А солнце стало понемногу клониться к вечеру.

Двадцать второй полк в полном составе (за исключением тех, кому сегодня уже досталось, и чьи машины встали на ремонт) в колонне эскадрилий с комполка во главе двинулся к линии боевого соприкосновения…

Владимир Пономарев опять шел на своем законном месте справа от комзвена. Но, будучи уже обстрелянным пилотом, смотрел в его сторону лишь краем прищуренного глаза. Солнце его интересовало значительно больше. И не только его.

Военные советники, идущие в строю эскадрилий, тоже смотрели в основном на солнце. И правильно делали! Та самая Ганьчжурская двадцатка (а другим самураям здесь сегодня взяться было неоткуда) опять валилась на них со стороны солнца.

Но внезапности у них не получилось. И сбить с первого раза им тоже никого не удалось. И, вообще, не на тех напали!

Все смешалось в доме Облонских… Строй полка распался. Кто-то вырвался вперед. Кто-то отстал. Часть ведомых во время резких эволюций оторвалась от своих ведущих. Вообще, в воздухе вдруг стало как-то очень т е с н о. Повсюду носились истребители. Управлять в такой мешанине без радио было невозможно, и Глазыкин мгновенно из командира превратился в обычного бойца.

Японцев он увидел почти сразу и рванулся к ним навстречу, открыв огонь с большой дистанции. А потом опомнился и стал беречь патроны…

В ходе свалки один из самураев очень удачно залез ему в прицел, и комполка инстинктивно нажав гашетку, с радостью увидел, как его очередь распорола истребитель противника почти по всей длине. Он перевернулся и посыпался вниз. Глазыкин проводил его долгим взглядом…

Эх, лучше бы он этого не делал!

Нельзя смотреть на сбитого врага! Он прекрасно знал об этом, и сам неоднократно напоминал молодым пилотам, что это плохая примета! Но как же было удержаться! Ведь, это был его п е р в ы й бой! Его первый сбитый!

Плохая примета… Всей спиной почувствовал он вражескую очередь, встряхнувшую его самолет. 'Ишачок' тут же стал тяжелым и непослушным, его потянуло вниз, а ручка болталась и, ясное дело, были перебиты тросы управления. Глазыкин понял, что делать нечего и надо прыгать. Он отстегнул привязные ремни и, перевалившись через борт, выпал из самолета…

Владимир долго держался за хвост Пьянкова, но так и не удержался. Да и кто бы удержался! Комзвена, бросился на проклятого врага, и думать забыл про ведомых!

Оставшись один, Владимир первым делом осмотрелся: 'К кому бы пристроиться?'

В небе кружилось и вращалось не меньше сотни самолетов! Только успевай уворачиваться! Сверкали пулеметные трассы… Сверкали на солнце плоскости и кабины самолетов… Глаза выхватывали куски пространства, как куски мозаики, складывать которую было некогда. Да и незачем!

Увидев слева снизу самурая, пристроившегося в хвост 'ишаку', Владимир энергично дал ручку и свалился на японца, врезав ему очередью прямо по кабине. Самурай ткнулся мордой в приборную доску, и вошел в пике, из которого не выходят.

Владимир сделал вираж и наконец-то пристроился к какому-то краснозвездному истребителю с белой цифрой семь на хвосте. На глазах у него пилот семерки красиво завалил японца. Тот мгновенно вспыхнул, и яростное пламя мгновенно охватило его всего целиком…

Теперь Владимир держался за своего ведущего зубами! И вращал головой во все стороны, прикрывая его от атак… Он даже один раз пальнул в какого-то совсем очумевшего самурая, проскочившего прямо перед ним и попытавшегося пристроиться к семерке. Чумной самурай рывком ушел из-под огня и свалился в штопор. А летчик, которого спас Владимир, оглянулся и покачал крыльями в знак благодарности.

Смушкевичу доложили, что двадцать второй полк ведет бой с крупными силами противника (и откуда они, интересно, взялись?) в районе горы Баян-Цаган. Он немедленно дал команду майору Забалуеву поднять свой полк и идти на помощь боевым товарищам.

Майор Вячеслав Забалуев в отличие от Глазыкина в Монголии был старожилом. Семидесятый полк входил в состав сотой смешанной авиабригады пятьдесят седьмого особого корпуса и с сентября тридцать седьмого года дислоцировался в Тамцаг-Булаке.

