Пронина прервал телефонный звонок.

Виктор поднял трубку.

— Вы продаете патефон? — услышал он чей-то голос.

Виктор прикрыл трубку ладонью.

— Иван Николаевич, — спросил он с недоуменьем. — Тут о патефоне спрашивают?

— Да-да!

Пронин оживился и схватил трубку.

— Я вас слушаю, — сказал он. — Да, продается. В полном порядке… Три тысячи. Дорого? Ну как хотите…

Пронин положил трубку.

— Вероятно, “Вечерку” уже принесли, — сказал он. — Посмотри-ка, Виктор.

Виктор вышел в прихожую, открыл парадную дверь, заглянул в почтовый ящик.

— Есть! — крикнул он, доставая газету.

Зайцев нетерпеливо двинулся в кресле, досадуя и не понимая, почему Пронин прервал свой рассказ.

— Получайте, — сказал Виктор, возвращаясь в комнату.

— Посмотри-ка, нет ли там объявления? — попросил Пронин.

Виктор развернул газету и просмотрел последнюю страницу.

— “Срочно продается патефон “Хиз Мастере Войс” с пластинками”, — громко прочел он и опять с недоумением поглядел на Пронина. — “Звонить…” Но тут указан ваш телефон?

— Давай-давай сюда…

Пронин вытянул газету из рук Виктора и отложил в сторону.

— Вы продаете патефон? — спросил Виктор. — Но ведь это объявление…

— Все будет ясно… — ответил Пронин и переставил телефон со стола на тахту. — Дай мне досказать. Леви находился на столь удобном и людном месте, что вряд ли сам выполнял отдельные диверсии. В данном случае дело было очень серьезное. Леви вынужден был кого-то вызывать. Трудно было предположить, что человек этот ходит к Леви в парикмахерскую, слишком они осторожны для этого. Следовало искать человека, которого искал сам Леви. Человек в Москве то же самое, что иголка в стоге сена. Магнитом был Леви. Следовало присмотреться к этому магниту. Он продавал свой патефон. Что ж, это был удобный способ. Таким способом нельзя часто пользоваться, но ведь дело было исключительное, и выполнение его предназначалось человеку, которых иностранные разведки особенно берегут. Я просмотрел комплект старых газет…

— Но позвольте, Иван Николаевич, — спросил Виктор. — В объявлении указан ваш телефон!

— А ты думаешь, что все тайные агенты — добрые знакомые и им известны телефоны друг друга? — возразил Пронин. — Они попадают в чужую страну не сразу, им приходится отыскивать друг друга по условным признакам, среди них есть начальники и подчиненные…

Телефон зазвонил снова.

— Да, продаю, — сказал Пронин. — Три тысячи!

— Ну, знаете! — засмеялся Виктор. — Вы такую цену заламываете, что у вас никто не купит.

— А мне и не надо, — сказал Пронин. — Тут дело не в цене.

Звонки раздавались почти непрерывно.

— Никогда бы не подумал, — сказал Виктор, — что в Москве столько желающих приобрести патефон!

— А город-то какой! — усмехнулся Пронин. — Тут, милый, черта в ступе продашь, а не то что патефон…

Телефон зазвонил опять.

— Что? — удивился Пронин. — Пуделя? Какого пуделя? — Он засмеялся и повернулся к Виктору. — Слышишь? Пуделя предлагают в обмен на патефон!.. Нет, — сказал он в трубку. — Я бы охотно поменялся, но только на добермана-пинчера…

Пронин давал любые объяснения, но заканчивал все разговоры как-то так, что отклонял желание покупателей зайти и взглянуть на патефон.

— Да! — откликнулся он чуть ли не на двадцатый звонок. — Да, продается. “His Masters Voice”, правильно. Три тысячи. Какие пластинки? — Пронин сразу посерьезнел. — Одну минуту… — Он рукой указал Виктору на пластинки. — Дай-ка… — Голос его даже пресекся от волнения. — Осторожнее! Упаси тебя боже разбить… Разные, — любезно сказал Пронин в трубку. — Заграничные пластинки. Джазы Эллингтона, Нобля, Гарри Роя, песенки Шевалье, Люсьенн Буайе…

— Не можете ли вы сказать мне названия? — попросил издалека мягкий и строгий мужской голос.

— Пожалуйста, — сказал Пронин и принялся читать названия: — “Chanson du printemps”, “The Golden Butterfly”, “Mood Indigo”, “Ton amour”, “The Blue Angels”[9]…

— Благодарю вас, — вежливо прервал его покупатель. — Когда вы разрешите к вам зайти?

