Во все продолжение княжения Василия Димитриевича новгородцы держали себя осторожно и не доверяли великому князю. В то же время в Новгороде один за другим продолжали являться разные князья; Новгород давал им пригороды и отнимал, и вообще соблюдал относительно этих пришельцев беспристрастие: находясь в мире с одним, принимал в то же время врагов его. Так, в 1404 году принят был враг литовского дома Юрий смоленский, а в 1407 году призван и наделен пригородами знакомый нам Симеон Ольгердович. Доброе отношение к последнему не принудило Новгород нарушить гостеприимство в отношении Юрия смоленского, а после бегства его — в отношении сына его Феодора. Также точно принятие Симеона не обязало Новгород к союзу с Витовтом, которого подручником был Симеон. Напрасно также Витовт, предпринимая вместе с Польшей войну против Ордена, домогался от новгородцев, чтоб и они со своей стороны объя или войну крестоносцам; он ссылался на договор, заключенный между Новгородом и Литвой. Новгород отвечал послам его, Немиру и Зиновию Братошичу, так: "Не может Новгород того учинить; мы как с литовским князем, так и с немцами, мирны".

В 1412 году Симеон должен был оставить Новгород, потому что, в угоду ему, не хотели изгнать Федора, сына Юрия Святославича смоленского. В том же году Витовт и Ягелло разом объявили себя в неприязни к Новгороду, вскинули ему размет-ные грамоты и грозили войной. "Вы свое слово забыли, — говорил им Витовт через послов, — как изымались быть с нами заодно, вы тогда лгали; и неправда великая показалась от вас. Ваши люди лают нас и безчествуют, называют нас погаными и неверными; а мы христиане и ненавидим поганство; а пуще всего — зачем приняли и держите у себя врага нашего Юрия смоленскаго?" Симеон Ольгердович послал тогда сказать новгородцам: "Вы меня держали хлебокормлением, и то было добро; я зато трудился и кровь проливал за вас; а теперь нельзя мне быть врозень с братиею моею Ягеллом и Витовтом; с ними я один человек, и крестное целование с меня долой . Чтобы избавиться от беды, нужно было только прогнать Федоpa, сына Юрия; Новгород не сделал этого и решился лучше на неравную борьбу, чем нарушить гостеприимство.

Соединенные силы Польши и Литвы уже дали себя почувствовать Ордену. Трудно пришлось бы Новгороду, если б эти силы обратились на него. Сам несчастный князь-изгнанник, Феодор Юрьевич, добровольно выручил новгородцев: "Братья мои и друзья, новгородцы! — сказал он на вече: — вы меня держали в мое безвременье и кормили меня: Бог вам воздаст за это. Теперь поднимается из-за меня брань и кровопролитие! Не вступайте за меня с Витовтом з нелюбье. Отпустите меня туда, куда мне Бог путь укажет". И он уехал из Новгорода с плачем. И миновала Новгород на то время опасность. Но в 1428 году Новгород испытал покушение со стороны Литвы. Подобно как некогда Ольгерд придрался к нему за то, что его обругали "псом , Витовт, всю жизнь стремившийся к образованию независимого литовско-русского государства, думавший одно покорить, другое подчинить, прикрывал свои политические замыслы на Новгород предлогом, что его новгородцы обругали изменником и бражником. Он вошел в Новгородскую землю с войском и осадил Пор-хов. Летописцы наши передали этот поход в эпических образах. "Было, — говорят они, — у Витовта много пушек, тюфяков и пищалей; одним словом огнестрельное оружие у него было, а оно в то время по своей новизне наводило ужас. Какой-то хитрец мастер немчин Микола изготовил страшной величины пушку и дал ей название галка. Каждый день везли ее на сорока конях с утра до обеда, на сорока других с обеда до полудня, на сорока иных с полудня до вечера. Литовская рать подошла к Порхову. Каменные стены его были толсты; возвышалась крепкая стрельница; в средине воднимался из-за стены храм св. Николы. "Не только разобью стрельницу, — сказал немец-мастер, — и каменпаго Николу в городе зашибу". Микола как выстрелил из своей галки, так и стрельницу вышиб из основания, и зубцы на стене посбивал, и у св. Николы переднюю и заднюю стену прошиб; а священник у св. Николы в это время служил обедню и цел он остался, а ядро, как дошло до алтаря, обратилось назад и немчина Миколу за его похвальбу разорвало так, что ни тела, ни костей его не нашли; только и осталось от него, что кусок его кабота". Нет нужды объяснять, что эта легендла выдумана уже значительно позже события. На самом деле Витовт так прижал Порхов, что порховнчи стали просить мира. Вышли к литовскому великому князю посадник Григорий Кириллович Посахио, да Исаак Борецкий, и предложили окуп. Витовт рассудил, что взять деньги без больших трудов и без потерь — недурно, и согласился па пять тысяч рублей. Но за эти деньги он пощадил один Порхов и считал себя в праве разорять другие новгородские земли, а потому и готовился идти далее, поближе к Новгороду, как вдруг приезжают в его лагерь под Порховым архиепископ Евфимий с новгородскими послами. Они просили мира. Витовт потребовал с них еще пять тысяч рублей. Новгородцы согласились. Что касается до пленных, то литовцы не отпускали их без выкупа: Витовт, взявши десять тысяч, не считал себя обязанным отпускать их за эти деньги, которые платились собственно за то, чтобы вперед не разорять Новгородской Земли. Владыка заплатил еще тысячу рублей за пленных. "Вот это вам, новгородцы, за то, — сказал Витовт, — чтоб не называли меня изменником, да бражником". Чтоб выплатить по уговору Витовту все деньги, Новгород принужден был назначить по всей своей волости поголовный налог по рублю с десяти человек.

