Что в нашем местечке действительно находится клад, не могло быть никакого сомнения.

Откуда он взялся? Это Хмельницкий... Хмельницкий зарыл его здесь в давние времена. Тысячи лет люди копили и копили богатства, пока не пришел Хмельницкий и не припрятал их.

– А кто такой Хмельницкий?

– Не знаешь Хмельницкого? Глупый ты! Хмельницкий... Он был очень злой. Он был еще до времен Хмельницкого... Это ведь и маленькие дети знают. И вот Хмельницкий забрал у тогдашних помещиков и у богатых евреев милли... миллионы золота и привез к нам сюда, в Воронку, и здесь однажды ночью при свете луны зарыл по ту сторону синагоги, глубоко, глубоко в землю. И это место травой заросло и заклятьем заклято, чтобы никто из рода человеческого его не нашел.

– И все добро пропало навсегда, на веки веков?

– Кто тебе сказал, что навсегда, на веки веков? А зачем тогда бог создал каббалу? Каббалисты, глупенький, знают такое средство.

– Какое средство?

– Они уж знают! Они знают такое слово, и стих такой есть в псалмах, который нужно произнести сорок раз по сорок.

– Какой стих?

– Э, глупенький, если б я знал этот стих! Да и знай я его — это тоже не так просто. Нужно сорок дней не есть и не пить, и каждый день читать по сорок глав из псалмов, а на сорок первый день, сразу же после того как солнце сядет, выскользнуть из дому. Да так ловко, чтобы никто тебя не приметил, потому что если кто-нибудь, не дай бог, увидит, то нужно будет начинать все сначала - опять не есть и не пить сорок дней. И только тогда, если тебе повезет и никто тебя не встретит, ты должен пойти темной ночью в начале месяца на склон горы, по ту сторону синагоги, и там простоять сорок минут на одной ноге, считая сорок раз по сорок, и, если не ошибешься в счете, клад тебе сам откроется.

И сирота Шмулик вполне серьезно поверяет своему товарищу Шолому тайну клада, и голос его становится все тише, тише, и говорит он, точно читает по книге, не останавливаясь ни на мгновение:

– И откроется тебе клад огоньком, малюсеньким огоньком. И, когда огонек покажется, ты должен сразу подойти к нему, только не бойся обжечься, - огонек этот светит, но не жжет, и тебе останется только нагнуться и загребать полными пригоршнями. - Шмулик показывает обеими руками, как нужно загребать золото, и серебро, и алмазы, и брильянты, и камни, такие, которые носят название "Кадкод"[7], и такие, которые называются "Яшпе".

– А какая между ними разница?

– Э, глупенький, большая разница! "Кадкод" - это такой камень, который светит в темноте, как "стриновая" свеча, а "Яшпе" все может; "Яшпе" превращает черное в белое, красное - в желтое, зеленое - в синее, делает мокрое сухим, голодного - сытым, старого - молодым, мертвого - живым... Нужно только потереть им правый лацкан и сказать: "Пусть явится, пусть явится предо мной хороший завтрак!" И появится перед тобой серебряный поднос, а на подносе две пары жареных голубей и свеженькие лепешки из крупчатки первый сорт. Или же сказать: "Пусть явится, пусть явится предо мной хороший обед!" И появится перед тобой золотой поднос с царской едой - всевозможные кушанья: жареные языки, фаршированные шейки; их вкусный запах приятно щекочет ноздри. Перед твоими глазами вырастут свежие поджаристые плетеные калачи и вина, сколько хочешь, самых лучших сортов, и орешки, и рожки, и конфет много, так много, ешь - не хочу!

Шмулик отворачивается и сплевывает. И Шолом видит по его пересохшим губам, по его бледному лицу, что он не отказался бы отведать ломтик жареного языка, фаршированной шейки или хотя бы кусочек калача... И Шолом дает себе слово завтра же вынести ему в кармане несколько орехов, рожков и конфету, которые он попросту стащит у матери в лавке. А пока он просит Шмулика рассказывать еще и еще. И Шмулик не заставляет себя просить, он отирает губы и рассказывает дальше.

