Внутри здания было темно, мрак едва рассеивался проникающим через проём бледным светом, но едва флайбот пересёк проём, как стало ещё больше темнеть и вскоре настолько потемнело, что снаружи сделалось, совершенно, ничего не видно. Ромм опустил летательный аппарат, изрядно ткнув им в пол здания, открыл дверь и повернул голову в сторону дверного проёма, пытаясь в бледном свете терминалов и индикаторов увидеть появление туруты. Прошло достаточно много томительных минут, прежде, чем она появилась и забравшись в кресло, повернула голову в сторону Ромма.
– Можешь включить прожектор своего летательного аппарата. – Заговорила она. – Я не смогла войти в систему. Связь неустойчива. Обрывается, едва начинается идентификация. Странно это. – Она дёрнула плечами.
– Где мы? – Поинтересовался Ромм, нажимая одну из клавиш на штурвале и в тот же миг яркий белый луч умчался вдаль, вырвав у тьмы кусочек ничего не говорящего пространства.
– Бункер. – Ответила Илия.
– Бункер? – Ромм состроил гримасу недоумения.
– Здесь жили первые строители Риффа, пока не был возведён купол. Затем здесь обосновалась база космического флота, но потом построили другую, на окраине промышленного сектора. Затем в бункере занимались какими-то секретными исследованиями. Насколько я знаю – сейчас здесь никого нет. Его пытались несколько раз разобрать, но всегда находилась причина, чтобы оставить.
– Ты уверена, что нас здесь никто не будет искать?
– Нет, но надеюсь. Если будем сидеть тихо.
– И сколько нужно здесь просидеть?
– Не знаю. – Илия покрутила головой. – Несколько суток, наверное.
– Но как мы будем контролировать обстановку в городе?
– Здесь есть автономная энергостанция и терминалы. Надеюсь, что они работают.
– Отсюда есть выход на поверхность планеты?
– Не знаю. – Илия вновь покрутила головой. – Я там никогда не была.
– А как вообще выбраться туда, ты знаешь?
– Нет! – Турута в очередной раз мотнула головой. – Скорее всего это можно сделать из промышленного сектора. Может и из усыпальницы тоже, но я там никогда не была.
– Что за усыпальница?
– Сектор, где живут настоящие туруты, не имеющие в своей родословной каких-то отклонений в развитии или болезней. Лишь они могут иметь детей без санкции и они имеют приоритетное право для портации в новую обитель цивилизации.
– Ну и ну! – Ромм громко хмыкнул. – Вы оказывается поделены по сортам. И какого же ты сорта?
– В отстойнике, в основном, живут те, кому надеяться не на что. – В голосе Илии скользнули нотки печали.
– Ты хочешь сказать, что они никогда не увидят солнечный свет?
Илия молча покачала головой.
– А какие сектора ещё есть в городе?
– Основных четыре: усыпальница, промышленный, добывающий и отстойник. Промышленный и добывающий ещё делятся на более мелкие, но они не изолированы.
– Как я понимаю, высший сорт живёт в усыпальнице. – усмешка тронула губы Ромма.
Илия молча кивнула головой.
– А в промышленном кто живёт?
– Многие. – Илия дёрнула плечами. – Это самый большой сектор города. – Я тоже там жила, пока не стала мутантом. Каждые два года все жители секторов, кроме отстойника, обязаны проходить через анализатор. Если он решит, что у тебя появились отклонения от стандартной линии развития турута, ты попадаешь в разряд сомнительных. Если линия не выправляется при последующих анализах, становишься мутантом и попадаешь в отстойник. Мутантов становится всё больше. Цивилизация деградирует и если правительство в ближайшие годы не найдёт новую планету для колонизации, есть тенденция, что чистых турутов не останется и портировать придётся или силотов или мутантов. – Илия глубоко и шумно вздохнула.
– Кто такие силоты?
– Очень мощные менталы. Они тоже не настоящие туруты, но мутантами они себя не считают.
– И много их?
– Не знаю. – Илия мотнула головой. – Они живут в промышленном секторе. Это закрытое общество и сколько их, навряд ли кто-то, кроме них самих, знает. Слышала, что в правительстве их всё больше и больше.
