в перепуге
от туфли жениной, простой туфли Мосторга. А другой
стрелу любви
иначе метит, путает
- ребенок этакий уловленье
любимой
в романические сети с повышеньем
подчиненной по тарифной
сетке... По женской линии тоже вам не райские скинии. Простенького паренька подцепила
барынька. Он работать,
а ее
не удержать никак бегает за клёшем
каждого бульварника. Что ж,
сиди
и в плаче
Нилом нилься. Ишь!
Жених! - Для кого ж я, милые, женился? Для себя
или для них?У родителей
и дети этакого сорта: - Что родители?
И мы
не хуже, мол!Занимаются
любовью в виде спорта, не успев
вписаться в комсомол. И дальше,
к деревне,
быт без движеньица живут, как и раньше,
из года в год. Вот так же
замуж выходят
и женятся, как покупают
рабочий скот. Если будет
длиться так
за годом годик, то, скажу вам прямо, не сумеет
разобрать
и брачный кодекс, где отец и дочь,
который сын и мама. Я не за семью.
В огне
и в дыме синем выгори
и этого старья кусок, где шипели
матери-гусыни и детей
стерег
- отец-гусак! Нет.
Но мы живем коммуной
плотно, в общежитиях
грязнеет кожа тел. Надо
голос
подымать за чистоплотность отношений наших
и любовных дел. Не отвиливай
мол, я не венчан. Нас
не поп скрепляет тарабарящий. Надо
обвязать
и жизнь мужчин и женщин словом,
нас объединяющим:
"Товарищи".
1926
ПОСЛАНИЕ ПРОЛЕТАРСКИМ ПОЭТАМ
Товарищи,
позвольте
без позы,
без маски как старший товарищ,
неглупый и чуткий, поразговариваю с вами,
товарищ Безыменский, товарищ Светлов,
товарищ Уткин. Мы спорим,
аж глотки просят лужения, мы задыхаемся
от эстрадных побед, а у меня к вам, товарищи,
деловое предложение: давайте
устроим
веселый обед! Расстелим внизу
комплименты ковровые, если зуб на кого
отпилим зуб; розданные
Луначарским
венки лавровые сложим
в общий
товарищеский суп. Решим,
что все
по-своему правы. Каждый поет
по своему
голоску! Разрежем
общую курицу славы и каждому
выдадим
по равному куску. Бросим
друг другу
шпильки подсовывать, разведем
изысканный
словесный ажур. А когда мне
товарищи
предоставят слово я это слово возьму
и скажу: - Я кажусь вам
академиком
с большим задом, один, мол, я
жрец
поэзий непролазных. А мне
в действительности
единственное надо чтоб больше поэтов
хороших
и разных. Многие
пользуются
напостовской тряскою, с тем
чтоб себя
обозвать получше. - Мы, мол, единственные,
мы пролетарские...А я, по-вашему, что
валютчик? Я по существу
мастеровой, братцы, не люблю я
этой
философии нудовой. Засучу рукавчики:
работать?
драться? Сделай одолжение,
а ну, давай! Есть
перед нами
огромная работа каждому человеку
нужное стихачество. Давайте работать
до седьмого пота над поднятием количества,
над улучшением качества, Я меряю
по коммуне
стихов сорта, в коммуну
душа
потому влюблена, что коммуна,
по-моему,
огромная высота, что коммуна,
по-моему,
глубочайшая глубина. А в поэзии
нет
ни друзей,
ни родных, по протекции
не свяжешь
рифм лычки. Оставим
распределение
орденов и наградных, бросим, товарищи,
наклеивать ярлычки. Не хочу
похвастать
мыслью новенькой, но по-моему
утверждаю без авторской спеси коммуна
это место,
где исчезнут чиновники и где будет
много
стихов и песен. Стоит
изумиться
рифмочек парой нам мы почитаем поэтика гением. Одного
называют
красным Байроном, другого
самым красным Гейнем. Одного боюсь
за вас и сам,чтоб не обмелели
наши души, чтоб мы
не возвели
в коммунистический сан плоскость раешников
и ерунду частушек. Мы духом одно,
понимаете сами: по линии сердца
нет раздела. Если
вы не за нас,
а мы
не с вами, то черта ль
нам
остается делать? А если я
вас
когда-нибудь крою и на вас
замахивается
перо-рука, то я, как говорится,
добыл это кровью, я больше вашего
рифмы строгал. Товарищи,
бросим
замашки торгашьи - моя, мол, поэзия
мой лабаз!всё, что я сделал,
все это ваше рифмы,
темы,
дикция,
бас! Что может быть
капризней славы
и пепельней? В гроб,что ли,
брать,
когда умру? Наплевать мне, товарищи,
в высшей степени на деньги,
на славу
и на прочую муру! Чем нам
делить
поэтическую власть, сгрудим
нежность слов
и слова-бичи, и давайте
без завистей
и без фамилий
класть в коммунову стройку
слова-кирпичи. Давайте,
товарищи,
шагать в ногу. Нам не надо
брюзжащего
лысого парика! А ругаться захочется
врагов много по другую сторону
красных баррикад.
1926
ФАБРИКА БЮРОКРАТОВ
Его прислали
для проведенья режима. Средних способностей.
Средних лет. В мыслях - планы.
В сердце - решимость. В кармане - перо
и партбилет. Ходит,
распоряжается энергичным жестом. Видно
занимается новая эра! Сам совался в каждое место, всех переглядел
от зава до курьера. Внимательный
к самым мельчайшим крохам, вздувает
сердечный пыл... Но бьются
слова,
как об стену горохом, об
канцелярские лбы. А что канцелярии?
Внимает, мошенница! Горите
хоть солнца ярче,она
уложит
весь пыл в отношеньица, в анкетку
и в циркулярчик. Бумажку
встречать
с отвращением нужно. А лишь
увлечешься ею, то через день
голова заталмужена в бумажную ахинею. Перепишут все
и, канителью исходящей нитясь, на доклады
с папками идут: - Подпишитесь тут!
Да тут вот подмахнитесь!.. И вот тут, пожалуйста!..
И тут!..
И тут!..Пыл
в чернила уплыл
без следа. Пред
в бумагу
всосался, как клещ... Среда это
паршивая вещь!! Глядел,
лицом
белее мела, сквозь канцелярский мрак. Катился пот,
перо скрипело, рука свелась
и вновь корпела,но без конца
громадой белой росла
гора бумаг. Что угодно
подписью подляпает, и не разберясь: