- Это Мицар, - пояснил Бельский. - Двойная звезда в созвездии Большой Медведицы. Тюльпаны принимают Мицар...

Может быть, впервые за весь разговор с Бельским я почувствовал фантастичность встречи с этим удивительным человеком. До этого мое внимание было поглощено звездофоном, чудесами, которые показывал и о которых рассказывал Бельский. Откуда он, кто он, этот старик? Может быть, он вовсе не человек, а звездный пришелец? Почему никто не знает о нем, о его открытии? Что он делает на горном курорте?.. Я обернулся к Бельскому:

- Расскажите о себе, кто вы?

Бельский не ответил на вопрос, - может быть, не расслышал: мы пробирались между кустов, то и дело приходилось отводить ветки руками, чтобы не поцарапать лицо. С минуту, наверное, слышалось похрустывание хвои, шелест листвы. Может быть, Бельский не хотел рассказывать о себе? Я уже приготовился повторить вопрос, но он заговорил сам.

- Я уже рассказал, - отозвался он в темноте. - Почти все рассказал - о детстве, об учебе, изобретательстве. А так - что еще рассказать вам? Пенсионер я, - смущенно признался он. - Семь лет как вышел на пенсию. По возрасту и по стажу. - Опять эти слова прозвучали у него так, как будто произносить их ему было неловко. - Семьи у меня нет, - продолжал он. - И не было. Перекати-поле, бобыль - говорят о таких, как я... А может, это и лучше...

Мне показалось, что он улыбнулся. Я вспомнил его улыбку, стесненную, рассеянную. Странный, неприспособленный человек: имеет в руках такое изобретение... Он, кажется, не ставит его ни во что. Или не понимает ему цены. Или никто не понимает его. Я ведь тоже с первых фраз принял его за сумасшедшего.

- Так я свободнее, без семьи, - говорил Бельский. - Хожу по стране, езжу. Приглядываюсь к цветам. Был на Кавказе, в Крыму, на Памире. Сейчас вот - здесь. Остановился в Доме для приезжих... Пишу монографию. Не могу подобрать названия. Может быть, это будет "Цветы и космос". Звучит неубедительно, по-детски... Надо бы еще поездить по свету, - продолжал он, - собрать побольше материала. Хочу побывать в Австралии. Узнать, о чем говорят Канопус и звезды Центавра...

Говорил он скучно, неинтересно, словно ему не хотелось рассказывать о себе. Это была проза после высокой поэзии о цветах и о звездах, которую он только что мне поведал. Он чувствовал эту прозу и на полуслове прервал рассказ.

Остаток пути мы прошли молча, каждый думая о своем: Бельский, наверно, о звездах, я о заводе, лаборатории, о диссертации, которая пишется с трудом. Что бы сказал о моей диссертации Бельский, если б его спросить?..

Нет, об этом я его не спрошу. Это не главное. Главное в нем самом что-то необычайное, неповторимое.

- Как вы объясняете, - спросил я, - свою восприимчивость к голосам звезд? Вы говорили, что в детстве слышали пение и шепот цветов.

- Как объясняю? - спросил он. - Может быть, это аномалия. Может быть, норма. Мне думается, в каждом человеке сидит то же, что и во мне. Может быть, каждая клетка нашего тела не только излучатель радиоволн - это доказано, - но и приемник. Может, у меня обостренное восприятие. И такого же восприятия можно добиться для каждого. Мало ли загадок таят нервная система и человеческий мозг. Надо искать...

- Надо искать... - как эхо, повторил я его последнюю фразу. Старик прав: впереди поиски и открытия.

Огни поселка открылись внезапно. Тропинка перешла в дорогу, дорога раздвоилась: одна вела в поселок, другая - к курзалу. Бельский остановился.

- Вот и пришли, - сказал он. - Спасибо вам. Я, наверно, из леса не выбрался бы и заночевал у костра. Вы любите ночевать у костра?

Я ответил, что я сибиряк и ночевать у костра мне приходилось не раз.

- А в Австралии вам хотелось бы побывать? В настоящей Австралии? спросил Бельский, видимо не желая больше рассказывать о себе, давая понять, что вопросов не надо.

Я ничего не ответил.

- Мне очень хочется... - сказал он.

В голосе его звучало смущение, будто он извинялся за прерванный разговор: не надо было рассказывать о пенсии, о монографии, которая еще не написана, - все это портило встречу.

- Прощайте, - Бельский подал мне руку.

Я в ответ подал свою, но с удивлением ощутил в руке звездофон.

- На память, - сказал Бельский. - Не откажите принять.

Я невольно сжал подарок в руке, подыскивая слова, чтобы отблагодарить Бельского.

- Вот и запись Мицара, - на ощупь он передал мне пленку. - Тайна тюльпанов... Хорошая тема для диссертации. С сорняками у вас не получается.

Неужели он прочитал мои мысли?..

Борис Андреевич рассмеялся:

- Мысли читать легче. Не всегда приятно, но легче.

Я был ошеломлен.

- Разгадаете тайну, - продолжал Бельский, - я вас найду. Вы можете это сделать - раскрыть загадку. У вас преимущество - молодость. Прощайте.

С минуту я слышал его шаркающие старческие шаги. В руках были пленка и звездофон, в голове - тысяча вопросов к Бельскому.

- Борис Андреевич!.. - крикнул я в темноту.

Но его шаги уже смолкли.