– Ты знаешь своих родителей?
Опустив голову, Илия покрутила головой.
– Меня сразу забрали у матери. – Заговорила она через несколько мгновений тихим голосом. – Этого ведь не утаишь, хотя женщины и пытаются, да и любой анализ выявит произошедшие в её организме изменения. Чтобы иметь ребёнка нужно пройти через молекулярный анализатор, как мужчине, так и женщине. Если он найдёт отклонение от стандарта, ребёнок будет запрещён. Я считаю – это бесчеловечно. Нужно помогать преодолеть недуг, а не запрещать. Все технологии для этого есть. Но правительство мало заинтересовано в этом. Потому они и появляются в тайне и всё чаще, мутантами.
– Как я понимаю, если попал в отстойник, то навсегда.
– Можно обратиться в правительство и пройти через анализатор. Но успеха, практически, никакого.
– Если мутантов всё больше, что же они делают в отстойнике? Лишь дерутся по ночам?
– Здесь большая промышленность. Отстойник полностью обеспечивает себя всем необходимым.
– Что ты делала в промышленном секторе?
– Занималась информационными технологиями. При желании, я могу открыть любую дверь Риффа.
– Осталось найти, какую. – Ромм широко улыбнулся. – Происшествия, подобные сегодняшнему в мужском клубе, часто бывают в отстойнике?
– Определённо. – Илия дёрнула плечами. – Иногда сообщают в новостях, что во время боя скончался тот или иной мутант, но я никогда не слышала, чтобы туруты этому придавали большое значение. Для правительства, чем меньше мутантов, тем меньше проблем. Для него, лишь бы они не лезли из отстойника в другие сектора. Обычно клуб отделывается штрафом. Но там такие деньги крутятся, что для него этот штраф меньше, чем ничто. В нём нелегально тусуются туруты из усыпальницы. Иначе откуда такие деньги. – Илия повела подбородком в сторону Ромма. – Не из зала же. – Её лицо исказилось гримасой, похожей на гримасу снисходительности. – Их в зале нет. Они в номерах верхних уровней. Наблюдают по голографическим терминалам. Девушки-мутанты для развлечений. Для них тысяча тур – мусор.
– Откуда ты это знаешь? – Ромм поднял брови. – Ты ведь не ходишь туда?
– Когда встречаются серьёзные соперники, турутов из усыпальницы бывает много и номеров в клубе на всех не хватает. Тогда они селятся у нас в отеле. Обычно день после боя они приходят в себя, а ночью их переправляют назад. В особо щепетильных ситуациях, иногда и администратору приходится ходить в клуб. У каждого есть карточка.
– Полная анархия. По другому и не скажешь. – Ромм покрутил головой.
– Почему анархия. – Илия дёрнула плечами. – Клуб часто проверяется службой безопасности. Если найдут турута из усыпальницы – посадят на цепь: вживляют биосенсор и каждый его шаг будет отслеживаться. Но обычно они откупаются. У нас им даже предпочтительнее, никто его в отеле искать не будет. Служба безопасности у нас бывает лишь по вызову. Один из работников клуба снимает номер на себя и проблема решена.
– Как они попадают в отстойник?
– Не знаю. – Илия мотнула головой. – Слышала, что каким-то образом создаются лазы – соты в межсекторных щитах – барьерах. Но это стоит огромных денег. Но как это делается, никогда не интересовалась. – Турута шумно вздохнула. – Таких денег, чтобы купить соту, у меня никогда не будет.
– Будут. Ищи соту.
Подняв брови-ниточки, Илия уставилась в Ромма большими чёрно-зелёными глазами.
– Ты же только что сказала, что в твоём отеле часто бывают туруты из усыпальницы. Уверен, этой ночью их было предостаточно. Найди способ узнать у них что-либо о сотах: где, когда, сколько?
Илия, вдруг, поднялась с кресла и вышла из флайбота.
– У меня же дежурство. – Она принялась осматривать и отряхивать себя. – Как в таком виде я появлюсь в отеле?
Ромм поднялся и выйдя наружу, достал из под ремня пакет с деньгами и отсчитав несколько купюр, протянул их туруте.
– Надеюсь, этого хватит, чтобы ты привела себя в порядок?