– ...И когда ты насытишься всеми этими яствами и запьешь их лучшими винами, ты потрешь камешком свой лацкан и скажешь: "Пусть явится, пусть явится предо мной мягкая постель!" И вот уже стоит кровать из слоновой кости, украшенная золотом, с мягкой постелью и шелковыми подушками, накрытая атласным одеялом. Ты растянешься на ней и уснешь. И приснятся тебе ангелы, херувимы и серафимы, верхний и нижний рай...[8] Или же потрешь камешком лацкан и поднимешься высоко-высоко, до самых облаков, и полетишь, как орел, высоко-высоко! Далеко-далеко!..

Отразились ли когда-нибудь удивительные сказки бедного сироты на произведениях его друга Шолома, когда Шолом, сын Нохума Вевикова, стал Шолом-Алейхемом, - трудно сказать. Одно ясно. Шмулик обогатил его фантазию, расширил кругозор. Грезы и мечты Шмулика о кладах, о чудодейственных камнях и тому подобных прекрасных вещах и до сих пор дороги его сердцу. Возможно, в другой форме, в других образах, но они живут в нем и по нынешний день.

^{Дружба Давида и Ионафана}[9]. - Рыба Левиафан и бык-великан[10]. - Как выглядят праведники на том свете

Прекрасные, чудесные сказки сироты Шмулика совершенно очаровали его юного друга и привели к тому, что принцы и принцессы являлись ему по ночам, будили, тянули его за рукав, звали: "Вставай, Шолом, одевайся, идем с нами!.." Однако не только во сне - и наяву он теперь почти все время пребывал среди принцев и принцесс... Где-нибудь в хрустальном дворце, или на Ледовитом океане, или на острове, населенном дикарями. А то оказывался в нижнем раю, где двенадцать колодцев с живым серебром[11] и тринадцать шафрановых садов, а серебро и золото валяются, точно мусор; или же он вдруг поднимался с помощью камешка "Яшпе" высоко за облака... Дело зашло так далеко, что он начал бредить, видел все это на каждом шагу.

Нескольких сложенных во дворе бревен было достаточно, чтобы он, взобравшись на них, вообразил себя на острове; сам он принц, гуси и утки, разгуливающие по двору, - дикари - людоеды, и он над ними владыка, волен гнать их куда угодно, делать с ними что угодно, потому что они его подданные... Случайно найденный осколок стекла его воображение превращало в чудодейственный камень "Кадкод"... Простой камешек, подобранный с земли, заставлял задуматься: а не "Яшпе" ли это? Он потихоньку натирал камешком правый лацкан и говорил, как Шмулик: "Пусть явится, пусть явится..."

Однако самое сильное впечатление производили на Шолома сказки Шмулика о кладах. Шолом был более чем уверен, что не сегодня - завтра клад ему откроется. Все золото он, конечно, отдаст отцу и матери. Отец не будет тогда так озабочен и поглощен делами. Матери не придется мерзнуть по целым дням в лавке. Силою камня "Яшпе" он построит им хрустальный дворец, окруженный шафрановым садом. А посреди сада он выроет колодец с живым серебром. Ученая собака будет охранять вход, чудовище - пипернотер, лешие и дикие кошки будут лазить по деревьям. А он сам - принц - станет щедрой рукой раздавать милостыню воронковским беднякам: большое подаяние, маленькое подаяние, - каждому такое, какое он заслужил.

Трудно было себе представить, что два таких любящих друга, как Шолом, сын Нохума Вевикова, и сирота Шмулик должны будут расстаться навеки... Во-первых, с какой стати друзьям вообще разлучаться? Кроме того, они ведь поклялись перед богом, целовали цицес, что один без другого никогда никуда не уедет и что бы с каждым из них ни случилось, куда бы их ни забросило, они будут всегда жить душа в душу. Это была дружба Давида с Ионафаном. Но кто мог предположить, что раввин, правда уже глубокий старик лет семидесяти, вдруг ни с того ни с сего ляжет и помрет и сирота Шмулик уедет со вдовой раввина в какое-то местечко, бог весть куда, в Херсонокую губернию, и бесследно исчезнет, точно никогда никакого Шмулика и на свете не было.