Вот почему она испытала наслаждение такой силы.
Это был не только секс. Это были узы, возникшие между ними и ставшие настолько сильными, что Софи знала: он чувствует эти узы так же, как и она. Возможно, на этот раз, когда он проснется, у них будет время для разговора, для объяснений.
Прошла минута, и Софи поняла, что в первый раз с тех пор, как она видела, что Костас выходит из моря и шагает к ней, его нет рядом. Софи провела рукой по простыне до середины матраца.
Она была холодная.
Софи нахмурилась. Ванная? Она ничего не слышала. Но комнаты здесь со звуконепроницаемыми стенами. Ее шея и щеки запылали, когда она вспомнила, как прошлой ночью Костас заверил ее в том, что она может кричать так громко, как ей нравится, и этого не сможет услышать никто, кроме него.
Она открыла глаза и увидела, что наступило утро. Точнее, было уже позднее утро. Она перевернулась на спину и обнаружила, что оказалась в одиночестве.
Ей стало не по себе. Нелепо. Ничего неприятного не произошло. Вероятно, Костас все-таки в душе, может быть, даже ждет ее.
Софи отбросила одеяло. Когда она подошла к двери ванной, то чувствовала себя немного смущенной. Но это было нелепо. После всего, что произошло между ними, ей незачем было чувствовать смущение.
Тем не менее, она сделала паузу и постучала.
Никакого ответа.
Она постучала погромче костяшками пальцев и принялась ждать, когда дверь откроется и Костас улыбнется, глядя на нее сверху вниз. В конце концов, она открыла дверь и вошла. В ванной никого не было.
Ей снова стало не по себе. Вероятно, Костас вышел на балкон, чтобы подышать свежим воздухом?
Софи подошла к окну спальни, отдернула штору и обвела взглядом большой балкон. Там тоже никого не было. Наверное, он спустился вниз за едой для нее и для себя.
Она повернулась к кровати. И остановилась.
На полу возле кровати, где спала Софи, лежала аккуратно сложенная одежда. Она медленно приблизилась к ней. Узнала футболку и джинсы, которые только что выстирали. Нижнее белье, лифчик, даже открытые туфли на плоских каблуках и ее щетка для волос.
Софи уселась в мягкое кресло с невысокой спинкой, которое стояло рядом с кроватью. Это была не та одежда, которую она носила вчера. Костас оделся, пошел в ее комнату и нашел для нее одежду, которую оставил возле кровати. Он не стал ее будить...
Что за сообщение он хотел ей передать?
Она пыталась понять, что именно произошло. Старалась не делать поспешных выводов. Софи была плохо знакома с правилами о том, как себя вести на следующее утро после любви...
Впрочем, раньше она не думала об этом как о следующем утре. Она была так уверена, что это — новое начало! А не конец.
Она сделала вдох, прижимая ладонь к ребрам. Почувствовала слабую боль.
В конце концов, надо что-то делать. Софи приняла душ, оделась, причесалась. Все это время она ждала, что услышит, как открывается дверь, услышит быстрые, решительные шаги, которые она так хорошо, теперь знала! Низкий, чувственный голос, который вызвал у нее бурный восторг.
В комнате Костаса по-прежнему никого не было. Так же, как и в ее комнате. Так же, как и на всем верхнем этаже.
Он уехал в больницу, сказала она себе. Должно быть, в этом дело.
Она встревожилась. Неужели Элени стало хуже?
Софи покачала головой, стараясь дышать спокойно. Нет. Если бы это было серьезно, Костас рассказал бы ей или оставил записку. Она знала, что он поступил бы именно так.
Тогда почему он не разбудил ее? Не сказал ей, что должен уехать? Или хотя бы набросал записку?
Софи посмотрела на часы и нахмурилась. Она пропустила не только завтрак, но и ленч. Она так устала, что спала крепче, чем ей доводилось спать последние несколько недель.
Что означало: вероятно, Костас уехал несколько часов назад.
Когда Софи спустилась на первый этаж, ей было холодно, несмотря на яркое солнце, которое светило снаружи.
Она никого не увидела ни в столовой, ни в гостиной, ни...
— Kalimera, thespinis.
Софи повернулась и увидела, что из помещения для слуг вышла домработница.
—Kalimera sas, — ответила она со слабой улыбкой.
—Вы хорошо спали, да? Вы хотели бы поесть?
—Я подожду, спасибо, — сказала она. — Kyrie Palamidis и я должны были кое о чем поговорить. Я подожду и буду есть вместе с ним.
Домработница наклонила голову. Она приняла озадаченный вид.
— Ho kyrios уехал несколько часов назад, — объяснила она. — Сначала он посетил больницу. Потом он позвонил и сказал, что решил провести несколько деловых встреч. Он вернется только вечером. Садитесь, а я принесу вам вкусную еду, всего через несколько минут.
Она кивнула и улыбнулась, а потом поспешила обратно.
Пятясь, Софи наткнулась на стул с твердой спинкой и буквально повалилась на него. У нее вырвался вздох. Потом она снова вздохнула. Болело сердце.
Теперь она знала, почему Костас ушел, не прощаясь. И не возвращался целый день. Что касалось его, ничего не изменилось. И они больше ничего не должны были говорить друг другу.
Секс. Это и есть то, чего я хочу. Это и есть все, чего я хочу от тебя.
Она заткнула уши, но не смогла остановить ненавистные воспоминания об этих словах.
Я хочу на единственную ночь забыть об окружающем, мире. Бурный восторг и простое, плотское удовольствие.
Когда она вспомнила, как свирепо он ей отвечал прошлой ночью, у нее на глазах выступили жгучие слезы.
Никаких взаимоотношений. Никакого будущего.
Эти слова возвещали гибель ее хрупким надеждам.
Прошлой ночью она была дурой, ее увлекло сильное желание. Увлекла ее любовь к Костасу.
Она сделала глупость, подумав, что, поскольку она чувствует нечто гораздо большее, чем вожделение, Костас должен теперь чувствовать то же самое. Но для него ничего не изменилось...
Ее охватило отчаяние.
Она хорошо поняла, какие у нее отношения с Костасом Паламидисом.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Возвращаясь домой, Костас старался вести машину с умеренной скоростью. Незачем торопиться, уверял он себя. Это был бы признак слабости. Он всегда гордился силой своего характера. И теперь он тоже не проявит слабость.
Но он улыбнулся при мысли об очаровательном искушении, которое ждало его дома.
Софи.
Никогда еще у него не было любовницы, от которой у него кипела кровь и пела душа. Но именно от Софи он приходил в смятение. Ему нужно было помнить, что нельзя разрешать любовнице управлять его жизнью.
Проснувшись, он понял, что ему не хочется покидать Софи.
Черт возьми! Что за ерунда?
Из-за Софи у него даже возникло искушение подумать, что ему нужно от нее нечто большее. Нечто другое, нежели сексуальное удовлетворение и счастливое, беззаботное высвобождение, которое оно принесло.
Эта женщина была слишком опасна. Поэтому он ее покинул. Расчетливый уход.
Костас пожал плечами. Он покинул Софи, и она должна была проснуться в одиночестве. Возможно, он повел себя более жестоко, чем это было необходимо. Но он не хотел, чтобы она питала какие-либо иллюзии. Он не стремился к постоянным взаимоотношениям.
Но теперешний роман, который доставлял удовольствие и ему, и Софи, — это было нечто совершенно другое.
Он улыбнулся.
Его ночи будут принадлежать ей, пока это устраивает их обоих. Но днем у него другие обязанности. Он не обратил внимания на то, что только что отменил свою последнюю встречу, чтобы поспешить обратно к Софи.
Костас мог позвонить ей раньше и объяснить, что он уехал на целый день. Мог оставить ей записку сегодня утром. Он даже мог разбудить ее, когда встал. Но тогда у него могло возникнуть искушение остаться в спальне...
Костасу никогда не доводилось испытывать страстное желание, которое можно было сравнить со страстью к Софи. Он не знал, что с этим делать. Он повел себя решительно, разумно. Костас так и так собирался продолжать. Он знал, что Софи, такая искренняя и честная, в конечном счете, это оценит. И, в конце концов, это она ждала его на пляже вчера вечером. Ясно, что теперь она приняла его условия: никаких эмоциональных уз, никаких планов на будущее.