- Это вовсе не бельевая корзинка, - с яростью отвечает он. - Это плетенка для пикников. В последнюю минуту я подумал, что мне не к лицу нести ребенка на руках: уличные мальчишки кричали бы мне вслед. Мой малыш очень любит спать, и я решил, что если его устроить поудобнее в этой корзинке, он отлично перенесет такое короткое путешествие. Я взял корзинку с собой в вагон и не спускал ее с колен. Ни на одну минуту я не выпускал ее из рук. Это колдовство, вот что. Я теперь буду верить в чертей.
- Не валяйте дурака, - говорю я. - Всему должно быть объяснение, надо только доискаться до него. Вы уверены, что это та самая корзина, в которую вы упаковали младенца?
Милбери был теперь немножко спокойнее. Он наклонился и тщательно осмотрел корзину.
- Кажется, - сказал он, - но не могу поручиться.
- Скажите-ка, - говорю я, - вы не выпускали корзины из рук? Подумайте хорошенько.
- Нет, она все время была у меня на коленях.
- Но это же чепуха, если только вы сами по ошибке не сунули туда щенка вместо ребенка. Подумайте спокойно. Я не ваша жена и хочу только помочь вам. Я ничего не скажу, если вы сознаетесь, что на минутку отвели глаза от корзины.
Он опять задумался, и вдруг в глазах его блеснул свет.
- Ей-богу, - говорит он, - вы правы. Я на минутку поставил ее на платформу в Бенбери, чтобы купить иллюстрированный журнал.
- Ну вот, теперь вы говорите разумно. Подождите-ка, завтра, кажется, открывается собачья выставка в Бирмингаме?
- Как будто, - говорит он.
- Вот мы и добрались до сути, - говорю я. - По совпадению эту собаку везли в Бирмингам в точно такой же корзине, как та, в которую вы упаковали своего младенца. Вы по ошибке взяли корзину со щенком, а его хозяину достался ваш малыш. И я бы затруднился сказать сразу, кто из вас сейчас больше сходит с ума. Он, наверное, думает, что вы сделали это нарочно.
Мистер Милбери прижался головой к спинке кровати и застонал.
- В любую минуту может явиться Милли, и мне придется сказать ей, что нашего крошку по ошибке послали на собачью выставку! У меня язык не повернется сказать ей такое!
- Поезжайте в Бирмингам, - говорю я, - и постарайтесь уладить это дело. Вы можете успеть на поезд в пять сорок пять и вернуться около восьми.
- Поедемте со мной, - говорит он, - вы добрый человек, поедемте со мной. Я не могу ехать один.
Он был прав. В таком состоянии он бы угодил под копыта лошадей, не успев выйти на улицу.
- Ну что ж, - говорю я, - если хозяин отпустит...
- О, он не может не отпустить вас, - ломая руки, воскликнул молодой человек. - Скажите ему, что речь идет о счастье целой жизни, скажите ему...
- Я скажу ему, что речь идет о лишнем полсоверене по счету, - говорю я, - это больше поможет делу.
Так оно и было, и не прошло и двадцати минут, как я, молодой Милбери и щенок в корзине сидели в вагоне третьего класса, направляясь в Бирмингам. Тут я представил себе все трудности нашего предприятия. Предположим, по счастью окажется, что я прав; предположим, щенка действительно везли на выставку в Бирмингам; предположим, нам еще более посчастливится, и на вокзале нам скажут, что там видели джентльмена с такой корзинкой, как наша, приехавшего поездом в пять тринадцать; а дальше что? Может быть, нам придется опрашивать всех извозчиков в городе, и к тому времени, когда мы найдем ребенка, окажется, что уж незачем трудиться распаковывать его. Ну, конечно, я не собирался болтать о том, что было у меня на уме. По-моему, бедняга отец чувствовал себя так плохо, что дальше некуда. Мое дело было вселить в него надежду. Поэтому, когда он в двадцатый раз спросил меня, думаю ли я, что он еще увидит своего ребенка живым, я сердито оборвал его.
- Да не мучайтесь вы так, - говорю я. - Бы еще вволю насмотритесь на своего малыша. Дети не так-то легко пропадают. Только в пьесах люди готовы взять на себя заботу о чужих детях. Я в своей жизни знавал множество прохвостов, но даже худшему из них я не пожелал бы иметь дело с десятком-другим чужих младенцев. Не обольщайтесь, будто кто-то похитил его у вас. Поверьте мне, тот, к кому он попал, не успокоится до тех пор, пока ему не удастся вернуть ребенка законному владельцу.
Такая болтовня подбодрила его, и когда мы приехали в Бирмингам, он был гораздо спокойнее. Мы набросились на начальника станции, а тот на всех носильщиков, которые находились на платформе, когда прибыл поезд пять тринадцать. Все в один голос утверждали, что из этого поезда не выходил джентльмен с бельевой корзиной. Начальник станции оказался человеком семейным, и когда мы все ему объяснили, он посочувствовал нам и телеграфировал в Бенбери. Кассир в Бенбери помнил, что на этот поезд брали билеты три джентльмена. Одним из них был мистер Джессоп - торговец хлебом, другим - неизвестный, взявший билет в Вулфхэмптон, а третьим был сам молодой Милбери. Дело, казалось, становилось безнадежным, как вдруг мальчишка-газетчик, слонявшийся вокруг, вмешался в разговор.
- Я видел одну старуху, - говорит он, - которая болталась около вокзала и нанимала кэб. У нее была корзина, как две капли воды похожая на вашу.
Я думал, юный Милбери бросится мальчишке на шею и расцелует его. С помощью мальчика мы принялись допрашивать извозчиков. Нетрудно приметить старенькую леди с бельевой корзиной в руках, и мы узнали, что она поехала во второразрядную гостиницу на Астор-род.
Остальные подробности мне рассказала горничная. По-видимому, старушка по-своему переживала не меньше, чем мой джентльмен.
Корзинку нельзя было поставить в кэб и пришлось водрузить ее на крышу. Леди очень беспокоилась и, так как шел дождь, заставила извозчика накрыть корзинку фартуком. Снимая ее с кэба, они уронили ее на мостовую, отчего ребенок проснулся и заплакал.
- Боже мой, мэм, что это? - воскликнула горничная. - Там ребенок?
- Да, милая, там мой малыш, - ответила леди, которая, по-видимому, любила пошутить и была веселой старушкой, по крайней мере в то время она еще была веселой.
- Бедняжка... Надеюсь, его не ушибли.
Леди заказала комнату с камином. Слуга внес корзину и поставил ее на коврик. Леди сказала, что она и горничная обо всем позаботятся, и выставила слугу. К этому времени, рассказывала мне девушка, младенец ревел, как пароходная сирена.