— Да уж! — поежился я, представив несущийся локомотив.

Григорий Алексеевич открыл дверцу стола, вытащил миниатюрные весы. Потом гильзы, пули и коробку пороха.

— Вот! Даже порох старинный. Не говоря уж про старинность всего остального.

— А это для чего? — кивнул я на весы. Профессор округлил глаза:

— А еще военный журналист. Как же закатывать патроны, не зная меры пороха? Пересыплешь — и рванет так, что без руки останешься.

— Так вы еще и стреляете из него?

— А как же! Смак! Лучше всякого секса.

Если бы мне сказали тогда, чем обернется наше знакомство с профессором, я бы пристрелил его на месте. Из этого же пистолета. Благо тот был под рукой.

— Ну, ладно! — Григорий Алексеевич убрал раритетные игрушки. — Вообще-то я позвал вас, Леша, не за тем. Это все, так сказать, в порядке наведения мостов дружбы. Но главное вот в чем! — Профессор снова вздернул палец. — Мне очень хочется показать кое-что совсем уж необычное.

— Так показывайте!

— Это не здесь.

Мы приехали к станции метро «Орехово-Борисово» на такси. Причем платил Григорий Алексеевич. Я не возражал. Спустились в переход. Плотная толпа извергалась из подземки равномерными потоками. Из торговых палаток вдоль стены подземного перехода неслась музыка — бойкий стук ударника и виртуозная перебежка пальцев по гитарным струнам. Посреди людского потока плясала старая бомжиха. Покачивая бедрами под халявное музыкальное сопровождение, она то поднимала, то опускала руки, словно русалка из болота, куда заводы сливают химические удобрения. Люди огибали ее со всех сторон.

…Мимо нас в сторону центра пробегал уже третий поезд. Григория Алексеевича интересовал почему-то первый вагон приходящих составов. Он внимательно осматривал их борта, меленько вздыхал, что-то шептал под нос, сверял свои часы с табло над тоннелем. Со стороны выглядело, будто профессор назначил свидание с электричкой.

— Уа! — вдруг завопил он. — Вагон номер 57983456! Видите, Алексей, характерная ссадина на борту. Я запомнил! Молодцы ребята!

— Мы садимся или как? — раздраженно спросил я.

— Дада! — в одно слово проорал профессор, и мы влетели в вагон.

Мы уселись на свободное место возле второй двери от головы вагона. Судя по лицу Григория Алексеевича, эту позицию он тоже выбрал неспроста.

— Объясняю в чем дело, — с усилием говорил Григорий Алексеевич, перекрывая тоннельный шум, — нам нужен вагон под номером 57983456, поскольку тут происходит аномалия.

Сдается мне, самая большая аномалия — сам профессор!

Григорий Алексеевич взял меня за рукав:

— Я не сбрендил! Вагон действительно необычен. Просто я звонил знакомым из метрополитена, и они мне сказали, что примерно в это время вагон под таким номером выйдет на линию. Я боялся пропустить его… Теперь сама интрига. Этот вагон, особенно это место, — он указал на двери напротив, — имеет притягательную силу… И не надо, вот не надо ковырять меня выразительными взглядами! Сейчас сами увидите, Алексей!

Состав шел к центру. Вагон постепенно наполнялся пассажирами. Люди рассаживались по свободным местам, становились у дверей. Но ни один из них не занимал места напротив нас.

На следующей станции вошел человек огромного роста, за два метра. Головой он скреб потолок и старался избежать встречи с плафоном.

Профессор указал на него взглядом. Высокий пассажир встал ровно у той двери, напротив которой мы сидели. Прорвав тем самым колдовскую блокаду. Свободное место с краю тут же заняла толстая тетка. Словно увидела его только что.

— Сейчас будет продолжение, — шепнул Вяземский. — А чтобы вы, Леша, не подумали, будто я сочиняю на ходу… Вот что произойдет дальше… Сейчас тетка выйдет из вагона. «Гулливер» сядет на ее место. Его место у двери займет еще одна каланча. Потом, на следующей станции, первый «гулливер» покинет вагон, второй сядет на его место, а возле двери встанет третий. И они так будут меняться раз пять.

Поезд влетел на станцию и затормозил. Часть пассажиров вышла, а вместе с ними и толстая тетка. «Гулливер» сел на ее место. И тут же в вагон зашел еще один пассажир неимоверного роста. Он встал, как и предсказывал профессор, возле двери. На следующей станции первый вышел, второй занял его место, и зашел третий, который также встал у двери.

У меня голова пошла кругом. Эти высоченные люди явно не знали друг друга. Тогда что? Розыгрыш профессора? Но зачем? Какой смысл устраивать сложный спектакль?

До «Тверской» в вагоне возле заветной двери побывало семь высоких пассажиров. Мы вышли ва «Тверской», в переход на «Пушкинскую».

— Сегодня они даже перевыполнили план! — отметил Вяземский.

— Что это было, профессор?

— Самый настоящий феномен. Загадка! Именно в этом вагоне, именно у этой двери, всегда, ну или почти всегда, — он произвел в уме какие-то расчеты, — примерно после шести часов вечера происходит круговорот «Гулливеров». Пассажиры эти всегда разные. Иногда, но очень редко, попадаются одни и те же. Но все они опять же неизменно становятся именно в этом вагоне, именно возле этой двери.

— Может, у них игра такая?

— Какая игра?! Я заметил это явление совершенно случайно. Пару месяцев назад.

— Около месяца назад вы были в Чечне, — напомнил я.

— В Чечне я пробыл всего пять дней. На результат наблюдений никак не влияет. Так вот, я выяснил, что эти люди друг друга не знают. Не состоят ни в каком клубе типа: «Гулливеров должно быть много».

— Тогда в чем же тут дело?

— Вот и я думаю — в чем? Но пока никаких логичных объяснений не нахожу.

— А почему бы вам самому не поинтересоваться у них, зачем они становятся именно возле этой двери?

— Спрашивал-спрашивал. Одного, другого, третьего. Они на меня как на идиота смотрели.

Профессор потянул меня в сторону подошедшего поезда:

— Едем до «Пролетарской». Там выходим, смотрим и действуем по обстановке.

— Что, опять «Гулливеры»?? Или теперь карлики?

— Ни то ни другое. Но не менее интересно.

Я вообще-то ненавижу загадки. Наверное, поэтому всегда стараюсь их разгадать.

На «Пролетарской» Вяземский стал шнырять по платформе. Потом потащил меня на улицу.

Возле выхода из метро — стена торговых палаток. В расщелинах между ними торговали с рук зеленью, фруктами, а кое-где и мясом. Уж не знаю, что за самоубийцы покупают летом мясо на улице, но Григорий Алексеевич безмерно обрадовался и устремился к торговцам. Увлекая меня за собой. Он протиснулся между палаткой и ящиком, изображающим прилавок, и заглянул за угол.

— Ага! — сказал профессор уличающим тоном. — Собаки!

Ну да, собаки. Стая бродячих собак отдыхает на лужайке. И что?

— Хотите сказать, тут торгуют собачьим мясом? — спросил я.

Продавец мясом недобро засопел:

— Не уйдешь сейчас, мне придется торговать человечьим мясом. И вы оба станете поставщиками!

Весельчак!

— Человечина слишком соленая, — обронил профессор. — Уходим, уходим. Уже идем. Идемте, Алексей!

— Ку… Куда?

— За ними! Разве не видите?!

Вижу. Собаки дружно, как по команде, встали и засеменили по ступенькам в метро. Я насчитал их пять. Они прошли по одной через турникет, избегая взгляда дежурной. Потом сгруппировались на платформе. Обнюхались, словно провели краткое совещание, и разбрелись по перрону.

— Стоим, наблюдаем, — уголком губ проговорил Вяземский.

Прибыл состав. Из вагонов повалил народ. Пес, что был к нам ближе всех, дождался, пока выйдут пассажиры. Шмыгнул в вагон и встал сбоку от дверей, дабы не мешать пассажирам совершать посадку-высадку на последующих станциях.

Мы зашли.

Никто из пассажиров на одинокого пса не обратил внимания. Он тоже не интересовался попутчиками. Уткнулся в стенку вагона и время от времени возюкал по морде розовым языком.

На следующей станции — «Волгоградский проспект» — пес посторонился и выпустил редких пассажиров. Вокруг этой станции жилых домов мало, больше предприятий.