Есть там растительность, есть!

Корабль вынырнул из белых облаков.

И сразу же обрушился ураган. Исполинскую ракету тряхнуло так, словно вдруг заработали боковые дюзы.

Богатырев ударился о спинку кресла, Алеша вылетел на пол - не послушался, не привязал себя ремнями!

Один только Добров прочно сидел на месте, как влитый, вцепившись руками в рычаги управления. Лицо его окаменело, на голом черепе выступили капли пота.

Алеша подумал об американцах, которым предстоит пройти бешеную атмосферу на планере!.. Какие же они все-таки смельчаки!.. Вставая, встретился взглядом с Ильей Юрьевичем. Он, конечно, думал о том же.

Алеша ухватился обеими руками за раму иллюминатора.

Внизу алел новый слой облаков... красных и серебристых.

Так это не облака! Это поверхность планеты! Суша!..

Красная суша... материк, покрытый красноватой растительностью!..

- Эй, Гарри Вуд! Слышишь нас? - бросился Алеша к радиоаппаратуре.

Лица Вуда и Керна еще виднелись на телевизионном экране сквозь темные полосы помех.

Алеша включил "телевизионный глаз", чтобы на "Просперити" тоже увидели поверхность планеты.

Вуд закивал головой, заулыбался.

- Она красная, твоя растительность! - кричал Алеша, - Именно такой представлял ее твой учитель Гавриил Андрианович Тихов на нашей околоземной Венере. Пусть около чужого солнца, но это так! Но что это серебристое?

- Это море, - гулко отозвался Илья Юрьевич. - Вода серебристая... или такой кажется сверху... Игра света.

Телевизионный экран совсем закрылся темными полосами.

- Полная "непроходимость" радиоволн, - угрюмо заметил Добров.

- Как же они радиопеленг услышат? - забеспокоился Алеша.

- Пойдут к квадрату -"семьдесят", где мы сядем. Снизятся, услышат, невозмутимо заверил Илья Юрьевич.

Алеша успокоился.

Он упивался невиданным ландшафтом.

Добров вел ракету к берегу морского пролива.

На горизонте дымились вулканы. Остроконечные конусы выбрасывали фонтан дыма, расплывавшегося зонтами.

- Эх, Мэри, Мэри!.. А мы с тобой надеялись, что тепловое пятно - это "их город"...

Багровое пятно солнца падало на горную цепь.

Исследователи "влетали" в вечер.

Илья Юрьевич решил приземлиться на границе дня и ночи, где должно быть меньше бурь...

Ракета прошла низко над вулканом. Пепел окутал ее тьмой, потом внизу сверкнуло раскаленное жерло и огненные реки по склонам. Потом снова отливающая медью вода.

И лес! Отчетливо различимый сейчас лес, кровавые его заросли на берегу!

Алеша вскочил.

- Слава Жизни, вечной и вездесущей! Она есть здесь, есть! К посрамлению чванливых невежд, считающих себя единственными избранниками Природы, а Землю - центром Вселенной! - Он бросился к микрофону и закричал: - Гарри! Гарри! Черт бы побрал эту непроходимость волн! Это папоротники! Честное же слово, папоротники! Походят на пальмы, листья тюльпанами...

Алешу било, как в лихорадке. Он, всю жизнь убежденный в том, что на других планетах есть жизнь, сейчас боялся, что его разбудят...

Доброе не стал .садиться на морском берегу. Кто знает, какие здесь штормы или вызванные ураганом приливы. Лучше укрыться на лесной поляне.

Илья Юрьевич указал ему рукой вниз.

Оба они совершенно не думали о величии открытого ими мира, а буднично выбирали место для посадки.

Скалы на болоте. Пожалуй, можно рискнуть. В крайнем случае тотчас взлететь.

Реактивные двигатели ревели... Это был могучий рев земной техники!

Ракета вертикально опускалась.

Толчок. Ракета накренилась в сторону. Добров готов был дать "газ", но ракета еще раз качнулась на выставленных лапах и замерла.

Дым, поднятая пыль и пар окутывали корабль.

- Приехали, ребята!.- сказал Богатырев, притопывая ногой. - Венера! Пусть вторая, но наша!

- Венера... - почти шепотом повторил Алеша, чувствуя, что все тело его словно налилось свинцом.

Тяжесть составляла здесь 0,85 земной, но Алешу после долгой невесомости она не угнетала, а радовала, вливала энергию, жажду деятельности, силу.

В отсеке "космического зверинца" лаяла Пуля.

Дым и пар рассеялись. Исследователи прильнули к окнам.

Стелился туман, надвигалась темнота.

Гигантские красноватые стволы, голые и гладкие, без ветвей, колоннами тянулись вверх. Там они распускались темными шатрами. Травы под ними не было.

Вместо нее узлами переплетались змеевидные корни.

А между стволами протянулись... сети?

Алеша так и замер. Сети! Искусно сплетенные сети!

Но ученый подавил в нем мечтателя. Это были лианы, цепкие, обвивавшиеся вокруг стволов, сплетенные замысловатой вязью. Чаща казалась непроходимой.

До боли в глазах всматривался Алеша, стараясь увидеть хоть какое-нибудь движение.

Но наступала тьма. Скоро все исчезло... Засветились огоньки и в лесу и на болоте. Если бы не они, тьма была бы полной. Обитатели здешней Венеры никогда ке видят ни звезд, ни солнца...

Алеша выжидательно взглянул на Илью Юрьевича.

- Подожди, - сразу понял его Богатырев. - Роман, включи наружные микрофоны.

Алеша замер. В ушах его стучала кровь.

И вдруг сразу, без перехода, в кабину ворвалась волна звуков.

Удаляющийся, скачущий грохот громыхающей колесницы или сорвавшейся лавины камней сменился близким воем. Потом прозвучал пронзительный писк и крик боли, надрывный, хриплый. И вдруг захлопали крылья...

Пулька отчаянно визжала и царапала переборку.

Добров хотел включить прожектор, но Илья Юрьевич остановил его.

Теперь слышалось уханье, ровное, размеренное.

Алеша ухватился за спинку кресла. Неужели машина?

Послышался треск словно раздираемой на части ткани, и сразу нарастающий свист, замерший на предельной высоте.

Потом мелодичная нота, другая, третья... Пение?

Алеша посмотрел на Илью Юрьевича расширенными глазами.

Тот отрицательно покачал головой.

Добров зажег прожектор.

И сразу замолкло все, словно выключили микрофон, замерло, притаилось.

Только собака жалобно повизгивала в своем отсеке.

Ослепительный свет вырвал из тьмы ближние стволы исполинских папоротников и почему-то ставшую теперь белой сеть лиан. Змеи корней словно застыли в борьбе, оцепенели, В чаще засверкали злобные звездочки... И никакого движения.