— Не знаю, смогу ли я, — прошептала она, заворачиваясь в одеяло. — Мне страшно от мысли встретиться с ним, давать публичные показания о том, что он натворил, как относился ко мне...

— Чанни, послушай, для многих поступков, которые ты совершила, — прыгнула в океан, рискнула протаранить окно, — потребовалась немалая воля и смелость. Разве ты не можешь проявить ее снова в твоих же интересах?

— Я... постараюсь, Линк. Ради тебя. Выдержу любое испытание, но только не это.

— Жаль. Тогда меня здесь не будет, Чандра.

За свою жизнь Линку пришлось повидать множество гнусных вещей. Но ему еще не приходилось сталкиваться с предательством со стороны женщины, которая совершенно искренне говорила, что любит его.

Он всячески старался объяснить ей, что не от него, а от нее зависит ее избавление от нависшей над ней тенью Дэниела. Она должна полагаться только на себя. Однако Чандра упорно отказывалась следовать его советам. Она видела только одно — человек, который твердил ей, что всегда будет рядом, теперь бросает ее. Но как он мог объяснить, что его служебное положение категорически запрещает ему быть свидетелем, появляться в суде, особенно если процесс будет транслироваться по телевидению? Даже если бы он и рискнул рассказать ей об этом, подобное объяснение было бы для нее слабым утешением. Он вынужден был убеждать ее, что она в нем не нуждается. Конечно, это было фальшью, против этого восставало все его существо, но это было самое простое, что он мог придумать. В довершение ко всему он трусливо бежал от нее, бежал под сень родительского дома.

Размышляя о том, что он натворил, он не услышал, как к нему приблизился отец на инвалидной коляске.

— Она выглядит сегодня особенно спокойной, — проговорил Роберт Риз, выводя сына из мрачных раздумий. Отец и сын давно уже научились понимать друг друга с полуслова.

— Да, — согласился Линк, глядя на водную гладь, окрашенную в розовый, оранжевый и пурпурный цвета заходящего солнца.

— Но тебе ее не хватает. А, сынок?

Линк посмотрел на отца, стараясь понять, нет ли в его словах скрытого смысла. Но его встретил спокойный взгляд зеленых глаз, точно таких же, как и у Шейлы. Они внимательно смотрели на него из-под седых бровей.

— Океан не может облегчить страдание.

— Не может. Он может успокоить тело, душу, вызвать прилив энергии, но с сердцем все обстоит иначе. Только время способно помочь.

Линк вздохнул. Он находился здесь уже три дня. За бутылкой старого шотландского виски, которое очень любил отец, он рассказал ему всю историю, не скрывая подробностей. Роберт Риз внимательно слушал сына. Вывод его был кратким: ты поступил, как считал нужным. Только ты можешь судить себя.

Линк посмотрел на ступеньку крыльца, на которой сидел. Крыльцо следовало покрасить, то же самое нужно сделать и с отцовским креслом Завтра он этим займется. Может быть, даже сегодня достанет кисть.

— Твоя сестра, — прервал его мысли отец, — хотя и молода, но обладает достаточной мудростью. Думаю, что и в этом деле она проявила мудрость. Если это для тебя что-то значит, то я доволен тем, как ты поступил.

Линк вскинул голову и посмотрел на отца, на человека, похвала которого всегда была для него высшей наградой. Главной целью в жизни Линка было хотя бы наполовину быть похожим на своего родителя.

— Я... Это означает для меня многое, отец. Очень многое.

— Я хотел бы, — сказал отец, — найти в себе такое же мужество по отношению к твоей матери. Тогда бы жизнь сложилась иначе. Она нашла бы силы выбраться из своей депрессии...

Они сидели, наблюдая за солнечным диском, медленно опускавшимся в океан. Когда погас последний луч, Роберт откашлялся.

— Ну и голоден же я. Как насчет пиццы?

— С удовольствием, — ответил Линк, чувствуя себя если и не очень хорошо, но все же более или менее сносно с тех пор, как он прочел в глазах Чандры неописуемый ужас.

