многих чудесных историях; рассказывают, что даже демоны при-
знавали его силу. Источник подобных утверждений кроется в дей-
ствительной власти равви Мордехая над душами людей, несом-
ненно происходившей из единства его собственной души. Данное
единство тем не менее находило адекватное выражение не столь-
ко во власти над душами людей, сколько в единстве всей жизни
равви. Должно быть, именно это единство жизни имел в виду
Люблинский Ясновидец, когда говорил, что все действия равви
Мордехая были на самом деле одним действием.
Согласно хасидской традиции, у Великого Маггида было
триста учеников. Примерно о сорока из них сохранились доволь-
но многочисленные свидетельства, от некоторых - также и их
сочинения. Десять из учеников Великого Маггида представлены
в настоящем томе, но - как и в случае с учениками Баал Шема
- истории об этих десяти избранных отнюдь не охватывают
действительно великие события их жизни, поскольку бытовавшие
в среде простых людей легенды вообще не в состоянии дать
связные биографические описания. Вот имена этих десяти уче-
ников: Менахем Мендель из Витебска (ум. 1788), которого Маг-
гид брал с собой к Баал Шему еще в детском возрасте; Аарон из
Карлина (ум. 1772); Шмелке из Никольсбурга (ум. 1778); Мещул-
лам Зуся (идиш: Зише) из Ганиполя (Аннополь, ум. 1800); его
младший брат Элимелек из Лиженска (Лежайск, ум. 1809); Леви
'Дата его смерти в разных источниках указана разная и колеблется между
1800 и 1820 г.
Ицхак из Бердичева (ум. 1809); Шнеур Залман из Ляд (ум. 1813);
Шеломо из Карлина (ум. 1792); Израэль из Кожниц (Козинице,
ум. 1814); Иаков Ицхак из Люблина (ум. 1815).
Особую значимость равви Менахему Менделю в истории
хасидизма придает тот факт, что он перенес хасидское движение
в Палестину, куда до него, судя по всему, перебрались многие
другие цадиким. Со времен Баал Шема, который, согласно леген-
де, повернул назад, почти дойдя до Святой Земли, "Земля Обето-
ванная" была в центре хасидской, как, впрочем, и дохасидской,
тоски по избавлению. После того как равви Менахем Мендель
возглавил борьбу с противниками хасидов, он выразил свою
тоску по избавлению актом путешествия в Палестину (1777)
с тремястами своих хасидим. Сперва он поселился около Сафеда,
древнего города каббалистов, а затем - в Тивериаде. Так, равви
Менахем Мендель наделил движение местом, центральным не по
расположению, но по духу, и органично связал его с былыми
временами. Он сделал Святую Землю элементом новой жизни.
Имея в виду именно это, внук друга Менделя, Шнеура Залмана
(который не смог сопровождать Менделя в Палестину), сказал
однажды, что когда Земля Израиля процветала, она обладала
способностью возвышать человека, но теперь, когда она попрана
и унижена, она уже не в состоянии возвышать человека; поэтому
теперь человек должен возвышать Святую Землю, и единствен-
ным, кто обладал такой способностью, был равви Мендель.
В одном письме из Палестины равви Мендель писал, что считает
себя гонцом во дворце короля, посланным наместниками провин-
ций, которому ни на минуту не следует забывать о материальном
и духовном благосостоянии провинций. Равви Мендель всегда
оставался близок к тем, кого он оставил в изгнании, и поддержи-
вал с ними постоянный контакт, настолько тесный, что - как
писал один из тех, кто уехал с ним в Палестину, - он весь был
связан с ними, весь участвовал в их помышлениях, весь проявлял-
ся в них, когда молился перед сном.
Из всех учеников именно Аарона из Карлина Маггид избрал
выразителем своей воли, поскольку тот, как никто другой, знал,
как воздействовать на души людей, хотя и предъявлял к ним
повышенные требования. Он скончался молодым, и в проповеди
на его похоронах преемник равви Аарона, равви Шеломо из
Карлина, сказал, что Господь забрал его к Себе преждевременно,
поскольку сила Аарона обращать людей к Богу была столь
велика, что он почти лишал их свободы выбора, а это гораздо
важнее. Маггид, услышав о смерти равви Аарона, сказал: "Он
был нашим оружием. Что же нам теперь делать?" Равви Аарон не
пытался противостоять народному характеру хасидского движе-
ния, который не просто упорно держался в школе Карлина, но
и приобретал в ней довольно странные формы. Тем не менее
очевидно, что он стремился создать некий элитный кружок,
состоящий из людей, полностью посвятивших свою жизнь вере.
Главный метод, при помощи которого равви Аарон собирался
этого достичь, заключался в том, что один день в неделю он
выделял для того, чтобы члены кружка проводили его в уединен-
ном созерцании, посте и посещении бани для ритуального омове-
ния. Однако эти упражнения не имели ничего общего с аскетиз-
мом, который равви Аарон считал искушением, придуманным
самим Сатаной. Требования равви Аарона исходили из его соб-
ственного внутреннего опыта. Его "завет" выражает всю серьез-
ность, с которой он относился к самому себе: подготовить подо-
бающую каввану к тому часу, когда душа отделится от тела.
Друг равви Аарона, Шнеур Залман, говорил о нем, что он был
воистину источником Божественной любви и что всякого, кто
слышал молитву равви Аарона, наполняла любовь к Богу. Но
картина станет полной только тогда, когда мы вспомним слова,
которые сказал тот же Шнеур Залман после смерти равви Аарона
о том великом страхе перед Богом, который он испытывал*. Его
любовь была плодом его страха перед Богом, ибо только через
великий страх - какой был основным чувством равви Аарона
- можно достичь великой любви. Кто не испытывает этого
страха, не любит по-настоящему великого и грозного Бога, но
творит для себя какого-нибудь ничтожного идола. Одно из изре-
чений правнука равви Аарона, последовавшего по стопам предка,
гласит: "Страх без любви несовершенен; любовь без страха
- ничто". Этот мир, в котором мы живем, является местом, где
через страх можно достичь любви и где страх и любовь слиты
воедино. Вот почему в другом изречении правнука равви Аарона
говорится: "Этот мир - низший и в то же время - самый
возвышенный из всех".
Среди учеников Великого Маггида равви Шмелке из Никольс-
бурга был проповедником par excellence*; не тем проповедником,
который увещевает, как это делал в молодости равви Михал, но
проповедником per se*. Проповедь была его подлинной стихией,
потому что равви Шмелке верил, что слова, вызванные в нас
Богом, обладают способностью изменять людей; он никогда не
отрекался от этой веры, даже перед лицом явных разочарований.
Он считал проповедь действием, возвышающим молящихся до
высшего уровня чистоты. В своих проповедях равви Шмелке
постоянно требовал от молящихся двух вещей: во-первых, пото-
ками своей любви они должны смыть все разделяющие их стены
и объединиться в истинное собрание верующих, чтобы пригото-
вить место для союза с Богом; во-вторых, они должны отделить
свои молитвы от собственных индивидуальных воль и сосредото-
чить все силы своего существа на желании, чтобы Бог объединил-
ся со Своей Шехиной. Именно в таком духе равви Шмелке сам
молился, именно с таким священным стремлением возносил ду-
шу до состояния экстаза; поэтому посреди молитвы он иногда
забывал, что полагается говорить и делать, и начинал петь новые
мелодии, до того неслыханные. Равви Шмелке оставил свою