В фанзе летчиков было несколько металлических кроватей с постелями, стол со стульями, патефон (с одной пластинкой), черная тарелка репродуктора. Имелись шахматы, шашки и домино, различные инструкции и наставления, а также полевой телефон для связи со штабом полка и оперативным дежурным. Фанза технического состава была оборудована попроще – печка, нары с матрацами, стол с настольными играми и спецлитературой.

В столовке имелся стол человек на десять, скамейки, шкаф с посудой и плита. Летчики и техсостав ели по очереди. Официантка привозила в термосах обед из летной и технической столовых, разогревала его и подавала на стол.

Казалось бы, ну и, пожалуйста, ну и сиди себе, кури да в шашки играй! Не мешки же ворочаешь. Сначала ребята так и думали. А когда подежурили, поняли, что на самом деле, это была нелегкая и нервная работа…

Николай вспомнил, как еще весной, завидовал 'старикам', которые ходили при пистолетах. Летчиков, допущенных к боевому дежурству, объявляли приказом по полку и выдавали личное оружие.

Ванька Липатов, который прибыл в полк почти одновременно с ними, в полетах отставал, и к дежурству еще допущен не был, поэтому часто привязывался к товарищам с дурацкими просьбами:

– Ну, одолжи пистолет сходить на танцы. Ну, пожалуйста…

А они ему отвечали с солидностью старых асов:

– Полетай с моё, получишь и пистолет!

Во время дежурства с целью тренировки и чтоб совсем не заскучали, оперативный дежурный периодически объявлял боевую тревогу. При этом отрабатывались действия личного состава при переводе в повышенную готовность. Но поднимали в воздух дежурное звено очень редко. Такое право имел только комполка.

А, в общем, спасибо и на том, что у них готовность два. Сидим в фанзе. В готовности один пришлось бы сидеть в самолетах!

Потому что на Халхин-Голе еще неделю назад шли ожесточенные бои…

Информация об этом в газетах и на политинформациях была, как обычно, очень скудной. Больше лозунгов. Но земля слухом полнится. Сидят-то они на перепутье. Нет-нет, а кто-нибудь информированный возьмет, да мимо них и пролетит по своим делам. Так и просачивалось кое-что. О том, что иногда там над полем боя одновременно бьется до двухсот машин! Верилось в это с трудом. Но ребята, которые об этом рассказывали, заслуживали доверия…

'Где-то там, может, и Володька Пономарев с самураями сражается. Его же в ЗабВО распределили… Они же там, как раз, и воюют! Письма от него, вряд ли дождешься. Надо самому написать' – подумал Николай.

Рассказы о Халхин-Голе командование, конечно, возбуждали. И оно потихоньку подтягивало гайки, понимая, что раз там война идет на всю катушку, то и здесь самураи могут сунуться в любой момент. Но командир двадцать девятого истребительного трижды Краснознаменного майор Шалимов особо на этом не циклился.

Виктор Шалимов был человеком известным! Целым депутатом Верховного Совета СССР первого созыва! А у депутата, ясное дело, очень много своих депутатских забот. Поэтому всю тяжесть командирских обязанностей он переложил на богатырские плечи помкомполка капитана Савицкого. Впрочем, Савицкий с ними справлялся неплохо.

В апреле месяце Инспекция ВВС второй отдельной Краснознаменной армии проверила состояние учебно-боевой и политической подготовки полка, и он был признан лучшим в армии.

Когда Николай первый раз увидел помкомполка, он попросту разинул рот. Действительно, это было незабываемое зрелище – здоровенный, под два метра, летчик с саблей на боку в полной кавалерийской амуниции и со шпорами на сапогах!

Зачем летчику сабля?

Нет, холодное оружие никто не отменял! Без штыка пехотинцу в рукопашном бою никак не обойтись! И моряку кортик очень даже может пригодиться. Во время абордажа, например. Кавалеристу сабля, само собой, тоже нужна для боя. В атаке лавой это штука просто незаменимая. А летчику сабля на кой? Чтобы подлететь к вражескому хвосту и рубануть его, на хрен, когда патроны кончатся? Проще уж пропеллером таранить!

