— Неужто так-таки никаких следов нет? — спросил Пентефриева Верешимов.

— Никаких-с, никаких-с, — вздохнул тот.

— А ведь какую уйму-то денег упер — двести тысяч, — снова сказал Верешимов.

— Да рано-поздно, а он скажется, — проговорил Тихон, — от крови он никуда не уйдет. Кровь за ним следом пойдет и везде его сыщет. На дне моря она его сыщет, кровь-то человеческая! Это уж поверьте моему слову.

Разговор пошел лениво. «А он недаром сюда заглянул, — между тем, думал Беркутов о Пентефриеве, — что-нибудь он здесь вынюхивает, что-нибудь непременно вынюхивает!» Он покосился на Пересветова. Тот сидел в своем кресле довольно спокойно и глядел на носки своих сапог.

Но что всего удивительней, — наконец, заговорил Пентефриев, — так это то, что Трегубова ведь не сонного убили. Не сонного, это ясно: Трегубов-то в халате был, потому что из всех его вещей только одного халата и не хватает. А если он в халате был, следовательно, не спал. Вот что удивительно! Каким образом он, имея под руками двенадцатизарядное ружье, не сумел защититься от негодяя? Вот где задача-то! Тут ведь, стало быть, целая ловушка приготовлена была.

— Удивительно, — прошептал Пересветов, и вдруг Беркутов заметил, что он начинает бледнеть.

Беркутов слегка выдвинул свое кресло вперед, чтобы закрыть своей фигурой лицо Пересветова от пытливых взоров Пентефриева. Но Пентефриев ничего не видел; оттопырив верхнюю губу, он внимательно рассматривал в это время свои усы. Между тем Пересветов оправился и стал пить чай.

— Вы, господа, здесь ночевать будете? — спросил Беркутов Тихона и Верешимова.

— Здесь, — ответили те.

— Так ты у меня ночуй, — повернулся Беркутов к Пересветову. — Хорошо?

— Хорошо, — кивнул тот головой.

— У меня есть диванчик и кровать. Я лягу на диван, а тебе уступлю кровать. Хорошо?

— Хорошо, — снова кивнул Пересветов.

Пентефриев покосился на Беркутова.

— А я тоже было хотел предложить Валерьяну Сергеевичу, — проговорил он, — ночевать в моем номере. У меня тоже диванчик есть.

— Да я тебя насильно не тащу, впрочем, — обернулся к Пересветову Беркутов, — выбирай, где хочешь.

— Нет, уж я у тебя ночую, — лениво процедил Пересветов и зевнул, — что же я буду Октавия Парфеныча беспокоить.

— Помилуйте, какое беспокойство, — пожал тот плечами, — мне было бы весьма приятно.

— Так чего же время-то терять? — сказал Беркутов и тронул колено Пересветова. — Идем, коли так, спать. Завтра я рано утром домой поеду. Хотел было я двое суток с вами погостить, — добавил он, — да стыдно мне стало баклуши-то бить. Так идем спать, — толкнул он под бок Пересветова.

Тот поднялся на ноги.

Тихон загородил им дорогу.

— Нет, так мы вас не пустим. Посошок в гостях нельзя забывать! Это уж правило: извольте, хотите, не хотите, по рюмочке процедить.

Все выпили по рюмке.

— А вы в каком номере стоите? — спросил Беркутов, пожимая руку станового.

— В десятом, — отвечал тот.

«Стало быть, мы с ним не соседи, — подумал Беркутов, — это хорошо!»

— Так, всего хорошего, — снова пожал Беркутов руку станового и добавил: — А мы с вами из-за Пересветова, как ангел с демоном из-за души Тамары, бьемся.

И он рассмеялся, точно просыпал лед.

Беркутов привел Пересветова в свой номер, запер на ключ дверь и зажег на столе лампу. Затем он достал из дорожного мешка туфли, скинул сапоги, надел туфли на ноги и заходил из угла в угол по комнате. Пересветов сел в кресло у окна.

— Как ты себя глупо ведешь, — наконец, заговорил Беркутов, останавливаясь перед Пересветовым, — ведь ты чуть-чуть себя не выдал!

— Да чем? — спросил Пересветов.

— И ты еще спрашиваешь? — покосился на него Беркутов с ненавистью. — Ну, будь в комнате становой в то время, как ты ко мне на грудку-то припал. Ведь тебе бы несдобровать тогда! Ведь ты тогда бы себя всего с головой выдал, телятина!

— Да в чем выдал-то?

