— А Элан Грант знал о нем? — спросила Сара.

— Не уверен. Когда Карен приезжала домой, у них как будто бы все шло хорошо.

— Но предположим, что он все-таки знал и чувствовал себя оскорбленным и отвергнутым. Тогда он обратил свое внимание на Лори, которая была от него без ума.

Говоря это, Сара оживилась. «Бедняжка, она пытается ухватиться за что угодно, на чем можно было бы построить защиту Лори», — подумал Брендон.

— Не годится, — откровенно сказал он. — Элан встречался с преподавательницей факультета Верой Уэст. Она разрыдалась и рассказала мне, что в последний раз говорила с ним по телефону в день его смерти в половине одиннадцатого вечера. Он был в хорошем настроении, так как почувствовал облегчение после того, как все выложил жене.

— А именно?

— Как она поняла, он сказал своей жене, что хочет развестись с ней.

Брендон отвернулся, чтобы не видеть отчаяния в глазах Сары.

— В принципе, ты могла бы обвинить его жену, поскольку это не будет опровергнуто надлежащими доказательствами, — сказал он. — Мать Элана Гранта оставила ему довольно крупную сумму в доверительную собственность. По условиям он должен получать около ста тысяч долларов в год, а остальное, миллиона полтора, и эта сумма продолжает расти, он мог взять по достижении шестидесяти лет. Мать, очевидно, понимала, что он не умеет обращаться с деньгами. Как я слышал, Карен Грант распоряжалась этими деньгами, как своими собственными. В случае развода эта доверительная собственность не подлежала разделу. Сколько бы она ни зарабатывала в бюро путешествий, она была бы не в состоянии оплачивать свою шикарную квартиру и наряды. И о писателе ей оставалось бы только вспоминать. Однако в случае смерти Элана все переходило к ней. Единственная неувязка в том, что Карен Грант, разумеется, не позаимствовала нож у Лори, чтобы убить своего мужа и затем вернуть нож ей.

Сара не замечала, что ее кофе уже почти совсем остыл. Она пила его маленькими глотками, чувствуя, что это помогает ей в какой-то степени снять возникшее напряжение.

— До меня дошли слухи из хантердонской прокуратуры, — сказала она ему, — что психиатр, которого направили обследовать Лори, просмотрел видеозаписи сеансов. Он допускает возможность того, что Лори страдает расщеплением личности.

Она провела рукой по лбу, словно пытаясь прогнать головную боль.

— За то, что Лори признает себя виновной в непредумышленном убийстве, они не будут требовать максимального наказания. Лет через пять, а то и меньше, ее, возможно, уже выпустят. А если дойдет до суда, ей будет предъявлено обвинение в умышленном, преднамеренном убийстве. И вероятность того, что пройдет именно эта формулировка, тогда очень велика.

— Прошел уже месяц с тех пор, как Кейт позвонила мне и сказала, что существует еще одна личность — девяти-десятилетний мальчик, который хочет поговорить со мной, — начал Джастин Донелли. — И, как ты знаешь, с тех пор Кейт отрицает, что ей что-либо известно об этой личности.

Сара кивнула.

— Знаю. — Надо было рассказать Джастину Донелли, что они с Брендоном Моуди сошлись на том, что в интересах Лори им следует пойти на «согласование признания вины». — Я приняла решение, — произнесла она.

Джастин слушал, не сводя глаз с лица Сары. "Если бы я был художником, — думал он, — я бы написал это лицо и назвал картину «Скорбь».

— Так что, видишь, — продолжала Сара, — судебные психиатры склоняются к тому, что над Лори в детстве надругались и есть достаточные основания считать, что у нее расщепление личности. Они знают, что присяжные отнесутся к ней с сочувствием и вряд ли вынесут обвинение в умышленном убийстве. Однако наказание за непреднамеренное убийство в состоянии аффекта тоже может караться сроком заключения до тридцати лет. С другой стороны, если она признается в том, что совершила убийство в состоянии сильного душевного волнения, ее могут приговорить максимум к десяти годам лишения свободы. И все зависит от судьи, получит ли она пять лет без права досрочного освобождения, или же он даст ей те же пять лет, но не оговаривая эти условия, и она может выйти на свободу через год или два. Я не имею права рисковать тридцатью годами жизни Лори.

