Выбрав момент, Алексей попросил:

— Хозяюшка, может, разрешишь на твоем дворе заночевать? Зато уж завтра с самого солнышка за работу.

— Что ты все — хозяйка да хозяйка! — обиженно сказала она. — Небось у меня имя есть. Зови Анна. А фамилия моя Усаченко. Это по мужу. А от роду я Свиридова. Батя мой с-под Твери, то в России, у самой почти Москвы…

— Так как же насчет переночевать? — напомнил Алексей.

— Ночуй, — краснея и не глядя на него, ответила она. — Места хватит.

— А мне много не надо. Я на чердаке пристроюсь- худо ли? Там сено, я видел.

— Как хочешь…

Воронько с его группой больше не появлялся. По видимому, в ЧК они вернулись другой дорогой.

Когда Алексей снова принялся за работу, день уже догорал. В воздухе острей стали запахи, заметней тишина. Врангелевская артиллерия сегодня молчала, не желая, должно быть, впустую тратить снаряды. Это был первый ощутимый результат вчерашней операции. На какой-то срок связь между шпионами и левым берегом была прервана.

Алексей бойко стучал топором. В соседнем дворе хозяйничала согнутая, одетая по-вдовьи старуха со скрюченным носом. От Анны Алексей узнал, что это мать Надежды Дунаевой. Сама Надежда почти не появлялась на дворе.

Алексей размышлял. Имевшиеся у него смутные подозрения относительно этой женщины подтвердились. Дунаева была вдовой деникинца, расстрелянного ЧК. Эго о многом говорило. Во-вторых, она связана с какими-то таинственными людьми, которые ходят к ней по ночам. Если эти люди не созданы пылким воображением Алексеевой хозяйки, то кто они такие? Счастливые соперники Филиппова? Или, может быть, это те самые, что подсунули ему приказ о вылете в Николаев?

Обдумывая все это, Алексей еще раз по-настоящему оценил тот счастливый случай, который привел его сюда, на чердак старого сарая, к гостеприимной и доверчивой Анне Усаченко. Здесь он, кажется, все узнает…

Алексей работал дотемна.

В сумерках к дому Дунаевой, тарахтя на всю улицу, подкатила извозчичья пролетка. С нее соскочил Филиппов. Махнув рукой вознице, он вошел в ворота. Пролетка умчалась.

Навстречу Филиппову выбежала Дунаева. Он чмокнул ее в щеку и, обняв, повел в дом. Проходя мимо хромой старухи, громко сказал:

— Здорово, Михеевна!

Та отвернулась и что-то злобно забормотала, тряся головой.

— Пойдем, пойдем, — позвала Дунаева, беря летчика за плечо.

Филиппов засмеялся и взошел на крыльцо. Возле Алексея немедленно появилась Анна.

— Приехал! — сообщила она. — Это полюбовник ее, самый главный летчик у красных — Филиппов. Может, слыхал? Старуха видеть его не может: зятя любила крепко. А самой-то Надьке лишь бы кто. Сейчас они загуляют!

— Ну и пусть их! — Алексей пренебрежительно сплюнул. — Гляди лучше, как я тут крышу приспособил. Теперь она до второго пришествия простоит…

Поужинав остатками обеденного борща, Алексей сослался на усталость и попросил разрешения лечь спать. Хозяйка хотела постелить ему в горнице, но Алексей сказал, что после болезни не может терпеть духоты, взял предложенную ею для подстилки старую, армейского сукна куртку и забрался на свой наблюдательный пункт.

Быстро спустилась ночь. Позажигались звезды над Херсоном. В крутой чернильной темноте заглохли звуки.

В соседнем доме «гулял» летчик. Иногда во двор выходила старуха, и, когда отворялась дверь, слышно было, как дребезжали струны гитары и пела Дунаева. Голос у нее был грудной, печальный. С ним переплетался надорванный филипповский басок.

Потом они замолчали. Желтый свет, пробивавшийся меж ставен, погас. Мягкая, совсем не военная тишина воцарилась вокруг.

Алексей лежал на чердаке сарая, вслушиваясь в каждый звук, доносившийся из-за плетня. Он мало спал за последние двое суток, и постепенно его начала одолевать дрема. Чтобы не поддаться ей, Алексей постарался принять самую неудобную позу. Повернулся на живот, уткнул подбородок в положенные один на другой кулаки. Но сон как бы наплывал откуда-то сверху, путал мысли, властно и настойчиво смежал веки. Все вокруг стало призрачным, безразличным…

И вдруг что-то произошло. Алексея будто толкнули в спину. Он. встрепенулся и поднял голову.

