Одна из составляющих частей грузинского феномена состояла в решительном идеологическом отторжении России, рассматривавшейся как «завоеватель Грузии». Главным для тавадской Грузии становилось освобождение от российского политического и административного присутствия. Удаления России из Грузии желали все, несмотря на то, что и грузинский народ, и тавадская знать хорошо понимали роль России в спасении грузинского этноса от гибели. В памяти и тех и других были еще живы картины геноцида, связанные с господством персидских кызылбашей и турецких османов. Не стоило объяснять и другое – то, что на протяжении трех десятилетий в длительных войнах с Персией и Турцией ценой крови русских солдат и офицеров создавалась в Закавказье новая страна – «Грузия», неожиданно для Петербурга обнаружившая «вкус» к «независимости и свободе». Эти высокие цели, связанные с национальной свободой и независимостью, были бы понятны, если бы они: а) не сопровождались идеологией ксенофобии по отношению к России, «вина» которой заключалась в безумно щедром покровительстве Грузии; б) не преследовали целей установления деспотического режима, рассчитанного на усиление угнетения собственного народа, и агрессивных устремлений в отношении народов, окружающих Грузию. Было очевидно, что по своему нравственному состоянию грузинские тавады 30-х годов XIX века ничем не отличались от своих отцов, в 1795 году помогавших кызылбашам Ага-Мухаммед-хана в уничтожении грузинского населения. Отстранение России от политической и административной жизни Грузии также понадобилось прежде всего для расправы с собственным народом. Приведем только один факт мизантропии тавадов: когда в 1833 году в Гурии крестьяне Хабула, Гогия и Сехния Болквадзе убили тавада Г. Жгентия за то, что последний, выдавая замуж свою дочь, решил сына Гогия Болквадзе отдать в качестве «приданого», тотчас последовало четвертование всех, кто участвовал в убийстве Г. Жгентия.

Синдром насилия, расправы, жесткого гнета, идеология деспотии были главными мотивами грузинского дворянского заговора, истоки которого совпадают с окончанием русско-турецкой войны 1829 года. В грузинской историографии дворянский заговор против России относится к темам, подвергшимся серьезной фальсификации. Долгое время она освещалась в рамках высказываний Иосифа Сталина. Определение последнего сводилось к банальному осуждению в духе «феодально-монархического национализма», якобы «не оставившего никакого заметного следа в жизни грузин». Суждения «вождя народов» о дворянском заговоре явно были в отрыве от конкретной истории Грузии. Сталин, поверхностно подходивший к дворянскому заговору, не мог обратить внимание на глубокие социальные корни, которые уходили у грузинского тавадства в идеологию персидского деспотизма. Несмотря на это, оценка Сталина, осудившего дворянский заговор, сдерживала грузинских историков, восхищавшихся идеологией тавадизма, не давала им простора для фальши. Позже, в 60-е годы XX века, уже в учебной литературе Грузии о заговоре тавадов появляется «концепция», согласно которой «заговорщики» «пытались организовать восстание порабощенных царизмом народов Закавказья». Вот так просто собственную болезненную политическую глупость, ярко выраженную в тавадском заговоре 30-х годов XIX века, грузинские историки решили приписать еще и другим народам Закавказья. Впрочем, перейдем к фактической стороне заговора.

