В начале следующего года Балдуину III принесли известие, что на юг, на зимний выпас близ Баниаса, что у северных пределов Галилеи, ведут грандиозные отары овец и табуны лошадей. И здесь его осенила мысль, приличествующая скорее Рейнольду Шатильонскому, нежели королю: он решил, что упускать столь удобный случай поживиться просто грешно, и повел конный отряд на север, где частью перебил, частью прогнал пастухов и пригнал домой тысячи голов скота, чтобы продать на христианских рынках.

Сирийцы воззвали к Hyp ад-Дину, который просто не мог закрыть глаза на разбойничий набег, лишивший его подданных законного достояния. Он ответил тем, что повел войско к Баниасу, осадив город и его замок. Город покорился без проблем, а вот замок на горе причинил не в пример больше хлопот. Пролетело довольно времени, чтобы позволить Балдуину прийти на выручку с армией, включавшей около четырех сотен рыцарей-тамплиеров под командованием Великого Магистра де Бланкфора. Hyp ад-Дину были нужны бандиты, а не замок, так что, подпалив город, он отступил в горы, беспрепятственно пропустив Балдуина.

Справившись с пожаром и восстановив стены, Балдуин повел армию обратно в Иерусалим. Только этого Hyp ад-Дин и ждал. Его лазутчики проследили, как христианское войско двинулось вдоль долины Иордана, а раз Балдуин направился домой, Hyp ад-Дин мог загодя выбрать позиции на пути колонны христиан и расставить свои войска в укрытии, подготовив грандиозную засаду. Сами того не ведая, христиане прямиком попали в расставленные мусульманами силки.

Огромные литавры подали сигнал к атаке, и тотчас же христиане оказались в окружении. Со всех сторон на них ринулись превосходящие силы противника. Балдуину с отрядом телохранителей удалось вырваться из смертоносного кольца, но тамплиеры не получили приказа, дававшего им право отступить. Когда сражение подошло к концу, свыше трехсот рыцарей сложили головы или получили ранения на поле кровавой сечи. Еще около восьмидесяти – и Великий Магистр де Бланкфор в том числе – попали в плен. Их провели по улицам Дамаска под ликующие вопли и насмешки мусульман, издевавшихся над их красными крестами. И снова иерусалимским тамплиерам пришлось взывать к европейским прецепториям с мольбами об экстренном подкреплении.

Военное противостояние христиан и мусульман продолжалось. Они успешно сдерживали взаимные поползновения и при том ухитрялись уклоняться от решительного сражения. К счастью для Балдуина, турки-сельджуки на севере были чересчур заняты войсками Византийского императора, чтобы нападать еще и на католиков. При этом Балдуин не знал, до какой степени можно полагаться на помощь императора Мануила, – да и стоит ли вообще на нее рассчитывать, – все еще серчавшего из-за бойни, устроенной на императорском Кипре алчным Рейнольдом.

Благоразумие требовало крепкого союза между православными греками и римскими католиками, и потому Балдуин отправил к Мануилу в Константинополь послов с просьбой посватать за него невесту из греческой царственной фамилии. Согласившись, Мануил избрал на роль королевы Иерусалимской свою племянницу Теодору. И, дабы скрепить договор, дал за ней в приданное сто тысяч золотых, да десять тысяч сверх того на роскошную королевскую свадьбу. Как только Балдуин выразил согласие по всем пунктам, в сентябре 1158 года Теодора отправилась с пышной свитой к будущему мужу. Несмотря на юные лета – ей исполнилось всего тринадцать – классическими чертами и фигурой она походила на греческую богиню. Невеста повергла Балдуина почти в такой же восторг, как и ее баснословное приданое.

Мануил же, надумав навестить нового родственника лично, решил заодно продемонстрировать по пути могущество империи, заявив свои исконные права на Антиохию и лично разделавшись с князем Рейнольдом. Сопровождавшая императора огромная армия вышвырнула армянских владык из Киликии, а князь Торос, помогавший Рейнольду в разграблении Кипра, бежал в горы. Всерьез убоявшись за свою жизнь, Рейнольд отправил императору уведомление, что готов уступить антиохийскую цитадель византийскому гарнизону. Когда же император ответствовал, что одной лишь сдачей города Рейнольду не смыть тяжкой обиды, причиненной империи кровавым побоищем на Кипре, тот и вовсе впал в панику. Впрочем, беспринципный авантюрист Рейнольд не брезговал ничем, совершенно пренебрегая мнением окружающих. Когда он был на коне – он помыкал, а оказавшись под конем – пресмыкался.

