Попал Серый кум ногой в капкан. Ни встать, ни сесть, ни дух перевесть. Шла мимо Рыжая кума. Увидела Серого кума, чуть не у его носа хвостом тряхнула.

— Ты чего это, кум, капкан караулишь? — спрашивает. — Давно пора зайцев ловить.

— Я бы и рад, да ногу капкан держит! — простонал Серый кум.

— Ф-фу, какой чудак! — усмехнулась Рыжая кума. — Вот уж не гадала, что ты из-за какой-то там ноги себе в ужине откажешь.

Поймали на опушке собаки волка с овцой на загривке, а сорока уже на сучке и стрекочет:

— Вот бессовестные! Целой стаей на одного! А что он сделал такого? Да ничего! Волк, видите ли, овцу потащил! А сама овца где была? Кто её просил на шее волка виснуть? Никто!

Собаки хвосты опустили, стали размышлять, что да как. А волк приободрился, растолкал собак, огрызнулся:

— Ну вы, шавки, слыхали? Чем я виноват, если овца сама на шее виснет?

— Ты прав! — опомнилась одна из собак. — Ты не виноват, повинна твоя шея. Вот мы её и свернём, чтобы овцам соблазна не было на неё зариться!

Волку бы и разгуляться в лесу, да лось то и дело дорожку переходил. Надоело волку лося остерегаться, взвыл:

— И чего рогами пугаешь? Нет бы снять! Обнялись бы, поцеловались, потолковали бы о том о сём!

— Можно бы, — согласился лось, — если бы ты ещё и зубы убрал.

— А как без зубов есть? — удивился волк.

— А как без рогов жить? — усмехнулся лось.

Тащил мужик бочонок мёду, кряхтел, ругался:

— Пока дорога к дому подойдёт, меня этот бочонок со свету сживёт!

Повстречался прохожий, услыхал ругань, сказал:

— Давай поедим мёду, совет тебе дам.

Мужику и мёду жалко, и совет охота получить. Охал-ахал, рукой махнул:

— Куда ни шло! Гляди, не так уж много съедим.

— Не обижу, — усмехнулся прохожий. Достал себе ложку, мужику половник дал. — На базар нёс, да уж ладно. Для хорошего дела не жалко.

Сели на обочине, едят мёд. Прохожий раз почерпнёт, мужик два раза норовит почерпнуть, чтобы прохожему поменьше досталось. А прохожий поел мёду, сказал:

— Как вспомнишь, что свой мёд у самого же себя половниками глотал, легче будет бочонок нести.

И ушёл. Мужик свою дорогу начал мерить. Да как дошло до него, что пустой бочонок несёт, захохотал. Так и домой пришёл.

— Ты чего? — удивилась жена. — Чего смешного, что такой тяжёлый бочонок нести пришлось?

— Какой там тяжёлый! — хохочет мужик. — В нём больше смеху, чем мёду!

Надоело зайцу по кустам лазить, петлять да скидки делать. Задумал на просторе пожить. Уши торчком, глаза скосил, зубы оскалил, усы распушил — и шасть к лисе! Взвизгнул:

— Ты меня знаешь?

Лиса нос в хвост, подумала: «А кто его знает? Может, за ним волк?» Залебезила: — Знаю, голубчик, знаю!

Надоело зайцу по кустам лазить, петлять да скидки делать. Задумал на просторе пожить. Уши торчком, глаза скосил, зубы оскалил, усы распушил — и прыг к волку! Взвизгнул:

— Ты меня знаешь?

Волк морду отворотил, подумал: «А кто его знает? Может, за ним медведь?»

Залебезил:

— Знаю, орёл, знаю!

Надоело зайцу по кустам лазить, петлять да скидки делать. Задумал на просторе пожить. Уши торчком, глаза скосил, зубы оскалил, усы распушил — и скок к медведю! Взвизгнул:

— Ты меня знаешь?

Медведь лапу в рот, подумал: «А кто его знает? Может, за ним лиса да волк?» Залебезил:

— Знаю, хозяин, знаю!

Заяц — грудь колесом, подбоченился, поскакал вдоль да по лесу, подмигнул сороке:

— То-то! А ты думаешь, почему зайцы не переводятся?

Утром черепашка собралась на полянку. Послушать птичьи песни, поиграть с кем-нибудь. Да, пока шла, притомилась, надумала передохнуть. Спрятала голову под панцирь, чихнула, вздохнула и сладко заснула.

А на полянке дрозд поёт, воробей чирикает, сорока стрекочет, белка по веткам скачет, барсук листьями шуршит, заяц по пеньку барабанит. Такой шум-трезвон — хоть с полянки вон.

Шумели-трезвонили весь день, а чуть солнце на закат — по домам разлетелись и разбежались.

Вечером черепашка проснулась, высунула голову, прислушалась, огляделась, закапризничала.

— Ну и полянка! Ни одной живой души. И чего тащилась? Такого-то и дома в достатке!

А что? — бурлыкнул однажды индюк. — Если какой-то там орёл полётывает, то и я смогу! Крылья у меня не хуже орлиных, а по дородности ему до меня далеко! И вообще, чем это я не орёл?

Взобрался на крышу сарая, тряхнул крыльями — и кубарем на землю.

Когда индюк опамятовался от удара, он встал, отряхнулся, надулся, пробормотал:

— Однако ж летаю!

Шёл волк мимо ямы. Заглянул, а там лиса.

«Вот и обед мне!» — обрадовался волк и спрыгнул в яму.

Без долгих разговоров волк пообедал, вздремнул, а под вечер собрался дальше идти. А из ямы — никак.

— И как же это я не спросил лису, как из ямы выбраться?

Однажды утром Анютина левая нога взяла да и первой соскочила с кровати на пол. Соскочила, топнула, завопила:

— Не хочу идти в детский сад!

Анюта подумала: «А что?» и заревела:

— Не хочу в детский сад!

Мама посмотрела на папу и спросила:

— Что делать?

Папа посмотрел на маму и сказал:

— Раз Анюта не хочет и левая нога не хочет — как одна правая нога поскачет в детский сад? Пуская все трое посидят дома. А будильник попросим с ними побыть.

— Так-так, — отстукал будильник, — только так.

Мама и папа ушли, Анюта села за стол, как привыкла в саду, а на столе пусто. Ничего на стол само не подаётся. Анюта — к буфету, а там конфеток нету, Анюта — к окошку, а там ни крошки!

— Я есть хочу! — захныкала Анюта. — Это ты виновата, противная левая нога, что я не в садике!

— Нет, это ты виновата! — затопала левая нога. — Я не знала, а ты знала: в детском саду дают завтрак!

— Так-так, — пошевелил усами будильник. — Так-так, интересно!

— Мне ску-учно! — заныла Анюта. — Это ты виновата, противная левая нога, что я не в садике!

— Нет, это ты виновата! — затопала левая нога. — Я не знала — а ты знала: в детском саду друзья танцуют, рисуют, играют, поют!

Что сказать Анюте? Нечего сказать. Молчит Анюта, молчит левая нога, молчит правая нога, а будильник потихоньку тиктакает:

— Тик-так, вот так! Сидят — глядят, а кто виноват!