Старшие товарищи на глупые вопросы не отвечали. А только ухмылялись и предлагали спросить у самого капитана. Но поинтересоваться у помкомполка, зачем ему этот раритет, Николай не решился… Еще рубанет, не дай Бог!

Савицкий и сам долго к сабле привыкал.

Просто, всё, что ему поручали, он делал лучше всех. Ну, не мог он иначе! Поэтому на строевом смотру командиров и заместителей командиров частей и соединений, утер сопли даже пехотинцам. Пехота понадеялась на имеющиеся навыки, а он потратил кучу времени на муштровку вверенного ему отделения. А еще уходил в сопки подальше и орал, что есть силы 'Равняйсь!' и 'Смир-р-р-рна!', пока не выработал настоящий командный рык…

И порадовал-таки душу старого служаки! Растроганный командарм объявил ему благодарность и наградил отрезом генеральского сукна на шинель, саблей и шпорами.

И вот с тех пор, появляясь по служебным делам в штабе бригады, а также по праздникам и на различных торжествах, приходилось ему таскать дареную саблю и амуницию. А то, не дай Бог, доложат командарму, что пренебрегает капитан его подарком и не видать ему тогда ни новых шпал, ни ромбов, как своих ушей.

Первое время сабля путалась в его журавлиных ногах, как без этого. Пошел тогда Савицкий к соседям, а рядом по счастью стоял разведывательный кавалерийский дивизион, и взмолился – научите. Они посмеялись, конечно, но показали все сабельные приемы. Он потом часто один запирался в своем кабинете и махал этой дурой, пока не стала она у него ловкой и послушной.

А вот шпорами своими Савицкий гордился совершенно искренне. Те же знакомые кавалеристы сняли с них родные диски и выбросили, как бездарный ширпотреб. А вместо штамповки пристроили серебряные десятикопеечные царские монеты, которые звенели просто божественно! Так что он их и в кабине самолета не снимал…

Впрочем, летать они не мешали, а пилотажником капитан Савицкий был отменным. А может, даже лучшим в полку.

Николай уже довольно далеко отошел от аэродрома, когда услышал, как один за другим начали взревывать авиационные двигатели. Он остановился, но, прислушавшись, узнал низкий рокот моторов тяжелых бомбардировщиков ТБ-3.

'Соседи готовятся к ночным полетам' – подумал Николай и прибавил шагу.

Вместе с двадцать девятым истребительным полком на том же аэродроме сидела семнадцатая отдельная тяжело бомбардировочная авиабригада – пять тяжелых эскадрилий, две крейсерских и две истребительных – сто тридцать с лишним самолетов.

Семнадцатую бригаду посадили в Благовещенске совсем недавно, всего пару месяцев назад, в то же самое время, когда не далеко от казарм двадцать девятого иап в палаточном городке разместилась двухсотая отдельная воздушно-десантная бригада особого назначения.

Не надо было семь пядей во лбу иметь, чтобы догадаться, что обе бригады появились под Благовещенском не случайно. И Дьяконов, и Маковкин, оба старые парашютисты, сразу поняли: одна будет десантироваться, а вторая – десантировать.

И они не ошиблись.

Основной задачей отдельной тяжелобомбардировочной авиабригады являлась доставка и выброска воздушного десанта. Для чего она и была усилена пятой тяжелой эскадрильей. А после того, как десант приступит к выполнению своей боевой задачи, она должна была обеспечивать его всем необходимым, с помощью грузовых парашютов или без оных, садясь в тылу врага, на подготовленные и обороняемые десантниками аэродромы. А также бомбить этого врага по их заявкам. Истребительные эскадрильи обеспечивали противовоздушную оборону места базирования и сопровождение тяжелых бомбардировщиков в дневное время, а крейсерские – разведку и, при необходимости, эвакуацию десанта.

Ребята уже знали, что авиадесантной бригадой особого назначения командовал майор Мошковский.

Тот самый, который на Северный полюс летал. И, кстати, за это орден Ленина имел. А Красную Звезду – за развитие парашютизма, как их инструктор по парашютному делу в авиашколе старший лейтенант Серебровская.

Алексей как-то уговорил Николая наведаться к десантникам. Может, договорятся попрыгать! Они-то почаще прыгают, чем летчики-истребители. Комзвена не возражал, ребята и прогулялись…