Час спустя они сидели за столом, доедая пиццу и допивая из банок пиво. Стало совсем темно. Отец включил телевизор. В этот час шла его любимая программа о Гражданской войне. Неожиданно передача прервалась и стали передавать информацию о деле Дэниела Лансинга.

Линк с первого взгляда узнал этого человека. Тележурналист, захлебываясь, вещал слушателям об «удивительной свидетельнице, которая стала инициатором громкого дела, возбужденного местной прокуратурой. Появление погибшей жены Лансинга, — говорил тележурналист, — произвело неслыханную сенсацию. Но самыми сенсационными стали обвинения, которые она выдвинула против мужа»

Затем на экране возникла элегантная маленькая женщина, одетая в простое черное платье. На фоне платья особенно четко выделялись ее волосы и бледность миловидного лица. Когда ее показали крупным планом, сердце Линка тоскливо забилось. Она была похожа на ту самую фотографию из газеты, которую Линк увидел благодаря Шейле и Кону. В ее глазах отсутствовала какая бы то ни было теплота, во всем облике было что-то чужое. Увы, его русалка исчезла. Линк подумал, что с ее исчезновением, вероятно, умерла и ее любовь.

Он почувствовал руку отца на своем плече, видел его глаза, полные симпатии, поддержки и... понимания.

Теперь для Линка часы, казалось, растянулись на бледные нескончаемые дни. Он старался наполнить их хозяйственными делами. Под его умелыми руками отцовский дом засверкал свежей краской, но это отнюдь не утоляло его сердечных страданий. Он считал, что никогда не сможет избавиться от гложущей боли, старался не слушать новостей, не читать газет, но все было напрасно. Украдкой Линк ловил радиопередачи, старался представить себе, что происходит на судебном процессе. Когда он узнал, что скоро должно состояться последнее судебное заседание, где будет вынесен вердикт в отношении преступлений Лансинга, отец сказал ему, что пришло время прекратить работы по дому.

— Решение будет таким, как его определят присяжные, Линк. И ты должен проследить, что последует дальше.

— Понимаю. То, что я так поступил с ней, было не самым лучшим выходом, и она имеет все основания возненавидеть меня за это. Здорово получилось! Оказалось, что самым ценным подарком для женщины, которую я люблю, явился мой разрыв с нею.

— Иногда, — мягко произнес отец, — это и есть любовь. Делая самое лучшее для того, кого любишь, тем самым наносишь ущерб себе.

— Такой и должна быть любовь, — пробормотал Линк, закрывая банку с краской, которой покрывал перила. — Она действительно рождает боль.

Вскоре он собрал все свои пожитки и отправился в Санта-Барбару, где была ошвартована его «Шейла II». Снова он старался заполнить бесконечно тянущиеся часы работой, заменял детали, шпаклевал пазы, промазывал дерево олифой, перестилал палубу. В результате яхта стала выглядеть как новая. Оставалось наложить последний слой краски.

Как-то в одно прекрасное, солнечное утро Линк решил, что с ремонтом покончено, не нужно было ни драить, ни полировать, ни красить. Он устроился на кокпите, крошил хлеб и подбрасывал в воздух крошки, привлекая множество чаек. Может быть, позвонить капитану Пауэллу? — подумал он. Сказать ему, что пришла пора вернуться на службу. До окончания отпуска остались какие-нибудь две недели. Но потом вспомнил, что Кларк Пауэлл приказал ему не высовывать носа в течение трех месяцев. И переубедить своего шефа у него не найдется аргументов.

Внезапно до его слуха донеслись легкие шаги по пирсу, но он даже не повернул головы. Его больше привлекали чайки, с резкими криками носившиеся над яхтой. Он давно уже потерял надежду, что кто-то может появиться около судна. Исключение составлял лишь корабельный мастер, иногда навещавший Линка, снабжая его дельными советами по ремонту.

Прошло уже более двух месяцев с тех пор, как он последний раз видел Чандру на экране телевизора. За это время он потерял надежду когда-нибудь увидеть ее снова.