- Вроде Володи! - хмыкнул Славка. - Еще как полная! Лежи. Шевелиться тебе пока не след. Счас вылью и принесу.

Так он и сделал.

Словно бы я никуда не ходил, банку не выливал, не писал и уж, конечно, ничего не слышал. Откинулся на спину и облегченно заснул.

Балдеж

Утром разбудила нас Катя, разносившая градусники и грубовато совавшая их под мышки больным, глядя так, будто она уже была женой немецкого врача с собственной практикой, а мы какие-то русские бомжи.

- Ишь какая неласковая! - сказал Славка, а когда она вышла, добавил: Такое только с недотраха бывает.

Он вытащил градусник и положил рядом на тумбочку. Потом соскочил с постели. Сунул ноги в тапки.

- Схожу отолью, да и твою банку, философ, опорожню. Небось, опять хочешь?.. Вижу-вижу... Крутишься, как ночью.

- А температуру будешь мерить? - спросил дипломат, сидевший уже опертым о подушки, плечи по-армейски развернуты, глаза широкие и красивые. - Положено.

- Кем положено, тот и возьмет, - отозвался Славка. - Счас приду познакомимся. До завтрака и кроссвордик решим.

Он вышел, а я чувствовал, что сейчас лопну, и понять не мог, снилось мне что ночью или в самом деле я что-то слышал. Решил, что снилось. Да и дедок добавил гнусаво-звонким дисканточком своим:

- Я тоже, блин, хочу сказать, если, кулдык-мулдык, одним словом, то туда-сюда, блин, и все такое прочее в этом отношении меряния температуры. Она, блин, нам нужна, как двуглавый орел.

- А чего, дед, - поднял голову подростель, - тебе наш герб не нравится?

- Ни градусник, ни герб. Какой-то цыплак чернобыльский двухголовый, етить твою мать. То ли дело серп и молот. Оба работают. Одна жнет, другой кует.

- Ну да, - просипел наркоман Паша, - социализм, свободный труд свободно собравшихся под охраной людей.

Я промолчал, а дипломат, легко перенесший операцию и уже оклемывавшийся, продекламировал частушку застойных времен:

Что за прелесть этот герб

Справа молот, слева серп.

Хочешь - жни, а хочешь - куй,

Все равно получишь...

- Куй! - радостно выкрикнул дед Карпов.

- Нет, дед, - поправил его Юрий Владимирович, - все равно получишь, но не то, что ты назвал, а - орден! А так, как ты, говорили только несознательные личности.

- Пойду курну, - сказал Глеб и направился к двери. - Перед завтраком, для аппетита, а то чего-то жрать ничего не хочется.

Я попытался присесть, опираясь на подушку, но сил в руках не было. Стало дурно. Все поплыло, я лег, но плывущая дурнота не уходила. "Как же я ночью-то бродил? - вдруг подумалось мне. - И бродил ли я? А если не бродил, то, значит, бредил?.."

Реплики соседей перекатывались через меня, как волны, не задерживаясь в сознании. Говорливее прочих был дедок, ему отвечал дипломат, а юнец-наркоман говорил только "да" или "нет". Я и вовсе молчал.

Вернулся, дыша табаком, Славка. За ним Глеб, который улегся на свою койку, на бок, сложив руки под щеку. Славка присел около него:

- Не грусти, давай кроссвордик решим.

- Кроссворды ищешь? - Дипломат Юрка, приподнимаясь на подушке, протянул Славке кипу газет. - Тут и просто "МК" и "МК - бульвар", найдешь много.

- Это можно, - отозвался Славка, подошел, взял газеты, достал очки из тумбочки, нацепил их на себя и сел за круглый стол. - Ну что, начнем с кроссворда. Попроще для начала выберем. Вот - в лежку, по горизонтали то есть. Стукач в начале жизненного пути - из пяти букв. Жаль, вохра наш ушел. Да я сам скажу. Ябеда это. Один в школе на меня настучал, что с братом на пару учебник раскурочили - самокрутки крутить. Так я из школы в гвоздильню и ушел. А теперь - в стойку, по вертикали то есть. Месяц, которого нет в календаре, - из трех букв. Я так скажу, что это муж. Как в песне жена мужа зовет? Месяц ясный.

- Здорово! - невольно восхитился я, да и дипломат одобрительно хмыкнул, а Глеб с сомнением покачал головой: не был он у себя дома "месяцем ясным".

- Ладно, пойдем дальше. Опять в лежку. Место, где человек чувствует сам себя сам у себя. Я бы сказал - дом, но здесь восемь букв. Что философ скажет? Не знает. Или ты больше писатель? Неужели никто про такое не говорил?

Я-то знал и очень любил эти слова Марка Аврелия: "Люди ищут уединения, стремятся к деревенской тишине, к морским берегам, в горы. И ты также привык более всего желать этого. Все это, однако, говорит лишь о крайнем невежестве, ибо в любой момент ты можешь удалиться в самого себя. Ведь самое тихое и безмятежное место, куда человек может удалиться, - это его душа". А если там кошмары и черти? И может ли русский человек найти спокойствие в своей душе? Да и в слове этом всего четыре буквы. И я промолчал.

А Славка не унимался:

- А доблестный работник МИДа?.. Тоже молчишь... Глеб, неужели ты никогда сам у себя не был? Чтоб хорошо вам с женой казалось?

- Раз летом на даче, - задумчиво и мечтательно сказал Глеб. - Грибов в то лето было богато. Бывало, мы с женой в день по шестьдесят, а то и по семьдесят белых накорчевывали. И рыбалка в то лето оказалась славная.

- Эх вы, словно и не в России живете! - вздохнул Славка. - За что мы всегда боролись, стоило семьей обзавестись? Неужто все такие богатенькие были, что папы-мамы вам все пооставляли и купили? И из восьми букв. Квартира это. Я вот квартиру чудом получил. Нет, дом-то у меня в деревне Ватутино был, но жена хотела отдельную квартиру с теплым клозетом и горячей водой. А я тогда в КГБ работал, мы там объект один в Москве строили. Ну фундамент быстро подвели и все такое, сдали объект без сучка и задоринки. Решили нас наградить. Мне денежную премию выписали, а корешу моему, напарнику, квартиру как премию. А у него одна уже есть. А тогда же ни торговать, ни завещать жилье было нельзя. Мы к секретарше начальника Наташке, такой же давалке, как и наша здесь, доброй такой девчонке. Я купил коробку конфет "Ромашка" - и к ней. Кореш за мной. И тут на наше счастье выяснилось, что список на награждения еще не подписывался и не утверждался. Она взяла коробку и перепечатала список. - засмеялся Славка. - Начальник подмахнул. Так за коробку "Ромашки" я получил двухкомнатную квартиру. Потом разные там ходили, проверяли мои жилищные условия. Покрутились, покумекали, да так и оставили.

- Ты и сейчас в ФСБ работаешь? - Как-то не вязался у меня Славка с образом гэбэшника. - А кем?

Славка хохотнул:

- Работяга я! Где я только ни работал! Мне все по фигу. И по крестьянскому делу, и на заводе, и на фирме, в Германии. Один раз даже у Ворошилова дачу ремонтировал. Ничего, добродушный мужик был, больше всего конюшню свою любил.

- Зла на нем много было, - не удержался я.

Славка покрутил головой:

- Зла везде много. Оно во всем мире разлито. Каждый день и повсюду.

Зло разливанное

Он взял вчерашний "МК".

- Ты высоко берешь, философ. Давай проще. К примеру, посмотрим страшилки на первой страничке. Там всегда горячее. А если ты еще и писатель, то тем более знать должен. - Он сел за стол, склонил голову, шевелил губами, потом вдруг вздрогнул, вздохнул и сказал: - Не понимаю я, откуда у человека такое зло появляется. Да вы не возражайте, послушайте.

И он прочитал:

"Родители убивали двухлетнюю дочку полгода.

В настоящую камеру пыток превратили родной дом для маленькой девочки ее родители. Невероятным по своей жестокости издевательствам и мучениям ребенок подвергался на протяжении нескольких месяцев. В итоге на днях малышка скончалась от увечий в больнице, а мать и отчим попытались представить ее смерть как результат неудачного падения.

Как сообщили "МК" в ГУВД столицы, жуткая трагедия произошла в семье, проживавшей на улице Климашкина. Здесь жили 23-летние супруги, растившие двух детей: 9-месячного Витю и дочку Валерию, которой было 2,5 годика. При этом молодая мама была на пятом месяце беременности.

Оба родителя доставили Валерию в Филатовскую больницу, сказав, что девочка только что упала с карусели. Врачи сразу заподозрили неладное - не теле ребенка фактически не было живого места. Помимо множества синяков и ссадин у Валерии была тяжелейшая травма головы и оказалось сломанным ребро. Ко всему прочему малышка находилась в крайней стадии дистрофии. Через полчаса после доставления девочки в больницу она скончалась.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: