—Вот почему ты приехал! — От гнева у нее сжалось в груди. — Потому что этот старик заболел и ему, наконец-то, понадобилась его семья! — Она покачала головой. — С какой стати мне заботиться о человеке, который своим эгоизмом разбил сердце моей матери? Вы зря совершили столь далекое путешествие, мистер Паламидис.

—Костас, — поправил он ее. — В конце концов, мы — семья, даже если мы с тобой не в кровном родстве.

Она промолчала.

—Нет, я здесь не поэтому! Но твой дедушка серьезно болен. У него был удар. Он в больнице.

Софи удивило, что она испытала потрясение, услышав его слова. Испытала... сожаление. Неужели это могло быть? Сожаление из-за человека, который столько лет назад обидел ее мать?

Она не позволит себе жалеть его. Он этого не заслуживал.

—Ты понимаешь? — спросил Костас.

—Конечно, я понимаю, — резко сказала она. — Что ты от меня хочешь? Чтобы я полетела в Грецию и подержала его за руку? — Она повернулась к Костасу. Ее гнев, поддерживали ярость и отчаяние, которые она чувствовала последние несколько недель. — Это больше того, что он сделал для моей матери. Последние двадцать пять лет этот старик жил так, как будто ее не существует. Все потому, что ей хватило безрассудной смелости выйти замуж по любви, вместо того, чтобы вступить в брак, который предпочитал ее отец! Ты можешь этому поверить? — Она свирепо посмотрела на него. — Он перестал с ней общаться. Не смягчился и тогда, когда узнал, что она вышла замуж. Ему было все равно, что у него родилась внучка. Вероятно, он был разочарован, что это всего лишь девочка... А когда его дочь умирала, он отказался позвонить и поговорить с ней. У тебя есть хоть какое-то представление о том, как много могло бы значить для моей матери их примирение? Что отец ее, наконец, простил? Словно она совершила какое-то преступление... — пробормотала Софи.

—Твой дедушка — приверженец традиций, — пожал плечами Костас. — Он верит в старые обычаи: неограниченную власть главы семьи, пользу брака, одобренного обеими семьями; считает важным, чтобы дети были послушными...

—Именно так ты и породнился с семьей Лиакосов? — не без ехидства спросила она. — Кланы Паламидисов и Лиакосов решили, что объединение пойдет им на пользу?

—Этот брак благословили обе семьи, — произнес он невыразительным голосом. — Фотини никуда не сбегала.

Он не ответил на ее вопрос. Софи пристально посмотрела ему в лицо и поняла, что этот сильный мужчина старается не потерять самообладание.

Софи могла поверить, что ее очаровательная, двоюродная сестра Фотини, действительно, влюбилась в дерзкого, потрясающе мужественного Костаса.

—Спасибо за то, что ты отправился так далеко, чтобы сообщить мне свою новость, — наконец, сказала она, — но, как видишь, мне...

Неужели ей все равно?

Нет, Софи не могла лгать. В глубине души она жалела старика. Она сочувствовала ему, ведь он глядел смерти в лицо и слишком поздно решил, что ошибся, так поступив со своей дочерью...

—Слишком поздно строить мосты, — быстро сказала она. — Я никогда не была частью семьи Лиакосов, и нет смысла притворяться, будто это не так.

Но в ту же минуту ей захотелось прижаться к этому незнакомцу и плакать до тех пор, пока боль не уйдет. Захотелось, чтобы он помог ей своей силой.

Что с ней происходит? Эта слабость пройдет. Она должна пройти, решила Софи, прикусив дрожащую нижнюю губу.

—Ты ясно дала мне понять, какие именно чувства испытываешь. Но порвать со своей семьей не так уж просто.

—Что ты имеешь в виду?

Она повернулась к нему.

—Не нужно принимать такой вид. Я не кусаюсь.

Ей тут же пришла в голову нелепая мысль. Она представила себе, как он наклоняет к ней гордую голову и слегка задевает сильными белыми зубами чувствительную кожу ее шеи...

У нее заколотилось сердце. Она зажмурилась.

—София...

—Софи, — машинально поправила она.

Она отказалась от первоначального варианта своего имени, когда поняла, что оно принадлежит миру той далекой семьи, которая так ужасно обошлась с ее матерью.

—Софи... Я приехал, чтобы найти твою мать, потому что мне казалось, что она — единственный человек, который сможет мне помочь.

—Почему она?

—Потому что она — кровная родственница. — Он вздохнул и провел рукой по волосам. — Моя дочь очень больна. — Теперь его голос звучал резко. — Ей нужна пересадка костного мозга. Я надеялся, что твоя мать сможет дать то, что нужно Элени.

Софи пришла в ужас. Если бы он сам мог помочь своей малышке, его бы здесь не было...

—И никто в твоей семье?..

—Никто в семье Паламидисов не годится в доноры. И никто из твоих родственников.

Он глубоко вздохнул.

Должно быть, он чувствовал себя ужасно беспомощным.

У нее упало сердце. Если родной отец девочки не мог быть донором, насколько вероятно, что им сможет быть она?

Возможно, он понял, о чем она думает, потому что мрачно продолжил:

—И нам не удалось найти донора в базе данных. Но твоя мать и ее сестра были однояйцовыми близнецами. Итак, есть возможность...

—Ты думаешь, что я смогу быть донором костного мозга?

—Вот почему я здесь. Сейчас, ничто другое не заставило бы меня покинуть Элени.

Софи предчувствовала, что он будет разочарован.

В каком отчаянии он, наверное, был, раз полетел в Австралию, даже не зная, здесь ли и вообще жива ли еще Кристина! И в каком смятении, когда она, Софи, не пожелала с ним разговаривать по телефону!

Она вздрогнула и обхватила себя руками. Теперь он ожидал от нее помощи. Она была ему нужна.

Костас заставил себя принять спокойный вид. Он ждал, когда девушка, сидящая рядом с ним, осмыслит новости.

Он отдал бы все что угодно, чтобы спасти свою дочь. Сделал бы все, что угодно. Не колеблясь ни секунды, согласился бы заболеть этой болезнью вместо нее, если бы только это было возможно. Лишь бы спасти Элени. Если верить врачам, эта девушка, сидящая рядом с ним, была единственной надеждой, оставшейся у его дочери.

Почему Софи Пэтерсон молчит? О чем она думает?

Частное детективное агентство только что сообщило ему по телефону данные о ней и ее матери.

Жаль, что они не рассказали ему об этом раньше, до того, как он приехал в Австралию. Он вздрогнул, вспоминая, как потребовал встречи с Кристиной Лиакос.

Двадцатитрехлетняя София Димитрия Пэтерсон только что получила диплом педагога-логопеда и была единственным ребенком у своей матери, Кристины Пэтерсон. Ей было пять лет, когда ее отец погиб в результате несчастного случая на производстве. Кристине пришлось наняться в уборщицы.

Он спросил себя, что почувствовал бы Петрос Лиакос, если бы узнал, что дочь, которую он когда-то любил, в течение нескольких лет работала по две смены ради того, чтобы на столе была хоть какая-то еда. Как это не похоже на изнеженную жизнь, которую она вела в Греции!

Софи выросла, пошла учиться, подрабатывая официанткой. Девушке нравилось ходить на вечеринки. Она была общительной и пользовалась большой популярностью у молодых людей. Образованная, но без денег. Софи Пэтерсон унаследовала от матери лишь долги.

Почему она ничего не говорит, черт возьми?! Неужели она не понимает, чего он от нее хочет?

Не в силах сдерживать напряжение, он вскочил на ноги.

Она посмотрела ему в глаза. Потом быстро отвела взгляд.

— Мы заплатим тебе крупную сумму.

Она пристально взглянула на него. Словно еще не знала, как богата семья Лиакосов. А Костас был гораздо богаче, чем Лиакосы. При мысли о том, что ее можно купить, ему стало дурно.

—Твой дедушка выделил Элени наследство. Деньги и акции компании. Если ты годишься в доноры и пройдешь через эту процедуру, — продолжал он, — я приму меры, чтобы это наследство досталось тебе. Твой дедушка не станет спорить. Эта сумма выражается семизначным числом.

Молчание.