Ослепительный паркет коридора. Отделанные пластиком стены, отраженные в них огни плафонов.

Секретарша, в больших очках, одетая, как и все в офисе, по-европейски в белой кофточке и узкой макси-юбке, тотчас узнала Иесуке и закивала в знак того, что шеф ждет его.

У дяди все было толстым и тяжелым. Тучная фигура, заплывшее лицо с тремя подбородками, брови - две толстые запятые, поднятые к вискам, толстые усы, опущенные скобками по обе стороны толстогубого рта, очки с толстыми стеклами. Он снимал и клал их на тяжелый стол, щурясь близорукими глазами на неимоверной тяжести несгораемый сейф, который без подъемного крана не вытащить...

Матсубиси встретил племянника без особой радости, хотя вежливо справился о здоровье, подняв от деловых бумаг тяжелый взгляд и указав на тяжелый стул напротив, выразительно жесткий. "Посидел, сделал дело - уходи!"

- Иесуке, - начал дядя, - твои почтенные любящие родственники очень недовольны. Ты не оправдал возложенных на тебя надежд, извини. Ты должен перенять у европейцев их приемы, а ты вместо этого стал демонстрировать им свои, которые более уместно применить здесь, на родине. Это не бизнес, извини.

- Я не мог поступить иначе. Я старался спасти великого русского ученого.

- При помощи столь же великой русской женщины?

- Скорее молодой, самоотверженной.

- Я слышал, что ты занялся изучением русского языка?

- Да, дядя, извините. Это "метод погружения". Мы, изучающие, на долгий срок совершенно отключаемся от всего нам знакомого. Мы говорим только по-русски, пишем по-русски, читаем их книги, слушаем русскую музыку, поем русские песни, более того, мы думаем по-русски и даже видим русские сны. Я несколько раз видел Москву. Извините.

Дядя откинулся в кресле, взял в руки очки и, покусывая их дужку, задумался:

- А ты хотел бы увидеть ее не во сне?

- Разумеется, почтенный дядя.

Матсубиси опять погрузился в размышление. Потом вяло заговорил:

- Мои друзья по бизнесу, - Иесуке Танага знал, что дядя связан с военной базой американцев на Окинаве, - могли бы оценить твое знание русского языка. Я ведь угадываю твое тайное желание. Оно тоже может оказаться полезным. Поэтому ты примешь участие в конкурсе изучающих русский язык и получишь премию - поездку в Москву.

- Но если мне ее не присудят? - усомнился Танага.

Дядя выразительно хмыкнул и тяжело поднялся со своего места. Аудиенция закончилась, и оба низко кланялись друг другу. Дядя, тяжело ступая слоновьими ногами, проводил племянника до двери.

Иесуке понял, что на него делается ставка.

Лифтер, открывая перед ним дверцу, с почтительной улыбкой пожелал ему успеха.

"Языковое погружение" закончилось, и Танага принял участие в конкурсе, получил там словно заготовленную для него премию, хотя был не из самых лучших знатоков русского языка, и... приехал в Москву.

Он видел ее лишь во сне и совершенно не знал города. Тем более не представлял, как найти Анисимова и Аэлиту.

И как всегда принято считать, ему помог случай, который отнюдь не был случайностью. К столику японца в отеле "Метрополь" подсел американский журналист Генри Смит.

Они вместе любовались мраморным фонтаном в ресторанном зале, плавающими в нем "красными рыбами", которых услужливые официанты по заказу вылавливали сачками, наблюдали за пестрой разноязычной толпой туристов и разговаривали, по-английски.

Генри Смит восхитился знанием Танагой русского языка. Он побывал на Окинаве и общался там с японскими бизнесменами, но не выучил по-японски ни слова. А тут - свободное общение с русскими! Когда же Смит узнал об интересе Танаги к искусственной пище и ее создателям, восторгу его не было границ. Он готов был оказать Танаге любую помощь - он знал Москву и русских людей. Иесуке Танага, растерявшийся в чужой стране, рад был предложенной помощи расторопного американца.

Генри Смит поговорил по телефону со своим "русским другом", как он сказал, с которым познакомился в Риме, и узнал от него адрес института академика Анисимова. К сожалению, самого академика в СССР не оказалось, он уехал на Ассамблею ООН в Нью-Йорк, но его заменяет профессор Ревич, "русский друг" попросит его принять Иесуке Танагу. Но... американский приятель почему-то попросил Иесуке Танагу не выдавать в институте своего знания русского языка.

- Значительно удобнее слушать, что при вас будут говорить русские на своем родном языке, не подозревая, что вы их понимаете. Это может пригодиться и вам... и нам, - многозначительно добавил Генри Смит.

Японец, благодарный Генри Смиту за помощь, пообещал говорить в институте по-английски, мысленно решив, что русским языком он воспользуется, когда дойдет дело до осуществления сокровенной мечты.

Так Иесуке Танага попал в кабинет профессора Ревича, который временно замещал академика Анисимова.

Ревич вышел из-за стола, низко (совсем по-японски) кланяясь посетителю. Иесуке тоже кланялся, удивляясь, какими сходными оказываются обычаи в его стране и здесь.

Говорили по-английски. Японец интересовался миссией академика Анисимова в Нью-Йорке, и, поскольку она освещалась всей мировой печатью, профессор Ревич не делал из нее никакого секрета.

Геннадий Александрович Ревич любил внешние эффекты. Разговаривая с японцем по-английски, он вспомнил "пир знатоков" и Аэлиту, так поразившую всех своим знанием японского языка, и решил блеснуть перед японцем русским гостеприимством. Дама-референт по его просьбе тотчас пригласила младшую научную сотрудницу Толстовцеву. Танага не знал фамилии Аэлиты и, хотя и понял обращение профессора к референту, не догадался, кто появится в кабинете.

Когда вошла Аэлита, он онемел, не мог произнести ни слова ни на своем родном, ни на одном из знакомых ему языков.

Аэлита узнала Танагу и несказанно обрадовалась:

- Это же доктор Танага! Как я рада вам, Иесуке-сан! - сказала она на японском языке, по-европейски протягивая гостю обе руки, и, обернувшись к Ревичу, добавила по-русски: - Представьте, это тот самый доктор Танага, который спас от смерти нашего Николая Алексеевича в Германии!

- Ну что вы! Это сделали больше вы, нежели я, - на приличном русском языке произнес Танага и спохватился.