Джоанна и Джеральд вгляделись в темноту клетки. Волчонок лежал неподвижно в околоплодной оболочке, поэтому нельзя было понять, где у него голова, а где хвост. Мать слизнула с него оболочку и съела ее.

Джеральд поднял лампу над клеткой, чтобы лучше все разглядеть. Казалось, щенок не дышит.

У матери начались новые схватки. Время шло, но щенок не подавал признаков жизни.

Джоанна испуганно взглянула на Джеральда. Неужели это правда? Неужели он не оживет, пока мать не вылижет его? Неужели Одо был прав?

Если так, то они убили его, потому что увезли далеко от отца, который дал ему жизнь.

Волчица снова застонала, и второй маленький щенок выскользнул наружу и оказался рядом с первым. От толчка первый зашевелился и недовольно запищал.

— Смотри! — От радости они толкнули друг друга и весело рассмеялись, довольные результатом своего эксперимента.

Щенки поползли к материнским соскам еще до того, как она родила третьего.

Джеральд и Джоанна с интересом наблюдали за новым семейством. В темноте они пожали друг другу руки.

Никогда прежде не испытывала она такой близости ни к кому на свете.

— Вас не было на утренней молитве. — Ричилд гневно смотрела, как они выходят из галереи. — Сегодня канун праздника святого Норберта, неужели вы забыли? Хозяин поместья подает плохой пример, если не приходит на церковную службу.

— У меня есть другие дела, — холодно ответил Джеральд.

Ричилд хотела что-то сказать, но Джоанна перебила ее.

— Мы смотрели, как рожала белая волчица! Щенки родились живыми, а не мертвыми, как все говорили, — торжественно объявила она. — Лукреций прав! — Ричилд уставилась на нее, как на сумасшедшую. — В природе все можно объяснить, — продолжила Джоанна. — Разве не понятно? Волчата родились живыми, совершенно естественным способом так, как сказал Лукреций!

— Что за безбожные речи! Детка, у тебя жар?

Джеральд быстро встал между ними.

— Джоанна, иди спать, — сказал он. — Уже поздно. — Взяв Ричилд под руку, он решительно увел ее в дом.

Джоанна стояла, прислушиваясь к голосу Ричилд, эхом раздававшийся в ночи.

— Вот что получается, когда девочка знает больше, чем отмерено ей природой. Джеральд, ты должен положить конец ее ненормальным занятиям.

Джоанна направилась в спальню.

После того, как белая волчица выкормила волчат, ее пришлось убить. Она была слишком опасна. Однажды волчица утащила и съела ребенка, и оставлять в живых волка-людоеда было нельзя. Щенок, рожденный последним, прожил всего несколько дней и умер. Но двое других выросли здоровыми, подвижными и очень игривыми, на радость Джоанны и Джеральда. У одного шерсть была серо-бурого цвета, типичная для волков франкских лесов. Джеральд подарил его Фулгентиусу, и тот с особым удовольствием показывал его Одо. У другого волчонка, первенца, шерсть, как у матери, была белоснежной, а глаза красные. Этого они оставили себе. Джеральд и Джоанна назвали его Лук, в честь Лукреция, и любовь к резвому и веселому зверю еще сильнее сблизила их.

Приближалась ярмарка в Сэн-Дэни. Это всех очень радовало. В течение многих лет в государстве не было ярмарки, которая имела бы такое огромное значение. Но кое-кто из старожилов, например мельник Бурхард, помнили времена, когда проходило по две-три ярмарки в год. Так говорили, хотя поверить в это было трудно. Конечно, все это происходило в прославленные времена Карла Великого, когда были хорошие дороги и мосты, не было разбойников, шарлатанов, и, люди с севера не устраивали стремительных и жестоких набегов на королевство. Теперь путешествия были слишком опасны, и ярмарки стали невыгодны. Купцы не осмеливались перевозить дорогие товары по дорогам, кишащим разбойниками, и никому не хотелось рисковать жизнью во время путешествий.

