Его уши, не привыкшие к тяжести золотых серег, начали болеть. Он с усилием выпрямил голову и услышал дрожащий голос старика на смертном одре: - Никто, поднявший на тебя глаза, не должен остаться в живых, будь он хоть твоим братом...
И снова, поняв, что он слышит старинный завет, дошедший до него сквозь мрак времен, Мак Аллен подумал о том, что он - это он и уже не он. У него были воспоминания, которых он не пережил, но он помнил и все то, что с ним случилось когда бы то ни было.
- Видишь, Фрэй Мигуэль!... - шепнул он с горьким упреком, сам не понимая, в чем упрекает усопшего доминиканца.
Потом оглядел голубые стены и глубоко вздохнул.
Больше здесь делать нечего. Атахуальпа стоял на верхней ступени, терпеливо ожидая. Высоко подняв факел, он не взглянул на Мак Аллена, продолжая созерцать потолок, на котором играли свет и тени.
- Идем, - сказал Мак Аллен, направляясь к выходу и словно зная, что отныне его желания стали приказами.
Они медленно прошли по аллее, выложенной красными плитами, и лишь на мгновение остановились перед бассейном. Наклонившись над его черной водой, он не узнал своего лица, но узнал себя. Он стал другим. Словно капризный ребенок, он сунул в воду руку, смутив зеркальную гладь, но тут же отдернул ее.
Вода была горячей, как кипяток.
- Идем, - сказал он снова.
И не повернулся, чтобы проверить, послушался ли его Атахуальпа, уверенный, что тот не может не двинуться за ним следом. Он хотел было идти дальше по той же аллее, которая должна была вывести его в сад, но ноги его не послушались. Какая-то странная сила приковала их к красным плитам, и он вдруг ощутил необычную усталость. "Что с тобой, Мак Аллен?", - попробовал он пошутить, но слова не складывались в звуки. Обручи из зеленого металла жгли ему кожу.
Ему показалось, что золотые серьги тоже разогрелись, и он поднес руку к ушам. Кольца были горячими.
"Странно", - подумал Мак Аллен, и неизведанное беспокойство охватило его, когда он услышал, что вместо слова, которое пронеслось у него в голове, он в третий раз сказал: - Идем!
Лишь теперь он увидел, что от бассейна отходит еще одна аллея, под прямым углом к красной, прорезая газон, усыпанный странными цветами, поразившими его, когда он вошел в сад. Он не сразу заметил ее. так как аллея была выложена зелеными плитами, цвета травы, но теперь, узнав ее, почувствовал явное облегчение. И, как только он ступил на зеленую аллею, ему не встретилось больше ни одного препятствия.
Кто-то или что-то вело его (он еще несколько раз заметил, что некоторые направления ему заказаны и он вынужден идти по строго определенному пути), и он перестал сопротивляться. Медленно продвигаясь среды цветочного ковра, посеребренного Луной, он, казалось, все решительнее оставлял позади то, чем был прежде, все больше становился другим. Слабое головокружение заставляло его двигаться так, словно у него не было веса. Он уже испытал недавно такое приятное головокружение, но не мог вспомнить, когда и где. Зато поймал себя на том, что раздумывает, закончил ли Оллантай серебряную статую для Дома Луны.
Становилось все жарче. Откуда-то, с той стороны, куда направлялся Мак Аллен, поднимался прямой и неподвижный столб дыма, приковывая к себе его беспокойный взгляд. В глубине воспоминаний, навязанных ему кем-то, бился атавистический, чуждый ему страх - страх "другого". И он вдруг почувствовал, что головокружение не так уж приятно, хотя ноги все еще несли его легко, как в эйфории после нескольких бутылок кока-колы. "При чем тут кола? - подумал он удивленно, - ведь он не пьет колу. Он пьет ром... Он? Кто он? ..." Сам того не замечая, Мак Аллен обернулся, словно отыскивая другого, который стал им.
Не ожидавший этого, Атахуальпа в ужасе бросился на землю и сжался в комок, прильнув лицом к траве.
- Кто я? - громко спросил Мак Аллен.
Но, услышав свои слова, удивился странности вопроса, потому что уже знал, что он - Майта Юпанки, Сын Солнца.
И с этой минуты, словно осознав свою миссию, он больше не чувствовал ожогов железного браслета и золотых серег. Лишь головокружение его не оставляло, тревожащее головокружение и страх перед темным столбом, который он различал все яснее - столбом, соединяющим Землю и Небо.
Вскоре зеленая аллея привела его на площадь крепости. Прямой и неподвижный, он обнял взглядом могучие стены, широкие ступени и башни. Спокойная гордость наполнила его грудь, и черты приобрели красоту достоинства. Он широко раскинул руки, словно собираясь сжать крепость в своих объятиях, и в тот же миг его поразило болезненное ощущение тщеты: все здесь было мертво. Руки тяжело упали вдоль тела.
Голова, украшенная священной маскапаикой, опустилась, и на губах возникла трепетная песнь, древняя песнь императора Пачакутека на смертном одре:
Как цветок полевой, я возрос,
Как цветок, лелеяли меня в юности,
Потом возмужал, состарился
И вот увядаю и гибну ...
И застыл, опустив голову, прислушиваясь к отзвукам собственного голоса. Но в ответ прозвучал лишь приглушенный стон Атахуальпы - стон народа, порабощенного пришельцами из-за океана. Стоило ли еще пытаться вырвать его из цепей рабства? Стоя перед строгими ступенями Дома Солнца (ему не было нужды спрашивать Атахуальпу, он и так знал, что находится перед домом своего пылающего родителя), он чувствовал, как над ним нависает мрачный столб дыма, выходящий из храма и поднимающийся к Луне, остановившейся над золотой крышей.
С тяжелым сердцем он начал подыматься по ступеням. Но в тот момент, когда он занес ногу на первую ступеньку, ужасное потрясение заставило его покачнуться. Из глубины земли раздался страшный гул, столб дыма дрогнул, склонился, на минуту исчез и снова начал подниматься кругами, превращаясь в огромную темную воронку, закрывающую Луну. В сердце земли угрожающе стучали барабаны великих бедствий. Тяжелые запахи разлились в воздухе.
- Я иду к тебе, отец! - сказал Инка Юпанки.
И, поднявшись по каменным ступеням, вступил в храм. Хотя там было темно и дым застилал ему глаза, он видел. Но вот Атахуальпа пробежал вдоль стен, и факелы зажглись один за другим. Все сильнее и ярче сияла большая золотая статуя Солнца, и шесть фигурок вокруг нее все яснее выделялись из тьмы, как славные воспоминания, пронзающие тьму времен.