Не помнишь?
- Так ведь... Так ведь меня Мастера не кусали. Ты сам сказал... - что-то завозилось у меня за спиной и меня посетило довольно странное чувство, мне очень хотелось повернуться и в то же время становилось жутко от одной только мысли о том, что я могу там увидеть.
- Сказал... Но вдруг я ошибся? - Он выдержал паузу, а затем устало бросил, обращаясь куда-то за мою спину. - Оставь, Марта, я шучу.
Шутит!
Я резко обернулся, насколько это можно было сделать с разорванной ногой, которая давала о себе знать.
И ничего.
Только что-то неясное, взлетевшее к потолку. Так, тень и ничего больше. Только очень быстрая тень и как будто резиновая. Словно не взлетела она к потолку и не прыгнула, а втянулась туда, ну сократилась, как резинка. Хлоп, и как не было! Ну и ладно...
Либер тем временем в последний раз погромыхал чем-то в печурке и сел на ящик с очень удовлетворенным видом. Его настроение на глазах улучшалось. Ну странный старик, честное слово!
- Да, - удовлетворенно прошептал старик. - Ночь скоро закончится. Солнце взойдет.
Во выдал! Я даже поперхнулся. Какое солнце?! Где он его видел? Впрочем он-то наверное и видел. И вероятнее всего помнит. Я же помню. Правда, это было давно. В детстве оно было теплым, незлым. Хотя родители гоняли меня с солнцепека...
Черт! Правду говорят, что там, где этот Либер, сплошная дьявольщина творится. Вспомнил... Родителей. Ведь зарекся же, не вспоминать. Ни к чему это... О чем это я? Ах да!
Солнце... Только потом на него стало опасно выходить. Ну там радиационное заражение и все такое... Потом я в шахты ушел, и мне это солнце вообще по фигу стало. Так в шахтах и сидел до самой войны.
Солнце. Какое теперь солнце!? Так, посветлеет чуток, да и все. Ни тепла тебе, ни света. Чего это Либер так расчувствовался по этому поводу? Спросить?.. Нет, пусть себе тащится, что мне жалко. Или...
- А что Солнце? От него толк какой тебе есть? - все-таки я его спросил.
- Тебе лет сколько? - Либер посмотрел на меня с невыразимой жалостью.
- Ну... Ну сорок пять. Было. Пока считал.
- Это значит ты двадцать лет назад с Солнцем распрощался... - грустно сказал Либер.
- Ну около того... Я в семнадцать в шахты ушел. Я шахтер, - сказал я и приготовился к ругани, потому что на Охраняемых Территориях шахтером быть как-то не в дугу.
- Шахтер... - медленно проговорил Либер. - Так ты под землей сидел. Значит и Солнца не помнишь... Совсем.
- Почему, помню, - странно, но мне показались обидными слова Либера, хотя в них была значительная доля истины. - Оно... Высоко и свет дает. И еще под ним нельзя долго находиться. Потому, как ожог можно получить и рентген нахвататься. Ну и тепло, конечно... Как...
Я не смог подобрать подходящее сравнение. Наверное, Либер был прав и я уже ничего не помню о том, что было до войны. До того как стало холодно и мир погрузился в сумерки. Наверное, Либер был прав, но мне почему-то страшно захотелось переубедить его, доказать, что я еще помню тот мир и его тепло, цвет... Вот только на ум не приходило ничего, кроме окриков родителей на счет ожогов и рентген, да наглая харя бригадира в сыром и невероятно тесном штреке. Я замолчал. Мне вдруг стало стыдно. Впервые за много-много лет.
Либер очень внимательно смотрел на меня.
- Не можешь? - вдруг спросил он.
- Что?
- Не можешь вспомнить, - он сказал это так утвердительно, что мне не захотелось спорить.
- Не могу...
- В том-то и дело... Солнце теперь это только миф. Просто легенда. Красивая и нереальная. Все, что ты можешь вытащить из глубокого подвала своей памяти, так это слабые отблески чего-то большого, теплого и яркого. Но ничего конкретно. Твоя память высосана до дна, как те, кого Они бросают вокруг своего логова...
- Вампиры?
- Да... Тех, кого не тронули Мастера, высасывают до дна низшие. Досуха. И выбрасывают. Бывает, что вокруг логова набросаны целые горы обескровленного мяса. Их ведь много, каждый хочет есть. Так и твоя память, она обескровлена, и то, что ты принимаешь за свои воспоминания, это лишь призрак, который шляется в твоей голове. Призрак настоящей памяти. Неприятно, правда?
- Да. Неприятно... - все пространство вокруг вдруг стало промозглым и холодным, страшным и каким-то неуютным.
Огонь перестал, весело потрескивая, играть на стенах и теперь зло сиял кроваво-красным, полумрак вокруг меня медленно оживал.
- Либер... - тихонько позвал я.
- Хорошо, что люди еще не разучились бояться, - невпопад произнес Либер.
И тут что-то случилось. Что-то за окном. Я вскочил от неясного предчувствия... Там, на промерзшей улице без названия, стало чуть светлее. Стало... Появился цвет. На миг. Серый и тусклый стал... Как же это?.. Стал чуть розовым!
Я быстро, насколько позволяла стреляющая болью нога, поспешил к окну. Наткнулся на ящик, едва не упал... Но было уже поздно. И я знал, чем-то внутри знал, что это был не просто огонь.
- Понимаешь теперь? Восход.
Солнце, каким бы далеким оно ни было, по-прежнему служит человеку.
Правда, только потому, что человек просто оказался не в состоянии изгадить и его.
Я молчал. Сложно говорить с человеком, когда большая часть его слов остается для тебя какой-то тарабарщиной, сказанной на вроде бы понятном, но вместе с тем совершенно далеком от тебя языке. Наверное, это все потому, что я шахтер. И ушел в шахту, когда мне было только семнадцать.
- Либер, а сколько тебе лет?
- Спросил я.
- Много... - Либер задумался.
- Много.Когда я бросил их считать, мне было... Когда случилась война.
Он усмехнулся.
- Случилась война, - повторил Либер. - Само по себе забавно.
- А ты правда был военным? - спросил я, не зная, как отреагирует Либер.
- Правда, - он отреагировал на удивление спокойно, на мой взгляд он должен был, как минимум, меня обматерить, а как максимум... страшно подумать. - Только я был другим военным. Тебе, конечно, этого не понять, но я был другим военным. Да и вообще, устал я это объяыснять каждому встречному... Тут у меня свои правила. Я сплю днем. И тебе советую. Ты отсюда не выйдешь еще некоторое, довольно длительное время.
Я почувствовал себя нехорошо.
- Почему?
- Почему? - И Либер коротким, незаметным движением бросил в мою сторону маленький камешек. Откуда он только у него взялся... Попал он точно в раненную ногу, точно в забинтованную ее часть.
- Вот поэтому ты отсюда и не выйдешь, - спокойно произнес Либер, глядя на мои корчи. - Прости, я сделал тебе больно, но такой урок гораздо нагляднее и доходит быстрее, чем бесконечные разговоры о вампирах и твоей ране... А я хочу спать.
- А поесть?
Либер задумчиво почесал щеку, снял колпак, который оказался при ближайшем рассмотрении капюшоном, очень рваным и грубым, а затем взял специальную лопаточку и вытянул из печурки банку... Консервы.
У меня даже руки задрожали... Настоящие консервы. Если вы весь последний месяц питались травой-живучкой и изредка вам попадалось мясо весьма сомнительного происхождения, вы меня поймете. Консервы это то, ради чего иной раз могли и черепушку проломить. Это валюта, которая никогда не опустится в цене.
Либер бросил баночку на ящик, который служил ему столом, коротко вздохнул и достал из складок одежды довольно длинный и блестящий нож. Как он его в таком состоянии продержал, непонятно. У всех кого я видел, ножи ржавые, почти гнилые.
А этот... Точно говорят, что он раньше военным был. Эта мысль еще раз пронеслась в моей голове, когда я увидел, как Либер одним неуловимым движением вскрыл банку и толкнул ее в мою сторону... Затем спрятал нож и в его руках появилась вилочка. Я уж и забыл, как эта штука выглядит. Вилочка! Не вилка, а маленькая вилочка... Впрочем, Либер - это легенда. Ему позволено все.
Я ждал, что он съест часть сам, а остатки отдаст мне, но он воткнул вилочку в благоухающее мясо, коротко буркнул : "Ешь..." И ушел куда-то в лабиринт ящиков.