— Да лучше сейчас, — сказал Пронин и назвал свой адрес.

— Ну вот, — сказал он, опуская трубку. — Подождем.

Виктор вдруг потерял самообладание.

— Иван Николаевич, — спросил он почему-то шепотом. — Сейчас…

— Не сейчас, а через час! — отрывисто сказал Пронин. — Держи, брат, себя в руках. На все звонки теперь отвечай: продан. Проводи Зайцева в соседнюю комнату, пусть он там посидит, пока не позовем. Ну а ты… — Пронин помолчал, испытывая терпение Виктора. — Ну а ты посиди в кухне. Когда покупатель пройдет ко мне, прошу тебя находиться в прихожей. Думаю, это излишняя мера предосторожности, но, на всякий случай… Понятно?

Покупатель явился раньше чем через полчаса. Пронин сам вышел на звонок, открыл дверь и впустил посетителя. Это был немолодой мужчина, высокий и рослый, с узким интеллигентным лицом, внимательными серыми глазами, тщательно выбритый, одетый в недорогой, старательно отутюженный синий костюм.

Он неторопливо вошел в прихожую, снял черную фетровую шляпу и сдержанно спросил:

— Вы — гражданин Пронин?

— Он самый, — подтвердил Иван Николаевич. — Вы относительно патефона?

— Да, я хотел бы взглянуть, — сказал посетитель.

— Проходите, пожалуйста…

Пронин провел посетителя в кабинет и закрыл за собой дверь.

— Вы сказали, что у вас есть блюз “The Blue Angels”, — сказал посетитель, не подходя к патефону. — Я хотел бы прослушать эту пластинку.

— Садитесь, прошу вас, — ответил Пронин. — Сейчас заведу.

Посетитель сел, Пронин отыскал пластинку и завел патефон. Тягучая томная мелодия полилась из-под иголки. Посетитель равнодушно смотрел в окно. Внизу дрожали электрические огни, глухо журчала улица. Певец допел песенку, жалобно протянул последнюю ноту саксофон, шепелявый голос сказал несколько заключительных слов, и вдруг произошла перемена. Посетитель уже не смотрел больше равнодушными глазами в окно и ничего не спрашивал о пластинках. Он встал, выпрямился, фигура его сразу приобрела военную выправку.

— Я слушаю вас, — негромко и четко произнес он, выжидательно глядя на Пронина.

— Да, у меня есть к вам дело, — сказал Пронин, тоже меняя тон. В голосе Ивана Николаевича зазвенели металлические нотки.

— В прошлый раз… — не совсем уверенно произнес посетитель, как бы прося у Пронина разъяснения, — мне дал поручение…

— Да… — перебил его Пронин. — Обстоятельства несколько изменились.

— Хорошо, — равнодушно сказал посетитель. — Я вас слушаю.

— У меня есть к вам несколько вопросов, господин Денн, — сказал Пронин. — Материалы у вас с собой?

— Да, — ответил тот. — Я предполагал, что их у меня попросят.

— Давайте.

Посетитель быстрым движением достал из внутреннего кармана пиджака сверток с бумагами и протянул его Пронину.

— Благодарю, — сказал Пронин и Положил сверток в ящик стола.

— Как вас зовут в Москве? — спросил Пронин.

Посетитель проявил некоторое колебание:

— Необходимо ли мне…

Пронин кивнул на патефон:

— Вы — слышали?

Посетитель сжал губы.

— Да, — ответил он. — Меня зовут Малинин. Кузьма Александрович Малинин.

Он замолчал.

— Мне нужно все, — сказал Пронин.

— Я бухгалтер строительной конторы, — сказал посетитель. — Это все.

— Оружие у вас при себе? — спросил Пронин.

Посетитель слегка улыбнулся:

— Конечно.

— Ну что ж, господин Денн, теперь я вас арестую, — все так же спокойно и негромко произнес Пронин. — Надеюсь, вы не будете сопротивляться?

— Нет, не буду. — Господин Денн слегка улыбнулся. — Если вы собрались меня арестовать, у вас за дверями, вероятно, сидит целая рота?

— Вы не ошиблись, — сказал Пронин и позвал: — Товарищ Железнов!

Господин Денн внезапно побледнел и даже пригнулся. Он вдруг понял, что это не шутка. Очень ловко и быстро сунул он руку в карман, и уже в кармане щелкнул взведенный курок…