— Как в чем? В трегубовском деле! Вот в чем. В трегубовском деле!

Беркутов нагнулся к самому лицу Пересветова.

Тот развел руками.

— Я, кажется, к трегубовскому делу не причастен. Это и обыск доказал. Ничего у меня не нашли. Я не знаю даже, о чем ты и говоришь?

Пересветов снова развел руками. Беркутов остановился перед ним.

— Ну, полно тебе огород-то городить, — усмехнулся он бритыми губами, — обманешь ты кого другого, да не меня. Да я не понимаю, чего тебе от меня скрываться-то. Я ведь не становой.

— Совсем, не понимаю, о чем ты говоришь, — снова повторил Пересветов, пожимая плечами.

Беркутов прошелся раза два по комнате.

— Вот что, Валерьян Сергеевич, — наконец, остановился он перед Пересветовым, — брось ты со мной в прятки-то играть. Мы ведь с тобой не мальчики и не дурачки. Я тебе свои условия говорю открыто. Дай мне тридцать тысяч. Слышишь? Тридцать тысяч! Из двухсот-то, я думаю, можно и побольше уделить, но я прошу только тридцать. Эти деньги мне вот как нужны! — Беркутов чиркнул себя пальцем по горлу. Он ждал ответа. — Эта сумма не для одного меня нужна, — добавил он, — а для многих! Дашь ты или нет?

Пересветов долго глядел в лицо Беркутова.

— Чудак, — наконец, усмехнулся он, — у человека через год с молотка все именье продадут, а он у него тридцать тысяч просит. Ты в себе ли, Михайло Николаич?

Беркутов позеленел от злобы.

— Я-то в себе, — запальчиво прошептал он, — да вот ты-то, верно, не в себе. Ты меня, милый, не дурачь, потому что если ты со мной воевать хочешь, так я тебя живехонько в яму столкну. Неужто ты думаешь, — понизил он голос, — что я не знаю, что ты убил Трегубова, и не догадываюсь, как это ты сделал?

— Ну, как? — прошептал Пересветов и побледнел.

— Как? Слушай, если хочешь. Трегубов был с твоей женой в угловой комнате. Поэтому там найден его пиджак и остатки ужина. Так?

— Ну?

— Когда он заснул, твоя жена отперла тебе окно кабинета, и ты влез туда, взломал ящик стола стамеской и ограбил деньги. И в эту минуту в кабинет вошел Трегубов. Он был в халате. Вероятно, его пробудил какой-нибудь неосторожный стук. Тогда ты бросился на него сзади и задушил.

— Чем? — спросил Перееветов с искривленным лицом.

— Чем? Этого я не знаю. Да мало ли чем! Веревкой, шнурком халата, руками!

— Нет, — качнул головой Пересветов. Его голова была чуть скошена на левый бок, а его колени дрожали… — Нет, — снова качнул он головой и добавил: — Ну, дальше, дальше…

— Потом вы с женою вытащили труп Трегубова через окно в сад и бросили его в Калдаис. Так?

— Ну, и что же? — спросил Пересветов.

— И теперь ты мне должен дать тридцать тысяч, — заключил Беркутов, измеряя его с головы до ног презрительным взглядом.

Пересветов покачал головой.

— Нет, я тебе их не дам, — наконец, сказал он.

— А если я на тебя донесу? — чуть не закричал Беркутов. Он начинал выходить из себя.

Пересветов повернул к нему усталое лицо.

— У тебя нет против меня никаких улик.

Беркутов схватил его за руку.

— Нет, есть, в том-то и дело, что есть. У меня та самая стамеска, которой ты взломал стол. Следствие ее проморгало, а я нашел в трегубовском саду, недалеко от берега реки.

— Она с тобой? — прошептал Пересветов.

Вместо ответа Беркутов вынул из бокового кармана своей куртки стамеску и показал ее Пересветову. Тот долго глядел на нее во все глаза.

— Если ты хочешь знать, — наконец, проговорил он с усталой усмешкой, — так это не ты, а я сейчас могу пойти к становому и донести на тебя. Стамеска-то ведь не у меня в кармане, а у тебя.

В свою очередь, Беркутов долго глядел в лицо Пересветова широкими глазами.

— Однако, ты далеко пошел, — наконец, злобно усмехнулся он.

— Подальше учителя, — поднял на него глаза Пересветов и после минутной паузы добавил: — И вот тебе мой наказ. Если ты через день не закинешь эту стамеску куда-нибудь в реку, так я на тебя донесу, может быть. Слышал? Так вот будь поосторожней.