Новгород продолжал принимать разных князей. В 1419 году он не побоялся дать убежище опальному брату великого князя, Константину, который жил там два года, до тех пор, пока не помирился с братом.

По смерти великого князя Василия Димитриевича, в 1425 году, домашние распри между князьями московского дома препятствовали московскому самовластию энергически вести подкоп под независимость Великого Новгорода. Новгород не оставлял прежнего беспристрастия, давал убежище лицам всякой проигравшей стороны. В 1434 году великий князь, низложенный с престола, должен был искать приюта, — он нашел его в Новгороде; но после, в том же году, Новгород принял врага великого князя, Василия Косого. За это гостеприимство Косой заплатил Новгороду тем, что, возвращаясь оттуда со своей дружиной, ограбил Бежецкий-Верх и побережье Меты. Великий князь, получив княжение, согласился заключить с Новгородом вечный мир, отступился ото всех давних отцовских и дедовских притязаний, а новгородцы отступились княжщины, т.е. доходов, которые издавна отдавали великому князю. С обеих сторон выслали людей для точного размежевания границ. Но великий князь, по обычаю предков, не сохранил мира [31]; в 1437 году новгородцы добровольно дали ему черный бор по торжковской волости; а он все-таки в 1441 году начал войну. Поводом к ней было, кажется, то, что новгородцы, не вмешиваясь в княжеские усобицы, допустили смертельному врагу Василия Васильевича Шемяке пробраться к Бежецкому-Верху; а когда он просил позволения приехать в Новгород, вече отвечало: — "Хочешь, приезжай к нам и мы тебе рады; не хочешь, ступай туда, где тебе любо".

За это-то, кажется, возверг Василий, — как говорит летописей,, — на Великий Новгород нелюбие и прислал складную грамоту. Дело кончилось разорением в пограничных областях. Великий князь дошел до новгородского города Демана, и тут архиепископ Евфимий, с боярами и житыми людьми, заключил с ним мир. Великий Новгород заплатил 8.000 рублей. Когда, в 1446 году, великий князь был ослеплен, Новгород заключил с его преемником, Димитрием Ше-мякок, крестоцеловальный союз на всей старине. Скоро, однако, Шемяка лишился своей власти; Василий, хотя слепой, опять сел на стол. Шемяка опять нашел приют в Новгороде. Он поселил там свое семейство, а сам делал нападения на владения великого князя. Напрасно митрополит увещевал новгородцев не раздражать великого князя и не приказывал им с Шемякой ни пить, ни есть. Новгородский владыка отвечал, что в Новгороде старый обычай ведется: все князья, кто бы ни был, приезжали к св. Софии; всех дружелюбно принимали, всем оказывали честь по силе, а митрополиты не посылали никогда за это укорительных грамот. Шемяка оставался в Новгороде до смерти, случившейся в 1453 году, и погребен в Юрьевом монастыре.

вернуться

31

Нов., I, 112. Не посла ни кого ж в отчины новгородский к Новгородцам, ни где ни отведе ни своея очистьи, исправлением не учини. — Ник., V. 122.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: