-...Это было как раз тогда, когда ты заболела, еще там, в Таиланде...

- Эва...

Во мне что-то оборвалось, я действительно не владела собой, когда крикнула срывающимся голосом:

- В Нэвелэнге! Это было в Нэвелэнге!

Она ничего не сказала, только посмотрела на меня жалостливо-отчаянными глазами. Так смотрят на безумцев, которых знали и любили нормальными людьми...

Что они с ней сделали? Что они могли сделать с гордой и дерзкой Эванджелиной, скромной переводчицей, которая всегда смело смотрела в глаза самых могущественных и богатых людей, всегда прямо высказывала им свое мнение и никогда не шла ни на какие компромиссы?

Если бы не мой ребенок, я поверила бы, что не была в Нэвелэнге. Если бы не мой ребенок...

* * *

Синее-синее неимоверно высокое небо. Ослепительные блестки на поверхности тихо журчащей реки и неровная зубчатая стена джунглей на том берегу. Низкая хижина, крытая золотистым тростником, а у ее входа плетет, напевая, циновку из пальмовых волокон самая счастливая женщина на Земле.

Когда-то блистательная София Милани была самой несчастной .Ребенок.... Бесчисленные, безнадежные попытки - я совершала их одну за другой обреченные на неудачу, необратимо подрывавшие здоровье, приведшие в конце концов к разводу с Паоло. Это было слишком давно, в совсем другой жизни.

Женщина, которая жила в хижине на берегу затерянной в джунглях реки, знала, что станет матерью самого здорового, самого красивого, самого замечательного ребенка из всех, что когда-либо рождались на этом свете. И ее муж тоже это знал.

В своей жизни я была постоянно окружена неусыпной опекой. Материальное благополучие слишком многих людей зависело от моей красоты и здоровья. Но никто и никогда не заботился обо мне так, как он. Я каждое мгновение ощущала тепло его заботы - и ни одной минуты не тяготилась ею. Это была огромная, неизмеримая любовь, помноженная на редкую деликатность и совершенно лишенная эгоизма. А я - я отвечала ему всей силой любви, на какую только была способна ,и иногда мне казалось, что даже этого слишком мало.

Странно, но у меня не осталось ни одного конкретного воспоминания о тех днях. Сквозь наброшенную на них неясную мглу они представляются ничем не заполненными, похожими один на другой. И тем не менее - это было время абсолютного, совершенного счастья. Даже когда я была одна - а я часто надолго оставалась одна, когда муж уходил на побережье на заработки - даже тогда моя жизнь была полной и искрящейся, насквозь пронизанной радостью ожидания.

А затем мне пришло время родить, и тогда... Я сама во всем виновата. Но ведь они действительно были, прежние трагические неудачи, и, не в силах поверить, что они остались позади, я поддалась страху, панике. Я... я потребовала, чтобы он отвез меня в больницу.

Я помню первый крик моего мальчика, помню его золотистое личико с огромными темными глазками и крошечные розовые ладошки. А потом был бездонный черный провал, на другом конце которого мне сказали, что я не была, ни когда не была в Нэвелэнге.

* * *

Ах, каким восторгом засветилось лицо Карло ди Ченто после моего короткого и делового:

- Я согласна.

Две недели павильонных съемок - и он закончит свой гениальный фильм. А я - я выхожу на свободу. И начинаю действовать.

Я долго думала надо всем этим и поняла, что у меня есть два выхода. Либо - поверить им, забыть, продолжать свою жизнь так, словно в ней никогда не было Нэвелэнга. Либо - бороться, и бороться одной, ведь у меня нет союзников, и потому я должна быть в тысячу раз более осторожна и решительна.

Предельно осторожна - со всеми. даже с шофером даже с осветителями, даже с гримершей.

- Я наложу вам более насыщенный тон, синьора Милани, вы. несколько бледны...

- Да-да, вы. правы. Этот ужасный таиландский климат, эта лихорадка...

В подшивках прошлогодних газет я не нашла ничего о своем исчезновении. Только в "Киновестнике" - короткое сообщение о том, что заморожен последний проект ди Ченто, без объяснения причины. Значит, им удалось тогда все скрыть, хотя и непонятно, на что они надеялись. Но можно представить себе, какая мощная машина розыска была тайно пущена в ход и работала безостановочно, пока в родильное отделение маленькой нэвелэнгской больницы не поступила женщина, так похожая на знаменитую Софию Милани...

