Три часа до предела измотали силы двух молодых и сильных людей.

Андреев, Коржевский и Романов горько каялись, что не научились радиоделу, как настоятельно рекомендовал Белопольский всем членам экипажа. Они думали, что никогда не придется им стать радистами, и вот теперь... Пять человек могли бы дежурить только по одному разу.

"Тяжелый урок, - думал Андреев, - полезный не только нам, но и всем звездоплавателям".

Сорок километров в секунду для "СССР-КС3" была расчетная рейсовая скорость. При необходимости можно было увеличить ее до пятидесяти, затратив на это резервный запас энергии. Этот запас считался неприкосновенным, но теперь настало время пустить его в ход. Белопольский решил увеличить скорость только тогда, когда корабль полетит прямо. И без того скорость при повороте была слишком велика. Если бы не угроза смерти, нависшая над Мельниковым и Второвым, он никогда не решился бы на маневр, ставящий под угрозу здоровье членов экипажа. Но выбора не было.

Двигатель, создающий отклоняющую струю, работал в таком режиме, что вся его энергия уходила на поворот, не влияя на скорость корабля в целом.

Самое ужасное для экипажа звездолета заключалось в том, что не было полной гарантии в успехе. Все было основано на предположении, что кольцевой корабль будет продолжать движение к Венере еще, по крайней мере, двое суток с той же скоростью. Стоило ему повернуть в другую сторону - а это много раз случалось с того момента, как он был замечен Субботиным, - и пришлось бы, в свою очередь, менять курс без малейшей уверенности, что "фаэтонец" снова не повернет. "СССР-КС3" не мог совершать подобные маневры до бесконечности. Кроме того, преследуемый звездолет менял скорость в широких пределах. Кто мог поручиться, что пятьдесят километров в секунду для него "потолок"? Возможно, что он полетит еще быстрее, а тогда нечего и думать догнать его.

Мысль, что Мельников и Второв навсегда останутся блуждать в пространстве или исчезнут в объятиях Солнца, приводила в отчаяние их товарищей. Во что бы то ни стало надо спасти от такой участи если не их, то, по крайней мере, их тела.

На корабле с волнением ожидали каждого сообщения с Земли. Но пока что угрожающих признаков не было.

Наступил вечер 11 августа. (Вечер, разумеется, на Земле, в СССР, а не на звездолете.) Измученные люди с нетерпением ожидали восьми часов. Чем ближе подходила стрелка к желанному часу, тем труднее казалось им переносить становившуюся невыносимой тяжесть. Тело, словно налитое свинцом, отказывалось повиноваться.

"Скорее! - хотелось крикнуть каждому. - Не все ли равно, минутой раньше, минутой позже". Но они хорошо знали, что Белопольский не остановит двигатель даже на секунду раньше.

Чуть заметно вздрогнул корабль... Вздох облегчения вырвался у всех. Невесомость волной блаженства прошла по телу. Как хорошо не чувствовать тяжесть!

Впереди сорок часов спокойного полета по прямой. Нарастание скорости до пятидесяти километров будет происходить с ускорением всего в один метр в секунду за секунду. Это вызовет тяжесть в одну десятую земной. Мелочь!..

- Сообщение с Земли, - раздался голос Князева. Репродукторы, включенные в каждой каюте, разнесли его слова по всему кораблю. - Экстренное сообщение!..

Никто не двинулся с места. Только Топорков поспешно отправился в радиорубку сменить Князева. Он поступал так каждый раз при возникновении связи с Землей, жертвуя отдыхом.

Экстренное сообщение! Что-то случилось! В подавленном настроении все ждали, что скажет Земля.

Но вот засветились экраны. Суровое лицо Белопольского появилось на них.

- Товарищи! - сказал он. - Звездолет фаэтонцев начал поворот. В настоящий момент нельзя сказать, куда он направится. Это выяснится часа через два или три. Отдыхайте! Новый поворот нашего корабля неизбежен.

И снова работал отклоняющий двигатель. Снова повышенная сила тяжести мучила людей. Снова Топорков и Князев, сменяя друг друга, боролись с давящей силой собственного веса. И снова не было никакой гарантии, что страдания оправдают себя.

А когда закончился поворот и корабль полетел прямо, не прошло и четырех часов, как опять, словно издеваясь над ними, "фаэтонец" повернул еще раз.

"Сомнений нет, - передал Камов. - Кораблем управляет воля человека. Поворот неоправдан, если действует автопилот. Мельников и Второв живы. Вперед, товарищи! Цель близка!"

Упорная погоня продолжалась!

СИЛА ВООБРАЖЕНИЯ

Мельников был уверен, что ускорение звездолета не может продолжаться слишком долго. Это было бы технически нецелесообразно, а техника фаэтонцев, судя по всему, что они видели до сих пор, была чрезвычайно "разумна". Но все же он не ожидал, что ускорение окончится так быстро

Упав с мостика в момент начала взлета, он не забыл взглянуть на часы. И когда по внезапно наступившему состоянию невесомости понял, что ускорение окончилось и корабль летит по инерции с постоянной скоростью, легко убедился, что прошло только немногим больше тринадцати минут.

Знакомая картина звездного мира раскинулась за прозрачной, невидимой стенкой. Было ясно, что звездолет оставил за собой всю атмосферу Венеры и летит в пустом пространстве. Куда он направлялся? Были автоматы фаэтонцев, ведущие сейчас корабль, заранее настроены на какой-нибудь определенный маршрут или нет? Это можно будет определить только после нескольких часов пристального наблюдения за Венерой. Несовершенный способ, но другого не было в их распоряжении. Ни одного навигационного прибора.

Планета, покинутая так неожиданно, казалась совсем близкой. Необъятной клубящейся массой белоснежных облаков была закрыта половина неба. Теперь, когда исчезла сила тяжести, было невозможно определить, находится ли Венера прямо под ними или где-нибудь сбоку. Но Солнце светило как будто с того же места, Мельников помнил, что тень Второва ложилась на его ноги. Так было и сейчас. Значит, корабль не изменил направление полета. Он несет их к Солнцу. Так казалось, но было очень важно определиться точно.

Два раза Мельников подлетал на звездолете к Венере. Он видел планету на теперешнем расстоянии трижды. Неужели он не сумеет определить на глаз, на какой высоте они находятся. Пожалуй, тысяч десять километров. Да, кажется, так.

Легким толчком Мельников поднялся и, приблизившись к Второву, взялся руками за его плечи. Так было удобнее разговаривать.

- Как ты думаешь, Геннадий, - спросил он, - во сколько раз была увеличена сила тяжести при взлете?

Второв поднял голову. Мельников увидел смертельно бледное лицо с блуждающими глазами. Губы молодого инженера были мертвенно-сини.

- Что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь?

Второв вдруг рассмеялся. В этом смехе звучали истерические нотки.

- Вы бесподобны, Борис Николаевич, - сказал он, продолжая смеяться. - Как я себя чувствую? Как может чувствовать себя человек, приговоренный к смертной казни, стоя под виселицей?..

Мельников понял, что его товарищ потерял самообладание. Надо применить жесткие меры, чтобы привести его в нормальное состояние.

- Стыдись! - резко сказал он. - Жалкий трус! Тряпка! И этот человек называет себя звездоплавателем!"

Он отвернулся, давая Второву время прийти в себя, уверенный, что его слова окажут свое действие.

Второв молчал.

Когда через минуту Мельников обернулся, он увидел, что достиг цели: по лицу Второва бежали слезы.

- Будьте хоть немного человечнее, Борис Николаевич, - сказал он. - Не все могут быть такими, как вы. Ведь нам осталось жить всего шесть часов.

- Это почему? - спросил Мельников, делая вид, что не понимает. Он хотел, чтобы Второв начал рассуждать. Это неплохое средство вернуть спокойствие.

- Как почему? Разве вы не знаете, что наши кислородные баллоны заряжены на двенадцать часов?

- Ах да! Сколько же времени прошло с тех пор, как мы покинули звездолет?

- По-моему, часов шесть.

- Так, - сказал Мельников, - действительно получается, что нашего земного кислорода хватит ненадолго. Шесть часов! За это время многого не сделаешь.