Иногда составлялась партия, "коромольники", — как называет летописец; — поднимались на посадника и на все власти, низвергали их, грабили и в свою очередь терпели то же, что другим приготовляли. Так в 1332 году такие коромольники подняли народ, отняли посадничество у Федора Ахмыла и дали Захарии Михайловичу, ограбили села и дворы прежней партии; но в тот же год свержен был новопоставленный посадник. Точно также и в 1359 году лихие люди взбунтовали Славенский конец против заречан, то есть Софийской стороны, лишили посадничества Андрея Захаринича и дали Сильвестру Леонтьевичу. За-речане бросились на славенцев; на Ярославовом дворе сделалась сеча; нескольких человек прибили; одного убили до смерти; сла-венцы прогнали гостей за реку. Тогда поднялась вся Софийская сторона мстить свое бесчестье. Поднялась Торговая сторона защищать себя. Мост разломали. Обе стороны стояли вооруженные на берегу, угрожая одна другой. Между тем удальцы из Софийской стороны бросились на села бояр и богатых людей, живших в Славенском конце и начали их брать на щит. Но владыка Алексий с архимандритом и игуменами вышел к раздраженной толпе и возгласил: "Дети! не доспейте себе брани, а поганым похвалы, а святым церквам и месту сему пустоты. Не соступайтесь, дети, на бой! Примиритесь!" Убеждение его подействовало. Примирились; посадничество не досталось ни прежнему, ни тому, которого славенцы поставили, а выбрали нового. Как только какое-нибудь лицо возвышалось и чем-нибудь навлекало на себя нерасположение черного народа, составлялась шайка и замышляла ему какую-нибудь пакость. Так, например, в 1337 г. простая чадь , то есть толпа черного народа, озлобилась на архимандрита Ехипа, загнала его в церковь св. Николы и целый день и ночь держала его там. В церковь ворваться не смели, а он выйти боялся.

Вообще междоусобия в Новгороде или, как назывались они, "голки , не представляют слишком кровавых картин. До кровопролития не всегда доходили, а если оно и случалось, то ограничивалось смертью нескольких человек. Часто голка тем и кончалась, что соберутся враждебные стороны и, вооруженные, погрозят друг другу, побранятся, а потом помирятся и разойдутся. Но эти обычаи произвели в народе такие слои, которые руководились только эгоистическими расчетами и обращались очень неуважительно с чужою собственностью. Иногда молодцы собирались для грабежа. Новгород принужден был усмирять их. В 1291 году коромольники начали грабить Торг в Новгороде; на другой день вече осудило и свергло с моста двух заводчиков этого дела. В 1310 году собрались коромольники, пошли грабить села около города, принадлежавшие зажиточным людям. В 1314 году то же делалось во Пскове: грабили села, дворы и клети в городе, но псковичи казнили их до 50 человек и потом стало тихо. Во время пожаров часто происходили грабежи и бесчинства. В 1299 году сделался пожар, и злые люди, — как их называет летописец, придавая им это название, как бы особый термин, — пустились грабить не только дома, но и церкви, где, по обыкновению, прятались сокровища; они убивали сторожей и расхищали товары. То же происходило в 1311 году. Вероятно, большая часть опустошительных пожаров, которыми так часто страдал Новгород, происходила от поджигательства с целью грабить. Во времена дороговизны хлеба молодцы грабили села и дворы зажиточных людей, не дозволяя им наживаться на счет бедного народа, как обыкновенно делается в таких случаях.

В городе всегда была наготове толпа таких задорных и пьяных забияк, которые, как итальянские bravi, служили сильным, и богатые бояре держали их у себя на жалованьи, чтобы их услужливыми руками охранять себя от соперников, своей братии бояр, и от народных волнений. Митрополит Иона в 1448-1458 годах писал к новгородцам: "Мы узнали, что в вашем православном христианстве, в Великом Новгороде, в вотчине моего сына, великого князя, сотворяется некое богоненавистное и бо-гоотметное дело не только от простых людей, но от честных великих людей, — от наших духовных детей. Из-за какой-нибудь малой вещи зачинается гнев и ярость, и свары, и лжесло-вия, и многонародное сборизе с обеих сторон; угождая врагу диаволу, нанимают на такое злое и богоненавистное дело сброд-ней, пьянчивых и кровопрожадных людей, замышляют бои и кровопролития, и губят христианские души .

Во Пскове летописи не представляют нам подробностей о таких междоусобиях, как в Новгороде; но из кратких известий видно, что и там они случались, были и кровопролития: в 1385 г. произошли по неизвестной для нас причине драки и убийства (бысть сеча Псковичем промеже себе и много бысть мертвых).