В «Актах Кавказской археографической Комиссии» содержатся следственные документы, относящиеся к тавадскому заговору в Грузии. Судя по ним, в 1829 году, когда Грузия в Закавказье (усилиями России!) заняла привилегированное политическое положение, в Петербурге оживились монархические идеи среди царевичей, в числе которых можно назвать Юлона, Парнаоза (сыновей Ираклия II), Давида, Баграта, Теймураза (сыновей Георгия XII), Дмитрия, Луарсаба (сыновей царевича Юлона), Ильи, Михаила и Окропира (сыновей Георгия XIII). Все они были превосходно устроены в России – имели феодальные владения, крепостных крестьян, получали от государства крупные денежные средства. По данным Г.В. Хачапуридзе, только царевич Парнаоз вместе со своей супругой получал в год казенное содержание в размере 20 тыс. рублей. Напомним, Парнаоз – один из заклятых врагов России, долгое время воевавший на стороне шаха в русско-иранской войне. Еще более одержимым врагом России был царевич Юлон. В этом его превосходил только царевич Александр, эмигрировавший в Персию. В любом другом государстве они бы сидели в тюрьме или же были уничтожены физически. Но совершившие злодеяния перед Россией и собственным народом царевичи и тавады были вознесены на пьедестал, несмотря на то, что они не меняли своей идеологии – ксенофобии и ненависти ко всему русскому. Додаев (Додашвили), один из первых заговорщиков (ему царевичи обещали княжеский титул), в обращении к царевичу Давиду писал: «Следуй Богу, чтобы возобновилась та же прежняя радость», т. е. в Грузии была бы восстановлена «царская власть». «В мае месяце, – писал Додашвили, – будет вызов, изображающий владычество грузин»... Додашвили мечтал не только о «владычестве грузин». Он продолжал: «Возьмем в руки мечи и наведем на врагов великий страх...» Поскольку заговорщики врагом номер один для Грузии считали Россию, то автор стиха «великий страх» думал навести на Российскую империю. «Соберем охотников, – писал поэт, – нападем и сразимся отважно». Но это еще не вся русофобия. Додашвили, ожидавший получить княжеский титул, пафосно призывал: «Изгоним из земли насильно пришедших и опустошающих наше отечество. Пускай идут отсюда и не остаются здесь». Писавший эти строки фактически формулировал основные идеологические установки, которых придерживались заговорщики. Последний призыв к заговорщикам, которым Додашвили завершал свой стих, звучал так – «Стяжайте ум!» Подобный лозунг тавады могли воспринимать только в смысле «корыстолюбиво наживать» («стяжать»), но не как напрягать свой ум. В отличие от романтических идей учителя Додашвили царевичи и тавады планы свои представляли намного прозаичнее и мельче. Так, царевич Окропир, сын Георгия XIII, думал «произвести» против России «возмущение, напасть и овладеть в городе (Тифлисе) главными местами, заградить путь чрез ущелье Кавказское, образовать войско регулярное, назначить в оное начальников способом избирательным, а после первого успеха продолжить против русских действия не массою, но шайками».

У грузинских заговорщиков имелась четкая внешнеполитическая ориентация на Персию; шахская деспотия оставалась царевичам и тавадам социально родственной и хорошо понятной, в свое время глубоко усвоенной политической системой. В этой ориентации большие надежды возлагались на царевича Александра, в качестве политического эмигранта находившегося у персидского шаха. «Советник Орбелиани» – родной племянник царевича – по просьбе заговорщиков направил письмо своему дяде в Тегеран, в котором сообщал, что «князья составляют заговор к изгнанию русских из Грузии и приглашают его приехать для содействия в Кахетию». Княжна Тамара, дочь царевича Юлона, собиралась даже выехать в Тегеран, чтобы провести там переговоры с Александром. Не исключалось, при удаче заговора, что последний, как сын Ираклия II и старший в роду, мог бы стать наиболее вероятным претендентом на грузинский престол, и тогда бы Грузия вновь вошла в состав Персии. Серьезная роль в привлечении царевича Александра и поддержке заговора, а заодно и шаха, не расстававшегося с реваншистскими планами в Закавказье, отводилась Соломону Размадзе, уезжавшему в Персию, где ему предстояло находиться при Императорской миссии России. Под прикрытием дипломатической миссии он должен был координировать действия царевича Александра и официальных властей Тегерана с планами заговорщиков. Соломону Размадзе поручалось также установление тесных политических контактов с английской миссией в Персии.

Среди наиболее заметных и активных участников тавадского заговора против России были представители князей Эристави. Государственная комиссия по расследованию заговора установила, что «в Карталинии надежды злоумышленников основывались на князьях Эристовых». Указывалось также, что именно они «в заговоре не малым числом участвовали», имели наибольшее влияние среди организаторов антироссийского движения в Грузии. Важно было, что следственная комиссия определила причину столь высокой активности в заговоре рода Эристовых: этой причиной считалось «негодование» эристовских князей «за отобранные от них Осетии». В заговоре не участвовал открыто сенатор, генерал-лейтенант Г.Е. Эристов, но трудно было представить, чтобы главный идеолог рода Эристовых, вступивший в открытый конфликт с командованием России и отстаивавший феодальные права в Южной Осетии, остался в стороне от заговора, зарождавшегося благодаря его близким родственникам. Самыми видными участниками заговора из числа Эристовых были Елизбар, Дмитрий и Георгий. Сами они отрицали свое участие в заговоре, но другие подследственные заговорщики привели немалые данные, свидетельствовавшие об их в ряде случаев ключевой роли. Не было ни одного сколько-нибудь серьезного вопроса, который бы обсуждался заговорщиками и чтобы в этом обсуждении не задавали тон Эристовы.