— Как она может признать себя виновной в преступлении, когда она даже не помнит, совершала ли она его? — спросил Джастин.

— По закону это возможно. Ее заявление будет состоять в том, что, поскольку она не помнит, как совершала преступление, она вместе с адвокатом, ознакомившись с уликами, согласилась с фактом совершенного ею преступления.

— Сколько времени ты можешь еще потянуть?

В голосе Сары послышалась неуверенность.

— А какой смысл? К тому же, если мы перестанем давить на Лори, чтобы фиксировать ее воспоминания, это в дальнейшем может благоприятно сказаться на ней. Пусть все идет своим чередом.

— Нет, Сара. — Резко отодвинув стул, Джастин подошел к окну и тут же пожалел об этом. В солярии за садом стояла Лори. Прижав руки к стеклянной стене, она смотрела на улицу. Даже отсюда он видел, что она чувствует себя птицей в клетке, мечтающей улететь. Он повернулся к Саре. — Дай мне еще немного времени. Как ты думаешь, как скоро судья разрешит ей вернуться домой?

— На следующей неделе.

— Хорошо. Ты занята сегодня вечером?

— Так, дай-ка подумаю. — Сара быстро заговорила, явно пытаясь скрыть свои эмоции. — Если я поеду домой, меня ждет одно из двух. Припрутся Хоккинсы, чтобы принести еще что-нибудь из своих вещей, и захотят со мной поужинать. Или Софи, которую я искренне люблю, будет дома, занимаясь разборкой родительских шкафов, избавляя меня от работы, которую я откладываю. Есть еще и третий вариант — я попытаюсь продумать блестящую защиту для Лори.

— Конечно, у тебя есть друзья, которые тебя куда-то приглашают.

— У меня много друзей, — ответила Сара. — Хороших друзей, родственников, замечательных людей, которые хотят помочь. Но, понимаешь, к концу дня я устаю вновь и вновь все им объяснять. Я уже не могу больше давать пустые обещания, что что-нибудь изменится и все будет хорошо. Мне надоело слышать, как они говорят о том, что ничего бы этого не случилось, если бы Лори в детстве не похитили. Я все это знаю. И от этого я просто схожу с ума. Ах, да, и еще они говорят о том, что отцу было уже за семьдесят, а мама перенесла несколько лет назад операцию и прогнозы были неутешительны. И, может, это и к лучшему, что они вместе покинули этот мир. Понимаешь, я согласна с этим, но я не хочу слышать все это.

Джастин понимал, что стоит ему сказать хоть одно утешительное слово, и Сара разрыдается. Он не хотел этого. С минуты на минуту должна была прийти Лори.

— Я хотел тебе предложить поужинать со мной сегодня, — мягко сказал он. — А вот то, что я хотел тебе показать.

Он достал из истории болезни Лори фотографию размером десять на восемь. Она вся была испещрена едва заметными линиями.

— Это увеличенный снимок той фотографии, которую Лори разорвала в тот день, когда она сюда поступила, — пояснил он. — Ее неплохо восстановили. Скажи, что ты видишь на ней.

Сара взглянула на фотографию, и ее глаза округлились.

— На прежнем снимке я не видела, что Лори плачет. Какое-то дерево. Какой-то полуразваленный дом. А это что такое? Сарай? Это совершенно не похоже на Риджвуд. Где же ее сфотографировали?

Она нахмурила лоб.

— Подожди, подожди. Три раза в неделю Лори ходила в детский сад. И детей часто возили на экскурсии в парки и на озера. Фермы, похожие на эту, есть в районе Хэрримэн Стейт Парк. Но почему же эта фотография вызвала у нее такую истерику?

— Я и хочу это выяснить, — сказал Джастин и включил видеокамеру, увидев показавшуюся в дверях Лори.

Лори заставила себя взглянуть на снимок.

— За домом курятник, — прошептала она. — Там происходят нехорошие вещи.

— Что за нехорошие вещи, Лори? — спросил Джастин.

— Не рассказывай, дура. Он узнает, и ты знаешь, что он с тобой сделает.