Он хотел поделиться своими мыслями по этому поводу с бортмехаником, но не успел произнести и слова, как штурвал вырвало из рук, и началось что-то невообразимое: самолет беспорядочно падал на землю.

Пашков поймал штурвал, но что с ним делать, куда его крутить, отжимать или брать на себя — не знал: от сильной болтанки приборы давали неверные показания. Да и настала такая минута, когда штурвал сам заходил в руках пилота с такой силой, что преодолеть ее было почти невозможно.

Экипаж потерял представление о пространственном положении самолета и был вынужден отдаться на милость стихии. Это длилось, может быть, две минуты, а может быть, три или пять минут, но каких минут!

Самолет вывалился из облаков, как из куля, который кто-то яростно тряс. Зато, выскочив на свет и увидев землю, Пашков сумел выровнять машину и вернуть в положение горизонтального полета. Он оглянулся: позади все кипело и бурлило, потоки воды низвергались на вершины холмов, от них шел пар. «Земля банится!» — весело подумал Пашков и облегченно вздохнул.

— Дал нам Илюша жару! — смеясь, воскликнул бортмеханик.

Им, только что избежавшим смертельной опасности, стало весело…

Дальнейшая обстановка благоприятствовала полету.

— Два наших разведчика, — сказал командующий, — работают в тылу врага. Сейчас они попали в лапы гитлеровцев. Фашисты устроили засаду для самолета, который должен прилететь за ними. Надо выручить ребят. Они имеют сведения, чрезвычайно важные для нас. Ваша задача: доставить и сбросить вооруженный десант, но не в квадрат 28, где подготовлена засада, а рядом. Дайте вашу карту. Вот квадрат 28, а здесь, на цель № 2, вы сбросите десант.

— Слушаюсь.

— Мы можем отвлечь внимание фашистов от вас и навести их на ложный след.

— Я думаю, что туда они охотно пропустят нас, — предположил Пашков.

— Они пропустят, но не ваш самолет, ясно. Вы же в другом месте пересечете линию фронта, там, где вас не ждут, и будут обстреливать…

— Ясно.

— Ваша обязанность: пересечь линию фронта, как можно меньше привлекая к себе внимание. Вылетать ночью. Задание особое, секретное. Подробности — у начальника разведки.

…Безлунная осенняя ночь. Ветер разрывал плотную облачность на «материки» и «острова» и будто образовывал меж ними «моря» и «проливы» из черных полос звездного неба. Торопливо пересекая пространства чистого воздуха и словно с особенным удовольствием скрываясь в облачности, на высоте три тысячи метров летел двухмоторный транспортный самолет Аэрофлота Л-510.

Земля, погруженная во мрак, казалась сверху огромным черным экраном, не пригодным для визуальной ориентировки. Поэтому Пашков с особенной тщательностью вел исчисление пути по скорости и времени, чтобы возможно точнее определять место самолета в необъятном, фантастически пустынном и мертвом небе. Облаков становилось все меньше, приходилось подолгу лететь открыто. С земли, конечно, не увидеть маленький черный силуэт, а вблизи — можно.

— Лишь бы наши ястребки не попались по дороге! — с тревогой произнес Иван Федорович, внимательно всматриваясь в окна пилотской кабины.

— Чего доброго, снимут нас, а потом иди доказывай… — согласился бортмеханик.

— А вот эти кто? — спросил Пашков и, резко развернувшись вправо, убрал газ и стал круто планировать.

Вверху проплыли пять узких крылатых теней с парными вспышками выхлопных огней у каждой. Это фашистские истребители, предвестники линии фронта. Нужно было иметь острые глаза Пашкова, чтобы увидеть их. Самолет Л-510 прошел под ними незамеченным.

Когда голубые огоньки вражеских истребителей растаяли в ночном небе, Иван Федорович дал своим моторам разные обороты, отчего ровный гул превратился в собачье подвывание, и взял курс на запад.

Бортмеханик, не заметивший, когда командир корабля двинул сектора наддува, напряженно прислушался к работе моторов.

— Чего это они завыли, как на немецких самолетах? — спросил он.

