Блэй посмотрел на него, и на этот раз был вынужден напрячься. Зелено-голубой взгляд Куина неспешно скользнул по нему и как всегда, этот старый, знакомый трепет лизнул его грудь.

«Боже… он тот, кого я люблю, — подумал он. — И всегда буду любить».

Он любил эту упрямую челюсть, темный разлет бровей, и эти проколотые ухо и полную нижнюю губу. Эти густые, блестящие черные волосы, золотистую кожу, и это сильное мускулистое тело. То, как он смеялся и тот факт, что он никогда, никогда не плакал. Эти внутренние шрамы, о которых никто не знал, и убежденность, что он всегда будет первым, кто вбежит в горящее здание, ввяжется в кровавую битву и окажется на месте автомобильной аварии.

Всем этим был и будет Куин.

Это останется неизменным.

— Что останется неизменным? — спросил Куин, нахмурившись.

«Вот дерьмо. Он сказал это вслух». — Ничего. Так мы идем, Джон?

Джон посмотрел вперед и обратно между ними. Затем кивнул. «У нас всего три часа до рассвета. Поторопимся».

— Мне нравится, как ты на меня смотришь.

Хекс никак не отреагировала на произнесенные Лэшем слова из противоположного угла спальни. По тому, как он рухнул перед комодом с одним плечом на перекос, она подумала, что вполне вероятно, ей удалось его вывихнуть. И это была не единственная травма Лэша. С его подбородка из губы, которую она ему разбила, на пол капала черная кровь. А также Лэшу придется малость поприхрамывать какое-то время после того, как она вцепилась зубами в его бедро.

Он скользил по ней взглядом, но она даже не потрудилась прикрыться. Если он был настроен на второй раунд, то ей потребуются все ее оставшиеся силы. Да, и потом, может скромность и имела бы какое-то значение, но только в том случае, если твое тело хоть как-то тебя волновало, а она давно уже перестала его чувствовать.

— Ты веришь в любовь с первого взгляда? — спросил он, с кряхтением поднимаясь с пола, ухватившись за край комода, и делая несколько пробных движений рукой. — Так что? — не сдавался он.

— Нет.

— Ты циник. — Он направился к арке, ведущей в ванную комнату. Остановившись между косяками, он оперся одной рукой о стену, отвернулся и сделал глубокий вдох.

С резким щелчком, треском и громкими проклятиями он вправил вывих плечевого сустава на место, после чего осел на пол с вырывавшимся из него тяжелым дыханием и порезами на лице перепачкавшими его мраморно-белую кожу черной лессеровской кровью. Обернувшись к ней, он улыбнулся.

— Как насчет совместного душа? — Когда ответа не последовало, он покачал головой. — Нет? Жаль.

Он исчез в мраморном пространстве, а через минуту уже послышался звук льющейся воды.

Только после того, как она услышала, что он моется и учуяв запах мыла, Хекс начала аккуратно приводить в порядок свои руки и ноги.

Никакой слабости. Она не выказала ему ни малейшей слабости. И это было не просто желание предстать перед ним крутой, а тем, чтобы он дважды подумал прежде, чем снова сойтись с ней в «танго». Сама ее сущность отказывалась уступать ему или кому-либо еще, поэтому предпочитала скорее смерть в сражении, чем сдаться.

А все потому, что она была жесткой. Непобедимой — и это говорило не эго. Благодаря своему опыту, независимо от того, что случалось, она могла с этим справиться.

Но, Боже, как же ей была ненавистна их борьба. Как же она ненавидела все это дерьмо.

Чуть позднее он вернулся чистым и вымытым. Исцеление уже началось: синяки блекли, царапины исчезали на глазах, кости срастались как по волшебству.

Какая удача для нее. Проклятый Кролик Энерджайзер.

— Я отправляюсь к отцу. — Когда Лэш подошел к ней, она обнажила клыки, и он тут же сделал ей комплимент. — Как я люблю твою улыбку.

— Это не улыбка, мудак.

— Как бы то ни было, мне нравится. И когда-нибудь я представлю тебя своему дражайшему старику — Папочке. У меня есть планы относительно нас.

Лэш склонился к ней, без сомнения, намереваясь ее поцеловать, но, передумал, остановившись, когда она зашипела.

— Я вернусь, — прошептал он. — Любовь моя.

Он знал, как ее выворачивало от этого дерьма с любовью, поэтому постаралась приложить все усилия, чтобы скрыть свое омерзение. Она даже не усмехнулась, когда он повернулся и вышел.

Чем больше она отказывалась подыгрывать ситуации, тем в большем замешательстве он оказывался, и тем яснее становилось в ее голове.

Слушая его переход в соседнюю комнату, она представила, как он одевается. Он хранил свою одежду в другой комнате, перенеся ее туда, когда стало ясно, во что превращаются все его вещи. Он ненавидел беспорядок и бережно относился к своим шмоткам.

Когда все стихло, и она услышала, как он спускается вниз по лестнице, Хекс сделала глубокий вдох и поднялась с пола. В ванной комнате все еще клубился пар как в тропический зной после его принятия душа, и хотя она ненавидела пользоваться с ним одним мылом, еще ненавистней ей было то, что находилось на ее коже.

Стоило ей шагнуть под горячую струю, как мрамор под ее ногами тут же окрасился в красный и черный цвета, пока два вида крови смывались с ее тела исчезая в канализации. Хекс поспешно намыливалась и смывала пену потому, что Лэш ушел всего несколько минут назад, и она никогда не могла точно предсказать, когда он вернется. Иногда он возвращался. А иной раз не показывался весь день.

Этот сраный французский аромат Лэша, скопившейся в ванной комнате, оставшийся после него, заставлял ее задыхаться, хотя она и предполагала, что большинство женщин сходило с ума от смеси лаванды с жасмином. Боже, как же ей хотелось вдохнуть глоток хорошего одеколона ol’ Dial Рива. Хотя она не сомневалась, что он будет жутко жечь на порезах, она бы справилась с этой агонией, и сама идея очиститься была весьма привлекательной.

Каждое трение по руке или вниз по ноге, при наклоне в сторону или вперед, отдавало болью, и по причине, не связанной со всем этим, она думала о шипованных цепях, которые она всегда носила, чтобы контролировать свою сущность симпата. Со всей этой борьбой в спальне, она достаточно испытывала боли во всем теле, чтобы ослабить свои дурные наклонности — не то, чтобы это на самом деле имело значение. Она даже и близко не была «нормальной» и эта темная часть нее помогала справляться ей с этой ситуацией.

Тем не менее, после двух десятилетий ношения под одеждой шипов, было странно не чувствовать их на себе. Она оставила пару шипованных цепей в особняке Братства… на комоде в комнате, в которой остановилась накануне отправки в колонию. К концу ночи она намеревалась вернуться обратно, принять душ и надеть их… а теперь они без сомнения пылятся, ожидая ее возвращения.

Она теряла веру в счастливое воссоединение с этими гребаными безделушками.

Забавно, как может быть прервана ваша жизнь. Вы покидаете дом с намерением вернуться, но затем ваша дорога увлекает вас налево вместо того, чтобы как обычно пойти направо.

«Сколько времени потребуется Братьям, чтобы выкинуть ее пожитки? — задавалась она вопросом. — Как долго ее вещи, независимо от того, где они находились — в особняке Братства, охотничьем домике или ее подвальчике — не будут приносить ничего, кроме хлама?» Две недели, вероятно, крайний срок — хотя никто, кроме Джона не знал о ее подземном убежище, поэтому там ее барахло проваляется гораздо дольше.

Через пару недель ее пожитки, без сомнения, затолкают в шкаф. А затем в маленькую коробку, которую уберут на чердак.

Или, может, их просто выбросят с мусором.

Именно так и происходит, когда умирают люди. Поэтому все, чем она владела, станет мусором — если только это дерьмо кто-нибудь не растащит.

Но не похоже, чтобы на цепи с шипами был огромный спрос.

Отключив воду, Хекс вылезла из душевой, обтерла себя полотенцем и вернулась в спальню. Как только она села у окна отварилась дверь, и с полным подносом еды вошел младший лессер.

Он всегда, казалось, оказывался в замешательстве, когда ставил поднос на комод и оглядывался — словно спустя все это время, он все еще понятия не имел, какого черта оставляет горячую еду в пустой комнате. Он осмотрел стены, отмечая свежие вмятины с разводами черной крови. Учитывая, насколько он казался аккуратистом, без сомнения, у него чесались руки все исправить. Когда она впервые оказалась здесь, шелковые обои были в идеальном состоянии. Сейчас же, казалось, что все было пропущено через мясорубку.