Но, несмотря ни на что, ярмарка должна была состояться. И, хотя бы половина из того, о чем сообщил гонец, должно было оказаться правдой. Купцы из Византии привезут экзотические пряности, шелка и парчу; венецианские купцы — одежду, украшенную павлиньими перьями и тесненной кожей; работорговцы из Фризии — славян и саксонцев; ломбардийцы на кораблях с ярко оранжевыми парусами, украшенными знаками зодиака, доставят мешки соли. Кроме того, ярмарка обещала всевозможные развлечения: канатоходцев и акробатов, рассказчиков, жонглеров, дрессированных собак и медведей.

Путь до Сэн-Дени был не близкий, приблизительно сто пятьдесят миль от Дорштадта, две недели езды по ухабистым дорогам и переправы через широкие реки. Но это никого не пугало. Всем, кто умел держаться на лошади, муле, или на пони, хотелось там побывать.

Большой, как приличествовало графу, обоз Джеральда, отправлялся в сопровождении пятнадцати хорошо вооруженных дружинников и нескольких слуг. Джоанна тоже собиралась в поездку. Пригласили и Джона; Джоанна не сомневалась, что по инициативе Джеральда. Ричилд дала точные распоряжения. Она позаботилась о том, чтобы в пути семья не нуждалась ни в чем. В течение нескольких дней в центральном дворе поместья стояли повозки, и их загружали всевозможным скарбом.

В день отбытия Вилларис кипел. Конюхи суетились, навьючивая лошадей; главный повар и его помощники хлопотали над огромной печью, из высокой трубы которой вырывались огромные клубы дыма. Кузнец ковал подковы, гвозди и снаряжение для повозок. Все вокруг звенело и гремело: служанки перекликались высокими голосами; им отвечали низкие голоса конюхов; коровы мычали, пока их наспех доили; один перегруженный осел громко кричал. От беготни пыль во дворе стояла столбом.

Джоанна не покидала двора, наблюдая за последними приготовлениями и наслаждаясь всеобщим возбуждением. Лук вертелся у ног Джоанны, насторожив уши и выжидающе глядя на нее. Он тоже отправлялся в путь. Джеральд, видя, как полугодовалый волчонок привязался к Джоанне, решил, что разлучать их нельзя. Джоанна смеялась и гладила Лука по мягкой белой шерсти. Волчонок лизнул ее в щеку и уселся рядом, широко раскрыв пасть.

— Чем стоять, разинув рот, помогла бы лучше пекарю. — Ричилд подтолкнула Джоанну к кухне, где пекарь размахивал перемазанными в муке руками, торопя челядь. Всю ночь он не смыкал глаз, выпекая булочки и пироги для путешествия.

К полудню обоз был готов. Капеллан прочитал молитву, и лошади, запряженные в многочисленные повозки, медленно тронулись в путь. Джоанна ехала в первой повозке вместе с Ричилд, Гилзой и Дуодой, а также с тремя девушками-служанками. Повозку трясло на ухабах, и сидеть на деревянных скамьях женщинам было неудобно. Лук бежал рядом с повозкой. Впереди, вместе с дружинниками, на чалой кобыле ехал Джон.

«Я сижу в седле не хуже, чем он», — думала Джоанна, Джеральд долго обучал ее верховой езде, и она стала отличной наездницей.

Словно почувствовав пристальный взгляд сестры, Джон посмотрел на нее и понимающе улыбнулся, но его улыбка показалась ей злобной. Потом он пришпорил кобылу и догнал Джеральда. Они заговорили; Джеральд откинул голову и расхохотался.

В Джоанне закипела ревность. Интересно, чем брат так рассмешил Джеральда? Между ними нет ничего общего. Джеральд образованный и умный человек, Джон тупой недоучка. Но вот он едет рядом с Джеральдом, разговаривает с ним, смеется, тогда как она тащится позади в ужасной телеге.

И все это потому, что она девушка. Не в первый раз Джоанна проклинала судьбу за то, что родилась женщиной.

— Неприлично так пялиться, Джоанна. — Темные глаза Ричилд неодобрительно посмотрели на нее.

Джоанна оторвала взгляд от Джеральда.

— Простите, миледи.

— Держи руки сложенными на коленях, а глаза опусти, как подобает скромной женщине, — поучала ее Ричилд. Джоанна последовала ее совету. — Хорошие манеры, — продолжила Ричилд, — куда важнее для леди, чем умение читать… Получив достойное воспитание, ты понимала бы это. — Она холодно посмотрела на Джоанну и вернулась к своему вышиванию.