— Вот и хорошо, — усмехнулся Пашков. — Передовую проходим, это не помешает…

— Ну к командир! — засмеялся бортмеханик. — Хитер. Значит, звукомаскировку используете?

— Выходит, так, — согласился Пашков.

Звукоуловители гитлеровских зенитчиков отметили пролет «своего» самолета, и зенитчики пожелали ему счастливого пути.

— Выпустить шасси, — приказал командир.

Теперь самолет планировал с приглушенными моторами, а выпущенные шасси, создавая дополнительное сопротивление воздуха, помогали ему быстрее терять высоту.

Квадрат 28 нашли по сигнальным кострам, по ним же сориентировались и отыскали цель № 2. Сбрасывали десант с небольшой высоты, что требовало особенной точности пилотирования и расчета от Пашкова и расторопности от парашютистов.

Выбросив десант, Пашков набрал высоту и полетел на юго-восток. Задание выполняли на расстроенных моторах.

А на линии фронта их все же обстреляли. В воздухе вокруг самолета вспыхивали разрывы, и он немедленно нырял то в одно такое облачко, то в другое. В кабине противно запахло толом. Летели молча, часто меняя направление и высоту полета, молчали, даже когда линия фронта осталась позади; а на земле в предрассветном сиреневом сумраке, сквозь дымку и тонкий береговой туман просматривались маленькие озерца и речушки. И лишь когда на горизонте сверкнули золотистые шпили Адмиралтейства и Петропавловской крепости, Пашков сказал:

— Вот мы и дома.

— А разведчики?

Иван Федорович подумал, закурил и уверенно сказал:

— Вернутся и они!

Он не ошибся: из всей группы, принимавшей непосредственное участие в этой операции, погиб только один человек.

…На этот раз маршрут был усложнен несколькими изломами, потому что летели в глубоком тылу врага. А повороты всегда предусматриваются над какой-нибудь точкой. Вот и разыщи ее в кромешной тьме!

Держались самых «необитаемых» районов, летели на расстроенных моторах, всем экипажем зорко наблюдали за воздухом и землей. Разговаривали мало. В общей кабине лежал груз для нового партизанского отряда. Знали расположение немецких аэродромов и крупных огневых точек. В основном, все шло, как было задумано, и только один случай на время нарушил план экипажа…

Из ночного неба вынырнули два «мессера» и увязались за самолетом Ли-2 Пашкова. Ускользая от огня, Пашков мгновенно придумал выход из положения. Совсем рядом находился немецкий аэродром, известный экипажу.

Иван Федорович взял курс на юго-запад.

— Куда, командир? — воскликнул бортмеханик. — Там же…

— Так вот к ним и заглянем, — ответил Пашков и коротко объяснил свой план.

Когда «мессеры» отыскали темный силуэт большого самолета, едва заметный в темноте Пашков уже входил в круг над аэродромом и мигал бортовыми огнями. На земле вспыхнули огни старта, а истребителям передали по радио:

— Куда вы лезете? Это же наш самолет, видите, он заходит на посадку.

Истребители свечой взмыли вверх и ушли на восток — искать другую добычу. Иван Федорович сделал четвертый разворот, уточнил заход и стал планировать на полосу, будто и впрямь рассчитывая на посадку. Метров со ста он дал моторам полный газ и скомандовал:

— Огонь!

Из пулеметов, временно установленных на самолете для самозащиты, ударили по аэродрому длинные очереди. Стартовые огни погасли…

— А теперь тикаем! — крикнул Иван Федорович, развернувшись влево, и они помчались бреющим полетом над глухими лесами, направляясь к очередному поворотному пункту.

Хитрость удалась. Истребители были где-то далеко, и вообще отыскать теперь самолет Пашкова было делом безнадежным.

— Ох и лаются они, должно быть! — засмеялся второй пилот.

— А пусть не лезут, — ответил Пашков, доставая папиросу. — Дай огонька…

Перед ним одновременно вспыхнули две зажигалки: второго пилота и бортмеханика.

Зима 1944/45 года выдалась на севере суровая. Частые морозы и сильные бураны затрудняли действия не только авиации, но и наземных войск.