Как только Мануил в компании короля Балдуина разбил лагерь неподалеку от Антиохии, Рейнольд уже был готов в буквальном смысле ползать в пыли у его ног и поспешил в лагерь Мануила – босиком, облачившись в рубище подобно кающемуся грешнику, где униженно, с понуренной головой и согбенной выей прошествовал сквозь толпу гостей, созванных Мануилом, в числе коих находились посланники Hyp ад-Дина и халифа Багдадского. На глазах у своих друзей-тамплиеров Рейнольд униженно и смиренно приблизился к трону и распростерся ниц, уткнувшись лицом в пыль.

Продержав его в этом уничижительном положении какое-то время, Мануил объявил условия, при исполнении которых дарует Рейнольду Шатильонскому жизнь: цитадель Антиохии передается грекам в любое время по первому же требованию; Рейнольд обязан поставлять армии императора людей и провизию; религиозной жизнью Антиохии должен управлять православный, а не католический патриарх. Рейнольд, испытав огромное облегчение оттого, что не придется прощаться с жизнью, охотно согласился. А пару месяцев спустя, когда император с торжественной процессией въехал в Антиохию в Светлое Христово Воскресение 1159 года, пеший Рейнольд вел императорского коня под уздцы, так что все горожане ясно увидели, кто тут всему голова.

Из Антиохии Мануил повел войска на восток, к мусульманским державам. Католики возликовали, решив, будто император вознамерился воевать вместо них, но их ждало разочарование: Мануил преследовал собственные цели. Ему было куда важнее защитить собственный стольный град Константинополь, для чего он и пошел на союз с Hyp ад-Дином. В обмен на обещание Мануила не поднимать оружие против него, Hyp ад-Дин согласился выступить в поход против самых ярых мусульманских противников Византии – турков-сельджуков. Сверх того он согласился выпустить из заточения шесть тысяч пленных христиан, заполнивших его тюрьмы – по большей части германских крестоносцев, захваченных во время Второго крестового похода.

Зная, что католики дружелюбны к грекам только когда нуждаются в их помощи, Мануил заботился лишь о собственных интересах, вовсе не желая видеть их сильными и уверенными, избавленными от страха перед врагами. Впрочем, крестоносцам тоже перепали кое-какие выгоды: пока Hyp ад-Дин воевал с турками, давление на Иерусалимское королевство несколько ослабилось. А среди узников, получивших свободу по уговору, был Великий Магистр де Бланкфор и его восемьдесят рыцарей-тамплиеров. Но стоило императору Мануилу отбыть в Константинополь, как раскаяние и смирение Рейнольда улетучились без следа, а сам он, стряхнув лохмотья смиренника, стал прежним собой. Каждую осень мусульманские пастухи перегоняли свои стада с гор на зимовку в просторную долину Евфрата, и Рейнольд понимал, что это прекрасная возможность поживиться, ведь гуртовщикам нипочем не выстоять перед профессиональными солдатами, что прекрасно и доказал король Балдуин. И вот осенью 1160 года Рейнольд повел кавалерию в долину и начал захватывать стадо за стадом.

Весьма довольный своими успехами, он тронулся в обратный путь с тысячами голов лошадей, овец и крупного рогатого скота. Будь на его месте человек менее самодовольный, он бы сообразил, что кто-нибудь из пострадавших непременно отправится за помощью. Рейнольда же появление мусульманских кавалеристов, спешно отправленных на выручку вассалом Hyp ад-Дина эмиром Халеба, застало совершенно врасплох.

Захваченного живьем Рейнольда бросили в каземат, где он и познакомился с Жосленом де Куртенэ, чьего отца графа Эдесского лишили зрения и заточили за много лет до того. Эти двое христиан сдружились и много позже объединились с тамплиерами, дабы совместно решить участь королевства Иерусалимского. Пока же Рейнольду понадобилась вся его воля и умение приспосабливаться, чтобы шестнадцать лет сохранять свою жизнь, сидя на цепи в мусульманской темнице.