Тогда прощу, когда голову срублю.

Началась свалка на мосту, — правильная, законная. Храбрая дружина Буслаева одолевает. Тут противники, чтоб не проиграть окончательно заклада, побежали к матери Василия, принесли ей подарки и стали просить:

Матера вдова Амелфа Тимофеевна!
Прими у нас дороги подарочки:
Уйми свое чадо милое!

Старуха, естественно, склонна к тишине и спокойствию. Она посылает девушку-чернавушку взять Васеньку с побоища и привести к ней домой. Богатырь, от которого трясется вся улица, покоряется безропотно:

Прибежала девушка-чернавушка,
Схватила Ваську во белы руки —
Потащила к матушке-родимыя,
Притащила Ваську на широкой двор.

Покорность эта в духе тогдашних нравов и понятий. В семейном быту власть матери считалась священнее и выше власти отца. Без материнского благословения не было удачи в жизни. Рьяный, неугомонный молодец делался ниже травы, тише воды перед матерью. Тут был чистый расчет. Что же, если удалец не послушает, какая из этого ему корысть? — Материнского благословения не будет: и ему 'удачи не будет; и сила его будет не в силу. Оттого и Василий так покорно отправился вслед за де-вушкой-чернавушкой. Мать заперла его. Песня за то называет ее неразмышленной:

А и та старуха неразиышлена —
Посадила в погреба глубокие
Молода Василья Буслаева,
Затворила дверьми железными,
Запирала замки булатными.

Действительно, старуха не рассудила, поступивши так с Василием. Заклад был сделан; договор подписан. Драка не прекратится от того, что Василия нет на улице. Противники его умышленно рассчитали, что без Василия дело обратится на их сторону, а потому хитро и постарались отвлечь его от боя. Дружина осталась без атамана. Противники стали одолевать. Тогда пошла девушка-чернавушка к Волхову; и проходила она мимо побоища и видела, как одолевали мужики Васильевых побратен-ников; они подбежали к ней и стали говорить:

Гой если ты, девушка-чернавушка!
Не подай нас у дела ратного,
У того часу смертнаго.

Иначе — они просили, чтоб она освободила Василия. Но мужики-противники, завидя ее, бросились на нее:

И тут девушка-чернавушка
Бросала она ведро кленовое,
Брала коромысло кипарисово;
Коромыслом тем стала она помахмвати
По тем мужикам новгородским.

Как ни эпичен кажется этот образ героини, но он не совсем лишен исторической действительности. В новгородских женщинах была мужественность; в суде, когда дело доходило до поля, жонка с жонкою становилась на бой — дело было обычное и законное. Не мудрено, если и девушка-чернавушка из Буслаева дома богатырски отмахивалась от мужиков.

И тут девка запыхалася,
Побежала ко Василию Буслаеву:
Срывала замки булатные,
Отворяла двери железныя:
— А и спишь ли Василий или так лежишь? —
Твою дружину хорабрую
Мужики новгородские
Всех прибили, переранили.
Булавами буйны головы пробивапы.

Девушка-чернавушка освобождает сама Василия. Но может быть, и матушка тогда не противилась; матушка должна же была одуматься и рассудить, что если Васильеву дружину победят, то доберутся до ее дома и тогда придется ее сынку плохо. Как бы то ни было, Василий, освобожденный из заключения, бросается стремглав; — не попал — говорит песня — палицы железной; попалась ему ось тележная — обычный образ для означения храбрости героя, который так силен и ловок, что и с таким плохим оружием может творить чудеса! Выскочил Василий, и не достиг еще моста, где дружина его, изнемогая, отдавала бока свои под мужичьи кулаки и палки... Вдруг пред ним явление — старчище-пилигримище; на плечах у него трехсотпудовый колокол [95]. То его крестовый батюшка. Был он, как видно, когда-то и сам молодец-богатырь, а теперь уже удалился от мира и уединился в Кириллов монастырь. Мужики упросили его явиться посреди свалки и остановить Василия: они думали, что Василий, увидя пред собой крестного отца и притом отшельника, посовестится ударить его. Он кричит ему:

А стой, ты, Васька, не попархивай,
Молодой глуздырь не полетывай!
Из Волхова воды не выпнтн.
Во Новеграде людей не выбити!
Есть молодцов сопротив тебя.
Стоим мы, молодцы, не хвастаем!

Пилигримище дает знать, что сторону врагов его примет целый Новгород, что ему не сладить с большою толпою; он его предупреждает не раздражать Новгорода. Василий отвечает ему:

Ай же ты, мой крестовый батюшка!
Тебя ли чорт несет во той поры
На своего на любимаго крестннчка?
А у нас-то ведь дело деется:
Головами, батюшка, играемся!
А и бился я о велик заклад
Со мужики новогородскими,
Опричь почестнаго монастыря,
Опричь тебя, старца пилигримища;
Во задор войду — тебя убью!

Это не только крестный отец, это — олицетворение церковного начала. Это эпическое изображение тех владык, отшельников-угодников, которые не раз усмиряли волнение толпы своим словом и своим достоинством. Самое название пилигримище подходит к такому объяснению. Пилигрим-паломник, странствователь по святым местам, был в старину лицо, исключительно принадлежавшее Церкви, как монах: паломники были в большом уважении в Новегороде. Странствовать по святым местам было до того обычно, что пастырям приходилось говорить против злоупотреблений таких благочестивых путешествий. Очень естественно, что народное творчество изображало обыкновенно в истории новгородских смут явление духовного посредничества в образе старца паломника. Василий, говоря, что он держал заклад опричь честного монастыря и старца пилигримища, ясно дает знать, что он под этими двумя приведенными образами разумеет Церковь. Монастыри и паломники пользовались во всеобщем мнении изъятием от земных дел и житейских треволнений; их минуют страсти и к ним не смеют прикоснуться земные договоры. "Что тебе за дело, — как бы хочет сказать паломнику Василий: — мы до тебя не касаемся; мы людей церковных не трогаем; не трогай же и нас грешных; мы вас, церковников, уважаем и в наших спорах вас минуем; да и вы не подвертывайтесь нам под руку".

Пилигримище — крестовый батюшка Василия Буслаевича, по народному верованию, лицо, против которого идти все равно, что против отца родного. Но удалец в пылу своей отваги ни пред чем не должен останавливаться: долг, связи родства, все нипочем, когда разыграется его широкая удаль молодецкая. Разъярилось богатырское сердце, крикнул Василий:

Ай же ты, крестовый мой батюшка!
Не дал я ти яичка о Хрнстове дни,
Дам тебе яичко о Петрове дни.
вернуться

95

Первоначальны это слово значит плащ или кепку, какую носили пилигримы (Срез-невск. Крута Каличья. Изв. И. Арх. Общ., т. IV).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: