Именно так высоко ценя Никсона, Кассельс возвратил ему очередную, двадцать пятую пьесу с обычными очаровательными извинениями, объясняя, может быть подробнее, чем всегда, что пьеса пришлась ему по вкусу, но ничего не выходит по той или этой причине, что Филу сказочно повезло, потому что пьеса написана будто специально для театра такого-то, а затем добавил:

– Знаешь, что бы мне хотелось получить от тебя, Фил, старина?

– Что же? – спросил Никсон без всякого воодушевления.

– Сделай пьесу из “Вьюнка”.

– А! – односложно откликнулся Никсон, поскольку для него это слово звучит скорее как название сорняка, чем книги.

– Ты читал роман?

– Нет еще. – И с обидой в голосе Филби добавил: – Я был чертовски занят последнее время.

– Понятно. Ну так прочти. В ней кроется прекрасная пьеса. Я читал и все время думал: “Фил сделал бы из этого гениальную пьесу”. – Он рассмеялся своим милым пренебрежительным смешком и добавил. – Я чуть было сам не принялся за нее, но ты, конечно, сделаешь в тысячу раз лучше. Вещь в твоем стиле.

– А кто автор?

– Как же его фамилия? Да ты знаешь. У меня, наверное, книга где-то здесь. – Он оглядел гримировальный столик, посмотрелся в зеркало и добавил румян на щеки. – Ах нет, я отнес ее домой. Но ты обязательно разыщи книгу, потом разыщи автора, подпиши с ним договор, и тогда я... – Он вдруг вытянул руку и сказал: – Послушай, мне через две минуты на сцену. “Вьюнок”. Не забудь. Из него можно сделать потрясающую пьесу, а ты – единственный человек в Англии, кто на это способен. Пока, Фил, старина.

И вот Реджинальд сидит в своей комнате на Хейуардс-гроув и ждет прихода мистера Филби Никсона. Как это мудро, что они переехали в Лондон. Сидя в кабинете в Вестауэйзе, нечего и ждать, что тебя посетит известный драматург. А как легко, как естественно это происходит в Лондоне! С утра – дела, например, обсуждение договора об инсценировке романа или нечто подобное; во второй половине дня – возможно, посещение картинной галереи, обмен приветствиями с Корал Белл и другими знакомыми; ленч, спектакль; затем ужин у Ормсби или в другом месте. Как наполнена жизнь в Лондоне! Ни минуты свободной.

Сильвия тоже страшно занята. Гости к ленчу... в гости на ленч... в гости на чаепитие.

– Филби Никсон.

Пожимают друг другу руки, обмениваются приветствиями, садятся, закуривают.

– Прежде всего, – начал мистер Никсон, – примите мои поздравления по поводу “Вьюнка”. Это одна из самых очаровательных книг, которые я прочел в последнее время.

– Очень любезно с вашей стороны, – отвечает Реджинальд.

Но почему, думает он, похвала всегда оказывается общей фразой? И почему, раз уж подобная похвала достаточно формальна и неискренна, и к тому же исходит от человека, вкусы которого нам совершенно неизвестны, – почему бы такой похвале не выглядеть хоть немного точнее? Скажем, “самая очаровательная книга, которую я прочел за такое-то время”. Или – “одна из самых очаровательных книг, которые я вообще когда-либо читал”. Насколько было бы приятнее.

– Из беседы со своим приятелем Уилмером я понял, что вы хотите, чтобы я попытался инсценировать ваш роман. Не знаю, говорил ли он вам что-нибудь...

– Уилмер? – удивляется Реджинальд. – По-моему, я...

– Уилмер Кассельс.

– А, Кассельс, – поспешно говорит Реджинальд, не признаваясь, что совершенно незнаком с этим великим человеком, а как бы давая понять, что их отношения еще не позволяют называть друг друга по имени.

– Я расскажу вам, как я обычно действую в таких случаях.

Чувствуется, что он от чего-то страдает, думает Реджинальд, наблюдая за лицом Никсона, пустившегося в объяснения. Он хорош собой, прекрасно одет, известен и ценим, он человек светский, завсегдатай салонов, член многих клубов, он пользуется уважением и окружен восхищением, и при всем этом в нем проглядывает какая-то тоска, как будто он чего-то очень хотел, а ему не досталось. Интересно, как он поведет себя, если я похлопаю его по плечу и скажу: “Мне очень жаль, старина, но ничего у нас не выйдет”? Придет в изумление, наверное, или вообще не поймет, о чем я говорю. А может быть, разразится слезами? Нет, не стану проверять.

Они перешли к делу.

– Скажите, у вас есть агент?

– Агент? – удивился Реджинальд. – Нет. А должен быть?

– В данном случае это не так важно. Как вы знаете, пьесу заказал Уилмер, но я не люблю смешивать дружбу и дело. У меня есть хороший специалист, и если вы готовы передать дело в его руки...

– Конечно, конечно, – горячо согласился Реджинальд. – Вы в этом прекрасно разбираетесь. А я полный профан.

По лицу Никсона скользнула вежливая улыбка, но Реджинальду показалось, что в уголках губ по-прежнему таится тоска.

– Что же касается договора между нами, я предлагаю поровну.

– Я и в этом ничего не понимаю, – сказал Реджинальд. – Так обычно и делается?

Книга моя, думал он, а этому типу достается половина.

– Ну, разумеется, все зависит от обстоятельств, но обычно именно так. Если мы имеем дело с известным драматургом, – Реджинальд слегка поклонился, а Никсон, в свою очередь, поблагодарил его обычной быстрой улыбкой, – соотношение часто бывает две трети к одной. С другой стороны, если книга популярна, как ваша... Одним словом, мне кажется, пополам будет справедливо по отношению к нам обоим.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Во всех случаях – то есть я имею в виду, разумеется, все страны, если пьеса будет переведена, провинцию, Америку, Канаду, любительские спектакли и так далее.

– Согласен.

– И права на фильм, разумеется, тоже. Если вы еще не получали таких предложений.

– Нет, – покачал головой Реджинальд. – Вряд ли это подходящая книга.

– Ну да. Но пьеса может оказаться подходящей. Почти по каждой пьесе, имеющей успех, снимают фильм. Возможно, надо будет взять в долю режиссера; и Уилмер наверняка потребует себе что-нибудь; что же касается нас с вами – мы делим все доходы от фильма поровну. Вы согласны?

– Согласен, – повторил Реджинальд.

Таким образом, он получил на подпись официальный договор о том, что все доходы от пьесы делятся между ним и мистером Никсоном поровну. А сразу же после подписания договора в одной из газет появилась заметка, оповещавшая, что Филби Никсон работает над пьесой по известному роману Реджинальда Уэлларда “Вьюнок”. Две недели спустя в очередной заметке говорилось, что, как сообщалось ранее, Никсон пишет для Уилмера Кассельса новую пьесу по мотивам романа “Вьюнок”. И как раз когда Наш Театральный Корреспондент сообщил, что новая пьеса Никсона “Вьюнок”, по всей вероятности, станет гвоздем сезона, Реджинальд снова встретил Корал Белл.

Они столкнулись на углу Пиккадилли и Сэквилл-стрит. Реджинальд возвращался с затянувшегося ленча в каком-то клубе и вдруг остановился на углу Сэквилл-стрит, раздумывая, не стоит ли, раз он оказался в этих краях, заглянуть к портному и заказать один-два новых костюма. Лондон предъявлял большие требования к одежде, чем Вестауэйз. Нет, без Сильвии он не пойдет. Сильвия любит выбирать ему одежду. Для него рулон материи был всего лишь рулоном материи; быть может, некоторые отличались приятной расцветкой, но он никак не мог представить ту или иную ткань с рукавами и штанинами и с самим собой внутри. А Сильвия, кажется, может. Возможно, только делает вид, а возможно, это еще одна из множества ее удивительных способностей. В любом случае, они всегда ходили на Сэквилл-стрит вместе, и каждый визит к портному оставался у них в памяти милым воспоминанием.

Поэтому он вдруг снова повернул на Пиккадилли, продолжая путь домой, столкнулся с кем-то, пробормотал извинения и тут же воскликнул:

– О, это вы!

– Да, я, – ответила Корал Белл. – И, как всегда, занимаю слишком много места. А вы... Мы с вами... да, вспомнила. Нет, не говорите ничего.

Она вздернула подбородок и посмотрела на него из-под опущенных ресниц.

– Ормсби. Я вспомнила, кто вы. Реджинальд Уэллард.