— Просил сделать его медиумом. Думает, что это все — фокусы, и хотел научиться им.

— Глупец, но нет худа без добра. Теперь он не осмелится здесь показаться.

— Ты так думаешь?

— Да я просто не впущу его в дом. Так взволновать тебя! Ты весь дрожишь.

— Иначе я не был бы медиумом. Тут все дело в утонченности нервной системы. Кто-то сказал, что мы своего рода поэты. Но сейчас перед работой волнение некстати.

— Я успокою тебя.

Она положила натруженные руки на его лоб и немного подержала их там. — Теперь лучше, — сказал Линден. — Отлично, Мэри. Выкурю на кухне сигарету, и все будет в полном порядке.

— Кто-то идет, — заметила Мэри, глядя в окно. — Это женщина, ты примешь ее?

— Да, конечно. Мне уже хорошо. Проводи ее сюда.

Вскоре в комнату вошла женщина. Ее бледное, как смерть, лицо и траурная одежда говорили о постигшем ее горе. Линден жестом пригласил женщину сесть, а сам быстро просмотрел записи.

— Вы миссис Блаунт? Записаны на прием?

— Да… Я хотела спросить…

— Пожалуйста, никаких вопросов. Вы мне мешаете.

Он вглядывался в женщину по-особому, как вглядываются медиумы — казалось, взгляд его серых глаз устремлен мимо нее.

— Хорошо сделали, что пришли. Очень хорошо. Я вижу близкого вам человека, у него для вас срочное сообщение. Слышу… Фрэнсис… да, Фрэнсис.

Женщина заломила в отчаянии руки.

— Так его звали.

— Темноволосый мужчина, он печален и серьезен. Собирается что-то сказать вам. Это важно. Вот его слова: Мой колокольчик! Как это понимать? — Он так называл меня. О, Фрэнк, поговори со мной! Скажи еще что-нибудь!

— Он говорит, а его рука скользит по вашим волосам: Мой колокольчик! Если ты совершишь задуманное, между нами разверзнется пропасть, преодолевать которую мы будем долгие годы. Это вам что-нибудь говорит? Женщина вскочила на ноги.

— Все на свете. Визит к вам, мистер Линден, был моим последним шансом. Если бы он не удался и я бы поняла, что навсегда потеряла мужа, то отправилась бы вслед за ним. Сегодня вечером я собиралась выпить яд. — Слава Богу, что Он помог спасти вас. Лишить себя жизни — большой грех, сударыня. Поступая так, вы нарушаете закон природы, за этим обязательно следует возмездие. Какое счастье, что вашему мужу удалось успокоить вас. Он хочет еще кое-что добавить: Живи достойно, честно исполняй свой долг, а я всегда буду рядом, ближе, чем когда-либо в жизни. Буду охранять твой покой и трех наших детишек.

Перемена свершилась на глазах. Бледная, измученная женщина преобразилась — щеки зарделись, губы заулыбались. По ее лицу струились слезы, но это были слезы радости. Она хлопала в ладоши от счастья, и, казалось, вот-вот пустится в пляс.

— Он не умер! Не умер, иначе он не говорил бы со мной и не обещал быть ближе, чем при жизни. Чудесно! О, мистер Линден, я обязана вам всем! Вы вернули мне мужа! Вы спасли меня от позорной смерти. Какой же божественной силой вы наделены!

У медиума с его тонкой нервной организацией глаза тоже были мокры от слез.

— Моя дорогая, ни слова больше. Я здесь ни при чем. Возблагодарите Бога, который в своей бесконечной доброте позволил вашему мужу послать о себе весточку. А мой гонорар — всего лишь гинея, если для вас это не много. Приходите сюда в любой день, если будет нужда.

— Теперь я буду смиренно нести свой крест, — проговорила женщина, всхлипывая и утирая слезы, — и честно исполнять свой долг, пока Бог не призовет меня и мы не соединимся наконец с мужем.

Вдова ушла, а Том Линден почувствовал, как неприятный осадок, оставшийся после визита брата, постепенно проходит, вытесняемый светлым радостным чувством, ибо нет в жизни большего счастья, чем возможность помочь ближнему. Не успел он вновь усесться в кресло, как вошел новый посетитель. Это был щегольски одетый светский человек в белоснежной рубашке и сюртуке, с озабоченным видом человека, у которого расписана каждая минута.