Мой муж... они, наверное, сказали ему, что я умерла. Отдали ли ему нашего ребенка? Нет, это было бы слишком человечным поступком с их стороны. Следуя их практичной, лишенной ненужных эмоций логике, они должны были постараться избавится от следов моего пребывания в Нэвелэнге. Но тогда... нет, я не хочу и не буду доводить эту мысль до логического завершения. Мой ребенок жив, и я найду его.

* * *

После триумфального шествия по экранам фильма. Карло ди Ченто новые предложения посыпались на меня с удесятеренной силой. Но ни одно из них не входило в мои планы. В мой тщательно проработанный, продуманный до мелочей план дальнейших действий И ответ моего агента был лаконичен и стандартен:

- Извините, но по настоянию врачей синьора Милани в течении года не будет сниматься в кино.

Это звучало вполне естественно. И когда на вечеринке у продюсера я мимоходом сообщила, что собираюсь заняться пока эстрадной песней и записать альбом видеоклипов, это тоже ни у кого не вызвало удивления. В наше время кто только не появляется на эстраде, а поющая София Милани - это золотой источник новых колоссальных прибылей, лихорадочный подсчет которых уже прокручивался во всех алчно вспыхивающих глазах.

Следующий мой шаг был куда более удивительным, но я сумела позаботиться, чтобы он остался в тайне.

- ...Это не обязательно должен быть дословный перевод, но общее настроение постарайтесь уловить. Можете не торопиться, заказ не срочный. Оплата - как договорились.

Этот скромный преподаватель восточных языков никогда не имел и не будет иметь ничего общего с миром кино. И никто из обитателей этого мира не узнает, с какого языка переведена пленительная песня, слова и ноты которой я принесла однажды в студию.

- Где ты нашла это, София? Так необычно, так откровенно, так созвучно эпохе! Надо немедленно приступать к записи. Это будет не просто хит сезона, это будет открытие, переворот!

Я еще только стояла в начале пути, но уже поняла, что победила, уловив неслышный шепот проходившей мимо Эвы:

- Я перевела ба это лучше.

* * *

Крупные капли дождя стекали по стеблям лиан, а невидимые в зарослях цветы наполняли воздух причудливым, пряным запахом. Джунгли непроницаемым сводом сомкнулись над нами, и я стояла, прижавшись к его груди и вдыхала ни с чем нем сравнимый воздух Нэвелэнга. А вокруг нас была песня - да, его губы шевелились, но не он один пел ее, это была песня воздуха, джунглей, дождя. И когда в нее тихо влился мой голос, я стала частью этого мира, где есть все - и нет ничего, кроме любви.

Совсем скоро, вот-вот я до конца вспомню язык нэлге, вспомню певучее имя единственного человека, ради которого я живу на земле, и назову этим именем нашего сына. Вот-вот мы будем вместе - навсегда, на всю жизнь.

Они говорят, что я не была в Нэвелэнге. Глупые, я не была, я не жила нигде, кроме Нэвелэнга.

* * *

- Нет, это никуда не годится.

Зажегшийся свет упал на их лица - изумленные, недоуменные, обескураженные.

- Но, синьора Милани...

- Что ты выдумываешь, София? Это великолепно, это замечательно! Это будет иметь бешеный успех...

- А я говорю, что в таком виде это не выйдет в свет. В конце концов, это мое авторское право.

На моем лице не должно отразиться ни единой эмоции, можно только чуть-чуть сузить беспощадные глаза. Пусть они почувствуют, как лопаются мыльными пузырями уже не раз подсчитанные барыши, пусть приготовятся трепетно ловить мои дальнейшие слова, от которых сейчас так много зависит.

Я знала, что у меня все получится. Что когда я скажу, будто в главном клипе не хватает нескольких натурных кадров, снятых где-нибудь в джунглях, они будут понимающе кивать головами. Что мне простят мимолетно слетевшее с губ слово "Нэвелэнг" - сейчас, когда вложенные в проект колоссальные средства требуют немедленной прибыли. И когда кто-то из них робко заикнулся о моем здоровье, я позволила себе иронически усмехнуться: