнулся иронически.

– Вам придаётся болгарское ополчение, – заметил главнокомандующий.

– После того как мы отбросим от перевала турецкие таборы, дружины генерала Столетова обеспечат его охрану, ваше превосходительство.

– Вашему кавалерийскому отряду, генерал, мы придадим для содействия полк 9-й пехотной дивизии. Полк прибудет в Тырново в десять утра двенадцатого июля.

– Позвольте, ваше высочество, после овладения Шипкой поступать на месте согласно обстановке?

– Что вы имеете в виду?

– Развивать стратегическое наступление на юг, в сторону Новое Тырново и Семенли.

– Я ценю ваше рвение, Иосиф Владимирович, и доблесть солдат вашего отряда. В целом план перехода Хайнкиея и последующие операции мы одобряем. Но продвижение глубоко на юг запрещаем. Сегодня военный министр довёл до моего сведения: из нашего посольства в Париже получено сообщение, что турецкое командование перебрасывает морем из Черногории тридцатитысячную армию Сулейман-паши. Она, естественно, будет брошена против вас, Иосиф Владимирович.