Новгородские удальцы, не терпевшие стеснения своего произвола, искали раздолья, простора, подвигов за пределами Новгородской Земли и, таким образом, составили в XIV веке разбойничьи шайки, разносившие страх на востоке нынешней России, под именем ушкуйников (от слова ушкуй, означавшего лодку особой постройки). Войны со шведами приучили новгородцев к водяным набегам. Так в 1320 году Лука (может быть, Варфоломеев, который потом с толпою холопов-сбоев разорял Заволочье и там погиб) ходил в ушкуях на Мурман (на Норвегию), но был разбит. В 1339 году такие молодцы разоряли Корелу, признавшую власть шведов, а в 1349 г., когда Магнус предпринял свой крестовый поход против Новгорода, новгородские и двинские удальцы делали морские набеги на берега Норвегии (на Мурман). В 1340 году шайка новгородских лодейников сожгла Устюжну и воевала Белозерскую область; однако на них напали и отняли награбленное. В шестидесятых и в семидесятых годах XIV столетия новгородцы стали отличаться на Волге, оттого, что в то время по Волге и притокам ее развилась торговля и было кого грабить. В 1360 г. новгородские ушкуйники напали на татарский город Жукотин, разорили его, набрали там всякого добра и расположились в русских поволжских городах, особенно в Костроме. Татарские князья обратились с жалобою к хану, и хан Хидырь прислал к русским князьям послов с требованием выдать ему новгородских разбойников. По этому поводу князья владимрский, нижегородский и ростовский съехались в Кострому. Нельзя было потакать такому удальству, тем более, что татары с христианами вообще стали поступать так же, как новгородцы с татарами: в возмездие за Жукотин, в Болгарах, другом татарском поволжском городе, ограбили всех христиан, какие на ту пору там случились. Князья переловили ушкуйников, бывших на ту пору в Костроме, и выдали их татарам. В 1365-1366 годах трое бояр новгородских: Есип Варфоломеевич, Василий Федорович, да Александр Аба-кумович набрали себе толпу удалых и отправились по Волге. Их было двести ушкуев. Они пошли самовольно, без новгородского слова. Под Нижним Новгородом они напали на купцов бесермен (бухарских), ограбили их и многих убили. При этом, как видно, досталось не одним бесерменам, но и русским купцам. Великий князь Димитрий жаловался, что новгородские ушкуйники ограбили под Новгородом его московских гостей. Новгородское вече дало такой ответ: Это ходили молодые люди на Волгу, без нашего слова; да они твоих купцов не грабили, а грабили бесермен. За это не сердись на нас". Если новгородское вече не давало позволения на такие походы, то, очевидно, смотрело на них сквозь пальцы и, по общим понятиям того времени, пограбить и побить бесермен казалось дозволительно. Такое понятие должно было возникнуть, очень естественно, после того, что претерпели Русские Земли от татарского своевольства. И действительно, за свои самовольные разбои новгородские ушкуйники не только остались без последования, а одному из них тогдашних предводителей доверяли государственное дело; он послан был для защиты Торжка от тверичей. В 1369-1370 г. ушкуйники взяли Кострому и Ярославль. Эти набеги, вероятно, состояли в связи с враждою Новгорода к тверскому князю, который тогда посадил своего наместника в Костроме точно так же, как и в новгородском пригороде Бежецком-Верху. В 1374 году девяносто ушкуев напали на Вятку, ограбили ее, потом захватили Болгары, и взяли окупа 300 рублей. Потом они разделились на две партии: одна — из 50 ушкуев — отправилась На Низ к Сараю, а другая — из 40 ушкуев — пошла вверх по Волге, дошла до Обухова, ограбила Засурье и Маркваш, перешла за Волгу, истребила суда свои, конно прошлась по берегам Ветлуги, ограбила села и ушла к Вятке. Но самый свирепый набег новгородских ушкуйников на Поволжье происходил в 1375 году, когда новгородцы вместе с московским великим князем воевали под Тверью. Отправилось две тысячи удальцов; они плыли в семидесяти ушкуях; воеводами у них были: один по имени Прокопий, другой по прозвищу Смольнянин, вероятно так названный потому, что действительно был пришелец из Смоленской Земли. Эта шайка состояла не из одних новгородцев, но еще более из заволочан. Они приплыли рекою Костромою на Волгу, к городу Костроме. Костромичи, зная, чего можно ожидать от таких гостей, вышли против них с оружием; было костромичей пять тысяч; воеводою у них был Плещеев. Новгородцы сошли на берег и как только поняли, что костромичи встречают их не добром, то разделились на двое. Одна половина пошла прямо на костромичей, а другая зашла им в тыл, через кусты можжевельника. Они разом ударили на костромичей, — и спереди, и сзади. Воевода Плещеев первый оставил рать и побежал в Кострому: за ним и все пустились врассыпную. Новгородцы некоторых вдогонку убили, других повязали; третьи успели скрыться в лесу. Тогда ушкуйники вошли в беззащитную Кострому, простояли там неделю и ограбили ее до конца: они брали все, что им попадалось под руки; не оставляли даже того, чего не могли брать с собою; взяли только, что было подороже, а все остальное сожгли: такая у них родилась охота истреблять. В заключение, набрали они сколько хотели пленников, особенно женского пола, и поплыли вниз по Волге. Они пристали в Ниж-нем-Новгороде, награбили, что им приглянулось, и зажгли город. Отсюда они поплыли в Болгары и там распродали бесерменам женщин и девиц костромских и нижегородских, а потом поплыли еще ниже. Встретят по пути на судах гостей бесерменских — ограбят и людей перебьют; а встретят христианских купцов — только ограбят, а самих пустят живыми. Так достигли они Астрахани. Тут-то постигло их воздаяние и за костромичей, и за нижегородцев. Какой-то татарский князь Салчий заманил их лестью; и татары всех их перебили без милости, забравши все их имущество, приобретенное в русских городах. За этот-то поход Димитрий с князьями и с ополчениями многих русских городов подходил к Новгороду. Эти шайки, точно так, как и шайки Луки Варфоломеева в 1340 г., вероятно, наполнялись беглыми холопами, которые или сами продавались в рабство для того, чтобы взять деньги с господина, а потом убежать от него, или, будучи рождены в рабстве, находили себе единственный исход из него в таких странствованиях. Предлогом для походов таких ватаг, однако, было грабить и разорять бес-ермен и татар: это казалось извинительным по тогдашним обстоятельствам и понятиям; а на русских они озлились за то, что русские встречали их недружелюбно. На Кострому они нападали два раза. Очень может быть, что они питали особенную злобу именно к этому городу за то, что здесь перехватали и выдали татарам их братию, разорившую Жукотин.