Ныне разоблаченный враг народа, а тогда еще командующий войсками Забайкальского военного округа, командарм второго ранга Великанов, бригаду, убывающую для оказания братской помощи, укомплектовал по принципу – возьми боже, что мне не гоже… У Забалуева было на одну эскадрилью 'бисов' меньше, чем у Глазыкина, а 'ишаки', все до одного – двухпулеметные, пятого типа, без бронеспинок. Хотя, в общем, тогда это была еще боле менее боеспособная часть.

Увы, зараза полного пофигизма, вредительски насаждаемая в особом корпусе его командованием (за что оно недавно и было арестовано, а надо было бы уже давно!) в полной мере коснулась и Забалуевского полка. Состояние матчасти не просто оставляло желать лучшего, оно вообще ни куда не годилось! От длительного хранения под открытым небом у половины его истребителей перкалевая обшивка сопрела, начала гнить. Боевая подготовка и дисциплина даже не хромали. Они попросту обезножели!

Неудивительно, что в первом же бою, который состоялся месяц назад двадцать первого мая, еще до прибытия Глазыкинского полка, семидесятый иап сразу понес потери. Был сбит И-16. Летчик Лысенко погиб.

Лишь только после этого начальство спохватилось. Управление полка привели в чувство, укрепили военными советниками, полностью заменили матчасть. Майор Грицевец, опытный летчик-инструктор, сделал все, что мог, чтобы подтянуть летные навыки у своих подопечных. И теперь полк был полностью готов к бою.

И вступил в бой…

Помощь подоспела вовремя, потому что у многих истребителей двадцать второго полка уже кончались боеприпасы и горючее.

Остановился мотор и у Владимира. Сначала он подумал, что его подбили, а он в горячке боя и не понял. И только взглянув на циферблат часов, догадался, что время полета истекло. И точно, стрелка бензиномера была на нуле. И боеприпасы тоже, наверное, были израсходованы, потому что патронов он не жалел.

'Вот так попал!' – подумал он. Тут-то его и прищучат, как миленького!

Но летчик семерки, заметив, что его верный ведомый планирует с остановившимся пропеллером в сторону аэродрома, развернулся и проводил до самого места. И только когда Владимир выпустил шасси и пошел на посадку, его ангел-хранитель покачал крыльями и ушел.

'Вот, что значит настоящая взаимовыручка!' – подумал Владимир.

Он даже не знал, кто сидел в этом истребителе. Как, впрочем, и летчик семерки не знал, кто его прикрывал в этом бою.

Владимир садился с ходу. Оно и понятно, на второй круг идти было не на чем. В баках – сухо. Техники дружно покатили его на стоянку и быстро заправили горючим и боеприпасами. И он снова взлетел и помчался туда, где, не останавливаясь, клубился воздушный бой…

Майор Забалуев привел своих ребят не к шапочному разбору! Подлетая, он видел, как один за другим краснозвездные машины по одной – по две выходили из боя, некоторые даже с остановившимися винтами.

'Горючка на исходе' – подумал он.

И был совершенно прав! Но самураев это не касалось, они-то могли летать в два с лишним раза дольше советских истребителей, потому что дальность у них была такая. Бензину брали больше, а расходовали меньше. Я п о н с к а я техника!

Семидесятый полк прикрыл выход двадцать второго полка из боя и занял его место. А пока он дрался с самураями, летчики двадцать второго заправлялись, заряжали оружие и снова поднимались в небо. И теперь уже они, когда пришло время, прикрывали выход из боя семидесятого полка…

Это длилось почти два с половиной часа.

И, наконец, самураи не выдержали. Их-то никто менять не собирался!

Но кончалось не только горючее и боеприпасы… Кончилось время их побед! Хотя в этом бою они сбили много краснозвездных врагов, им переводу не было! И откуда только брались! Поэтому сдали нервы у 'королей неба'!

Переломили советские пилоты самурайский хребет, и полетели самураи, под напором стали и огня, на свой родной аэродром под Ганьчжуром… Но прикрывать их было некому и, вдобавок к сгоревшим в бою, во время посадки наши летчики, мстя за погибших товарищей, сожгли еще двоих напоследок. И поделом!