Йенс Лангеланд подошел ко мне, и мы пожали друг другу руки.

— Веум… Давненько не виделись. Я слышал о том, что вы сделали вчера. Такое впечатление, что вы предотвратили катастрофу.

— Да нет. Просто по какой-то причине он ко мне привязался.

— Нам не хотелось бы, чтобы вы с Яном Эгилем беседовали без представителей власти, — вмешался в наш разговор Стандаль, — но он настаивает, да с таким упорством, что, учитывая вчерашнее, мы решили рискнуть.

— Я должен выслушать, что он хочет сказать. Но можно мне перед этим поговорить с Лангеландом с глазу на глаз?

Стандаль скептически посмотрел на меня и произнес:

— Ах, ну да, он же его адвокат…

— Мне нужно выяснить кое-какие подробности, прежде чем я пойду к Яну-малышу.

Стандаль кивнул, и мы с Лангеландом отошли в сторону.

Он по-прежнему был похож на болотную птицу: высокий, худой и немного сгорбленный, да еще приметной формы нос — загнутый крючком. Волосы стали пожиже, появились большие залысины, а на висках виднелась первая седина.

Я все эти годы не терял его из виду. Он сделал блестящую карьеру. Его талант, который я видел в действии, когда он защищал Вибекке Скарнес, позже достиг полного расцвета. Он получил широкую известность в 1978 году после так называемого «дела Хиллерена». Хиллерен был на основании собственного признания обвинен в убийстве соседа. Он показал, в каком месте утопил тело в море, но тело так и не нашли. И Лангеланд добился, чтобы Хиллерена признали невиновным. Под конец и обвиняемый отказался от своих признательных показаний. Последнее выступление Лангеланда на этом процессе вошло в историю юриспруденции как образцовая защитительная речь, в которой адвокату удалось практически избежать упоминания о центральных категориях юриспруденции — преступлении и наказании. Лангеланд все внимание слушателей — и особенно присяжных — переключил на то, что в истории норвежского суда бывали судебные ошибки, повлекшие за собой смерть невиновных, от повторения каковых ошибок он и предостерег суд, выиграв таким образом дело.

После этого Лангеланда пригласили в крупную столичную адвокатскую контору, и его карьера защитника круто пошла вверх. Сегодня он принадлежал к юридической элите, был среди тех, кому считают честью передать многообещающее судебное дело. В этом смысле двойное убийство в Аньедалене было, конечно, необычным, с этакой пикантной деталью — ведь десять лет назад он был адвокатом приемной матери сегодняшнего подсудимого. Но все-таки для такой важной птицы это дело было недостаточно сенсационным.

— Я хотел спросить вас, Лангеланд… Как сложилась дальнейшая судьба Вибекке Скарнес?

— Я знаю об этом очень немного, Веум. Мне удалось поговорить с ней сегодня утром, чтобы рассказать ей, что произошло, до того как она узнает обо всем из газет.

— Вы встретились с ней?

— Нет, мы говорили по телефону. Она живет в Ски, совсем рядом с Осло.

— А когда она вышла?

— Ее выпустили через полтора года, и с тех пор, насколько мне известно, она ни разу не нуждалась в услугах адвоката.

— Так это не она пригласила вас сюда?

— Вовсе нет. Я ведь давно уже считаюсь адвокатом Яна Эгиля, еще с прошлого раза. Кстати, должен вас уверить: то дело было юридически довольно сложным. То, что Вибекке Скарнес вынесли обвинительный приговор, не лишило ее родительских прав и статуса приемной матери. Однако она решила не настаивать на том, чтобы этот статус был реализован, прежде всего из соображений благополучия самого Яна Эгиля. Она посчитала, что это было бы для него невыносимо — уехать к новым приемным родителям на время, а потом вернуться, как только она отбудет наказание. Поэтому она попросила меня заняться этим делом, его юридической стороной, ну и приглядеть за малышом. Я тогда сам приезжал сюда, в Фёрде, чтобы познакомиться с его новыми родителями и посмотреть, где он будет жить.

— Так вы встречались с убитыми?

— Да, правда, только один раз. В сентябре тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. В течение последовавших лет ни они, ни Ян Эгиль в моих услугах не нуждались… До сегодняшнего дня. Похоже, что мое имя значится где-то в местном отделении службы охраны детства, так что вчера вечером они позвонили мне и поставили в известность о том, что случилось.

— Вы хотите сказать, что официально считаетесь адвокатом Яна Эгиля?

Он улыбнулся:

— Как бы там ни было, я возьмусь за это дело, Веум. Я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы помочь этому мальчику.

— Хорошо. Значит, нас уже двое. Так что если вам понадобится мое содействие…

Он кивнул и изучающе посмотрел на меня:

— Давайте вернемся к этому, когда ситуация более или менее прояснится. Вы просто должны учесть, что судьба мальчика мне небезразлична.

— А кому в настоящее время принадлежат родительские права? — поинтересовался я.

— Формально — по-прежнему Вибекке Скарнес. Я только что упомянул, что ее не лишили прав после осуждения. Она всегда утверждала, что действовала в целях самозащиты и что это был несчастный случай.

— Ах да. Ну, она нам не помощница… Ян-малыш… Он же был, как мы знаем, единственным, кто был дома, когда произошла трагедия у Скарнесов. И сейчас: случилось двойное убийство, и Ян-малыш… нет, Ян Эгиль снова единственный, кто находился в доме…

— А вот в этом мы с вами не можем быть уверены. Сам он утверждает обратное.

— Что именно?

— Он вам сам расскажет. К тому же вину за преступление признал другой человек.

— Это я как раз знаю. Поэтому и хочу вас спросить: а не могло ли в семьдесят четвертом произойти что-то похожее?

— Нет. Я с этим не согласен.

— Не могло быть так, что мать взяла на себя вину сына, пусть приемного сына, чтобы избавить его от наказания, точно так же, как сегодня его вину берет на себя другая женщина?

— Нет-нет. Это все спекуляции, Веум.

— Последний вопрос, Лангеланд. Яну Эгилю известно, что Вибекке Скарнес ему не родная мать?

— Этого я не знаю. Единственный человек, который может ответить на этот вопрос, — он сам. И я сомневаюсь, что сейчас подходящее время ему его задавать.

— Ну да. Но тогда… Хорошо, давайте поговорим позже, Лангеланд.

— Договорились.

Я кивнул и повернулся к нему спиной. Силье и ее родители перешли в другой кабинет, а вместе с ними Грете, женщина, которую я определил для себя как ее адвоката, и женщина в полицейской форме. Стандаль и Русет стояли и ждали, когда мы закончим разговор.

— Ну, Веум, — сказал Стандаль, — вы готовы?

— Готов.

— Вчера вечером вы отлично поработали там, в горах, поэтому я разрешаю вам с ним поговорить. Но я жду и от вас кое-чего в ответ.

— Чего же?

— Его признания, Веум. Будет хорошо, если вам удастся его добиться.

За нашими спинами предостерегающе кашлянул Йенс Лангеланд:

— Думаю, Стандаль, вам не стоит отдавать приказы Веуму.

Стандаль кисло посмотрел на знаменитого адвоката. Он представил себе, что его ожидает, когда они встретятся в зале суда.

— Ну что ж, господин адвокат, приму к сведению.

Он величественно подвел меня к дверям и, ничего не сказав, впустил к Яну Эгилю.