Осторожно, но храбро добравшись до коконов, паучий паразит колет их один за другим своим тончайшим яйцекладом. Даже тот, последний кокон, под которым сидит бдительная мать, умудряется бескрылая наездница проколоть, не возбудив подозрений часового. Но если случайно заденет ножку паука, тот сейчас же энергично начинает трясти коконы, и оса уже овладеть ими не может, пока паук не успокоится. В каждый кокон контрабандой подкидывает гелис своих „кукушат“ — около двадцати яичек. Из них быстро выходят личинки и, бесцеремонно подкармливая себя „яичницей“ из паучьих яиц, быстро растут. За лето успевают сменить друг друга три-четыре их поколения. А те молодые наездники, которые поздним летом пожирают паучьи надежды на процветание рода, окуклившись, зимуют под теплой изоляцией добросовестно сплетенных коконов.

„Гелис Мариковского“ — не единственный иждивенец каракурта; много и других наездников живут за его счет (личинки некоторых едят не яйца, а взрослых пауков!). Поэтому местами объединенными силами истребляют они ядовитых пауков почти полностью. За это им, конечно, большое спасибо!

И камбазу, осе из рода помпилов, тоже спасибо! „Киргизы, — говорит Россиков, один из первых исследователей каракурта, — благоговеют перед этой осой. Появление камбаза в кочевьях вообще или около юрт в частности непременно вызывает среди них общий восторг и радостный крик: „Камбаз, камбаз!“

Да как не радоваться: враг врага нашего — всегда нам друг. А камбаз-помпил — враг каракурта беспощадный. Беспощадный и неутомимый! Весь день эта черная и небольшая — в полтора сантиметра — оса, трепеща крыльями, без отдыха и покоя ползает по земле. Немного перелетит и опять, полная напряженной энергии, быстро рыщет по земле.

Я уже говорил, что эти осы с рождения в совершенстве будто бы натренированы для охоты на пауков. Действуют они всегда безошибочно, умело, точно.

Вот тенета каракуртовы помпил нашел. Вмиг крылья его заработали, взмыла оса вверх — разведывательный облет будущего поля боя. Приземлилась у логова восьминогого дракона, и тут следует тонкий и хитрый тактический маневр: „энергично взмахивая усиками“, оса быстро и попеременно ударяет по паутинке — вызывает обманом паука из блиндажа. Тот, гонимый ненасытным аппетитом, выскакивает, решив, что пища в сеть пожаловала. „Вначале нерешительно, потом быстро, как-то необычайно мелко семеня и вздрагивая ногами, он подбегает к осе. Оса взлетает и, упираясь о нити ногами, наносит настолько быстрый и мгновенный удар в рот каракурту, что различить детали этого действия не представляется возможным“ — так пишет П. Мариковский, а уж ему можно поверить!

Паук, обмякнув, виснет беспомощно на нитях, которые коварно сплел для других ротозеев. Схватив парализованного дракона, наш Георгий Победоносец тащит его и закапывает в неглубокую ямку, а на нем — свою двухмиллиметровую личинку. Через час личинка, прокусив дырку в пауке, линяет и, оставив шкурку снаружи, исчезает в утробе паука. Там его ест и растет, чтобы, обратясь в осу, снова радовать киргизов своим появлением. А ее мать, гроза каракуртов, тем временем успевает парализующим жалом ещё не одного ядовитого паука законсервировать.

Сверчок, грилл двупятнистый, тоже ловок. Другие сверчки на такое не отваживаются, на что он способен: в самое логово каракурта забравшись, коконы рвет и ест яйца. Действует воровато, но умело: обычно осенью, по утрам, когда после прохладных зорь паучиха ещё не очнулась от оцепенения. Повадки у него шакальи — это не рыцарственный помпил! — и он, наверное, особенно благословляет удачу, когда матери-каракурты, истощив силы в неотступных бдениях у яиц, вянут на глазах и умирают.

Да, умирают — круг их жизни быстро замыкается. Некоторые — уже в августе, многие — в сентябре и последние — в октябре. Весной новое поколение каракуртов, быстро сменяя наряды, начнёт всё сначала. А осенью другого выбора судьба им не представляет. Вяло заплетают каракуртихи вход в логово и себя в нём. Некоторые не успевают сделать и этого и безжизненной мумией висят у входа в дом. Только севернее Узбекистана, в Казахстане, как заметил Мариковский, в заплетённом логове доживают они до ноября и декабря. Интересная загадка, пока ещё не решённая!

Даже у крокодила есть друзья. Есть они и у каракурта.

Часто, особенно на солнцепеке, в местах сухих и обнаженных, каракурты-самки поселяются в норах грызунов (и углубляются в них иногда на полметра).

Сюда приходят к ним многие желанные и нежеланные гости: мокрицы, жуки-чернотелки, сухопутные улитки, жужелицы. Одних каракурты едят, других просто терпят.

Из каракуртовых гостей, а вернее, сожителей особенно интересны три паука.

Первый — зелот, маленький, черный, плетет в дальнем углу логова свои прозрачные коконы. Это квартирант очень обычный в доме каракурта: здесь под защитой ядовитого хозяина ищет он безопасности. Каракурт его не трогает (хотя других пауков — не друзей — убивает и ест!). Такого рода содружество в природе, или симбиоз с односторонней выгодой, называют карпозом.

Второй дружелюбный сосед каракурта — лабиринтовый паук агелена. Их содружество ближе всего по форме и содержанию к категории симбиоза, именуемой синойкия, когда два божьих создания заметной пользы друг другу не приносят, но мирно живут вместе.

Каракурт раскидывает свои тенета под паутинной воронкой и трубкой-логовом лабиринтовой агелены. Первый ловит снующих по земле жуков, молодую саранчу, пруссов. Вторая — кобылок и других прямокрылых, которые, безответственно высоко скакнув, приземляются прямо в ее воронку. Так что ссориться им не приходится.

Но истинный симбиоз с обоюдной выгодой, или мутуализм, у каракурта с пауком литифантесом (Lithyphantes paykullianus), который пятнами (даже „песочными часами“ снизу на брюшке!) похож на своего ядовитого друга. Он лишь поменьше его и сверху на брюшке, словно рыцарь-тамплиер на плаще, несет свой собственный знак — красный крест (впрочем, очень небольшой, малоприметный и с темной точкой в центре).

И вот как весьма оперативно поделили они свои роли по охране потомства: литифантес созревает поздно — к осени, когда даже самки каракуртов все умирают. Тут крестоносный паук занимает жилища каракуртов; и зиму, и весну живет в них литифантес и „несет косвенную охрану потомства ядовитого паука“. Весной он в доме покинувшего мир хозяина плетет свои коконы и к лету отправляется туда же, куда ушел полгода назад каракурт, — в вечную смерть. Но в эту пору самки каракурты нового поколения заселяют второй раз осиротевшие дома, и служба безопасности вновь функционирует: каракуртихи одним лишь своим присутствием обороняют потомство литифантеса.

Литифантес не только нарядом, но во всём копирует каракурта: и манерой нападения, и устройством тенёт, и способом оплетения добычи. Это подражание служит ему верную службу: многих, кто каракурта знает, имитирующие страшный оригинал повадки пугают. Сам же имитатор не опасен: яд его в 80 раз слабее яда копируемой модели.