В соседнем дворе было какое-то движение. Смутно проступали белесые стены, и Алексею показалось, что в том месте, где к дому примыкает сарай, темнота шевелится. Спросонок у него еще шумело в ушах, но он все-таки отчетливо услышал шорох, словно кто-то переступал с ноги на ногу. А спустя несколько секунд уже не требовалось особенного напряжения, чтобы понять, что там происходит.

Дверь на заднем крыльце приоткрылась, и женщина — это была молодая Дунаева — негромко произнесла:

— Сейчас…

Ей так же тихо отозвался мужчина:

— Уснул?

— Да. Идите в сарай, я сейчас.

— Ключ?

— Да вот же он, где всегда!

Женщина скрылась. Большая тень передвинулась через двор. Стало слышно, как скребется ключ в замке, затем заскрипела открываемая дверь. Мужчина тихонько свистнул.

И со стороны огорода к нему придвинулась вторая тень.

«Эге, да вас двое!» — подумал Алексей.

Когда дверь сарая закрылась, Алексей соскочил с чердака, на цыпочках подошел к плетню, перелез через него и тотчас же пластом упал на землю: из дому вышла Дунаева.

Прошлепав босыми ногами мимо Алексея, Надежда скрылась за дверью сарая. Там зажгли фонарь.

Нащупав браунинг, Алексей пробрался к стене, нашел щель и заглянул в нее.

Мужчины прятали в сене, что навалом лежало в глубине сарая, тяжелый продолговатый ящик, который они принесли с собой. Женщина светила им «летучей мышью». Они изредка обменивались короткими фразами. Управившись, все трое вернулись к двери.

Теперь Алексей разглядел, что один из пришельцев в военной форме и затянут ремнями портупеи. Другой был одет в сермяжный армяк, на голове широкополый соломенный брыль. Утираясь рукавом, военный отрывисто бросил Дунаевой:

— Давайте!

Из-под платка, в который она куталась, женщина достала темный квадратный предмет. Это был… большой летный планшет Филиппова.

Если до этого момента у Алексея еще оставались какие-то сомнения, если среди прочих мыслей, мелькавших в голове, было предположение, что Дунаева — обыкновенная спекулянтка, уголовница, укрывающая краденое, то теперь он больше не сомневался: перед ним — шпионы.

Военный раскрыл планшет и сделал Дунаевой знак приподнять фонарь. Едва только свет упал на его одутловатое лицо, как Алексей вспомнил: это был тот самый человек, которого они с Фоминым видели в обществе летчика в день приезда Алексея.

Чувствовалось, что он не в первый раз осматривает планшет. Многие бумаги были ему знакомы, он даже не вынимал их. Другие бегло просматривал и осторожно клал на место, не нарушая их обычного порядка, Наконец он нашел то, что искал.

— Вот последний приказ, — сказал военный вполголоса, прочитав бумагу. — Завтра Филиппов полетит на Серогозы, разведывать конницу генерала Барабовича. На ночь вернется не сюда, а в Берислав, чтобы послезавтра лететь еще дальше — на Веселое. Должен вас огорчить, Надежда Васильевна, завтра он не будет ночевать…

— Знаю, уже сообщил, — ответила женщина, брезгливо передернув плечами.

Военный усмехнулся. Обращаясь к человеку в брыле, он сказал, что отсутствием летчика нужно воспользоваться, чтобы «собрать и проинструктировать людей».

— Другого такого случая может и не представиться, — говорил он. — Сегодня же необходимо всех оповестить. Завтра ночью я буду ждать их здесь от двенадцати до половины второго. Сами приходите обязательно. Возможно, я найду способ переправить вас туда, к нашим. Накопилось много новостей.

— Имейте в виду, — сипловатым, как от простуды, голосом проговорил человек в брыле, — Чека сегодня шарило в доме, где скрывался наш злополучный телеграфистик, а ведь это всего в квартале отсюда.

«Крученый! — пронеслось в мозгу Алексея. — Это Крученый!»

— Я знаю, — сказал военный, — и все-таки здесь безопасней, чем где бы то ни было. Дом, куда ходит летчик Филиппов, для них вне подозрений. Отправляйтесь и предупредите всех. На всякий случай, пусть идут не через Маркасовский, а через огороды. Пароль… ну, скажем, «Расплата». Вы поняли меня?