— Вы, полагаю, мистер Линден? Много наслышан о ваших способностях. Говорят, вы можете по предмету составить представление о его владельце. — Иногда удается. Но точно ручаться на могу.

— Давайте все же попробуем. Сегодня утром я получил письмо и принес его сюда. Хотелось бы попросить вас испытать на нем вашу силу. Медиум взял сложенное письмо и, откинувшись в кресле, приложил его ко лбу. Минуту или две он держал глаза закрытыми. Затем вернул письмо владельцу.

— Мне оно не нравится, — сказал он. — Ощущаю скрытое зло. Вижу мужчину в белом костюме. Лицо загорелое. Что-то пишет на столе из пальмового дерева. Жарко. Письмо из тропиков.

— Да, из Центральной Америки.

— Больше ничего сказать не могу.

— Неужели духи так мало знают? Я полагал, им ведомо все. — Далеко не все. Их знания и поле действия ограничены так же, как и у людей. К тому же ваша просьба относится к области психометрии, не имеющей к духам прямого отношения.

— Но дело не исчерпывается этим. Мой корреспондент хочет видеть меня партнером в буровых работах. Мне надо знать — соглашаться или нет? Том Линден покачал головой.

— Сила дается медиумам для утешения страждущих и для доказательства бессмертия человека. Она не может использоваться в корыстных целях. В противном случае несдобровать ни медиуму, ни клиенту. Поэтому позвольте мне не отвечать на ваш вопрос.

— Деньги для меня не имеют значения, — сказал мужчина, вытаскивая бумажник из бокового кармана.

— Не в этом дело, сэр. Я не богат, но поступать против совести не буду.

— Какой тогда прок от вашего дара? — спросил гость, поднимаясь. — Проповедь я могу выслушать и в церкви от священника, который, в отличие от вас, имеет на это право. Вот ваша гинея, хоть вы ее и не заслужили. — Простите, сэр, я не могу нарушить правило… Постойте, я вижу рядом с вами даму, прямо за левым плечом… пожилую даму.

— Да хватит, — с досадой отмахнулся финансист, направляясь к двери. — На груди у нее медальон с изумрудным крестом.

Мужчина остановился и с удивлением посмотрел на медиума. — Откуда вы это узнали?

— Просто вижу.

— Послушайте, старина, точно такой медальон носила моя покойная мать. Вы хотите сказать, что видите ее?

— Теперь уже нет. Она исчезла.

— Как она выглядела? Что делала?

— Она все повторяла, что была вашей матерью. И горько плакала при этом.

— Плакала? Моя мать? Но если она где-то есть, то только на небе. Там не плачут.

— Это мы так думаем. На самом деле плачут. Но только из-за нас. Она просила вам кое-что передать.

— Валяйте.

— О, Джек! Милый Джек! Ты навсегда уходишь от меня!

Мужчина презрительно отмахнулся.

— Жалею, что, записываясь на прием, сказал свое настоящее имя. Свалял дурака, каюсь. Вы, конечно, навели справки. Но вам меня не надуть. С меня хватит! Сыт по горло!

Второй раз за утро разгневанный гость хлопнул входной дверью. — Ему не понравились слова матери, — объяснил Линден жене. — Бедняжка! Она так страдает из-за сына. Господи! Если бы только люди знали правду, это принесло бы больше пользы, чем все церковные службы и церемонии.

— Не твоя вина, Том, что грешники заблуждаются. Кстати, тебя ждут еще две женщины. У них нет рекомендательного письма, но, может быть, ты примешь их — они выглядят такими убитыми.

— У меня разболелась голова. Никак не отойду после вчерашнего вечера. Здесь мы с Сайласом похожи, он тоже наутро после матча не в своей тарелке. Ладно, приму уж этих женщин — грех отсылать людей ни с чем, тем более в горе. Но больше не приму никого.

В комнату вошли две женщины в строгих черных платьях, старшей — с суровым лицом — было около пятидесяти, другой — вдвое меньше. — Вы берете гинею за визит? — спросила та, что постарше, кладя деньги на стол.

— Только с тех, кто может себе это позволить, — ответил Линден. Частенько он сам совал деньги бедным клиентам.

— Я могу, — сказала женщина. — У меня несчастье, и мне сказали, что только вы можете помочь моему горю.

— Сделаю все, что смогу. Это мой долг.