Никто так внимательно не следил за подготовкой и проведением карательной экспедиции, и никто в ней не был так заинтересован, как Воронцов. Это происходило без суеты, без особой переписки – так, словно в Осетии происходит нечто рядовое. Экспедицией занимались главным образом начальник гражданского управления Закавказским краем генерал В.И. Бебутов, происходивший из древней армянской фамилии, и генерал Андроников, нам хорошо известный. Есть все основания думать, что ни один из них ничего не знал о подлинных целях, которые вынашивались Воронцовым, направлявшим экспедицию в Южную Осетию. Рассматривая организацию экспедиции, мы указывали лишь на задачу, которая имелась в виду князем Андрониковым, возглавившим экспедицию. Точно так же воспринимал ее целый корпус тавадов, принимавших в ней участие; «независимо от... семи сотен» из Горийского уезда в экспедиции Андроникова «была особо дворянская сотня, состоявшая из князей и дворян того же уезда», командовал сотней Александр Эристов. Естественно, семью сотнями грузинской милиции и сотней дворянских легионеров – выходцев из Горийского уезда, в состав которого входила значительная территория Южной Осетии, экспедиция понималась как феодальный поход с надеждой, что произойдет окончательный раздел Южной Осетии на феодальные владения.

Можно утвердительно судить и о том, что Воронцов, обладавший особыми полномочиями, данными ему императором, мог выделить российские войска Андроникову, но, не желая этого, ожидал, что грузинская экспедиция при ее успехе произведет наибольший политический эффект. Это вытекало из общей стратегии, основанной на идее о тесном политическом альянсе между российскими властями и грузинской знатью, высказываемой наместником и ранее. Еще летом в 1846 году Воронцов призывал Николая I окончательно определиться с выяснением списков княжеских и дворянских родов, считая, что «это дело по важности своей и последствиям сильно будет содействовать слиянию Закавказья с Россией». Об этом же значении грузинской знати – в общем-то, ошибочно – наместник напоминал и позже, после того, как две комиссии за четыре дня возвели в Грузии сонм тавадов в статус князей и дворян, значительно увеличив их количество. О своем «сильном» стремлении возвысить представителей грузинской знати с целью «слияния Закавказья и России» Воронцов писал и в своих отчетах, составлявшихся им через каждые два года. Грузинская карательная экспедиция в Южную Осетию с последующим разделом ее на феодальные владения хорошо вписывалась в общую стратегию политики Воронцова в Закавказье. Однако тайна наместника скрывалась не в этой стратегии, слишком прозрачной. Чтобы полнее ее раскрыть, вернемся к самой экспедиции.

В письме генералу Бебутову от 19 июня 1850 года Воронцов высказывает свое удовлетворение тем, как проходит карательная экспедиция в Осетии. «Князю Андроникову, – писал наместник, – ничего не остается делать, как довершить... совершенное усмирение бунтующих осетин, арестовать зачинщиков для отсылки под строгим караулом в Тифлис, взять еще, кроме того, по своему усмотрению аманатов». Как и Андроников, наместник нарочито нагнетает обстановку и обвиняет осетин, что «они сами на себя навлекли наказание и разорение, которое теперь терпят». Воронцов дает понять генералу Бебутову, что не собирается с Осетией вести каких-либо переговоров. «Я, – предупреждает он, – никак не позволю им (осетинам. – М. Б.) посылать ко мне уже больше депутатов». Он напоминает, что ранее вел с ними переговоры, просил их нести князьям Мачабели повинности, но каждый раз под разными предлогами они уклонялись от этих повинностей. Наместник напомнил и о другом – о том, что осетины подали жалобу на князей в правительствующий Сенат и, дескать, пусть ждут решения... Действительно, осетинская крестьянская депутация еще в 1848 году в очередной раз подала в Сенат жалобу о правовой несостоятельности решения российских властей, согласно которой князьям Мачабели в Южной Осетии были предоставлены феодальные владения. Воронцов был уверен, что жалобы югоосетинских обществ, как и ранее, не будут рассмотрены. Гораздо больше уверенности у него было в успехе грузинской экспедиции Андроникова. Ответственность за экспедицию, являвшуюся «большим обременением для казны», и за ее громоздкость наместник возлагал на осетин. Ключевой мыслью письма Воронцова к генералу Бебутову стоило считать указание о том, что Андроникову «необходимо взять такие меры, чтобы впредь они (осетины. – М. Б.) не могли бы повторить преступные свои замыслы и поступки». Наместник, как и Андроников, резко осудил полковника Золотарева, вступившего с представителем из Осетии в переговоры. Вместе с тем Воронцов явно не желал, чтобы с грузинской экспедицией в Осетию – с его детищем были связаны негативные впечатления, он по этой причине похвалил Золотарева за «успешную атаку». Воронцов превосходно понимал низкую боеспособность грузинских отрядов и разделял опасения по этому поводу самого генерала Андроникова, не решавшегося двигаться дальше Джави. Когда отряд Золотарева был укреплен российскими солдатами, именно он, Золотарев, взял на себя основную военную операцию на Рокском перевале и успешно ее провел. Добавим: двухтысячный грузинский отряд, кроме мародерства, ничем особенным в военном отношении не отличился, экспедицию вынесли на себе 250 солдат и офицеров полковника Золотарева, действия которого, по словам самого наместника, служили «общей цели».

Итак, наместник Воронцов и начальник экспедиции Андроников, казалось, хорошо понимали друг друга, когда речь заходила о задаче вооруженного похода в Южную Осетию. Но был еще генерал Бебутов, также занимавшийся делами экспедиции. Как начальник гражданского управления Закавказского края, по роду своей деятельности он должен был знать об экспедиции все. Однако, согласно плану Воронцова, генералу Бебутову полагалось ведать только о том, что осетины непокорны и их срочно следует покорить. Наместник не был обязан ставить в известность начальника гражданского управления о том, как развивались события в Южной Осетии, но он подробно о них пишет своему подчиненному, давая ему понять, как надо рассматривать все, что происходит в Осетии. В частности, Воронцов внушает Бебу-тову, что «в случае», если осетины продолжат свою борьбу и «посвятят» себя «безумию», то «Андроников имеет все способы, чтобы довершить их покорение». Не забыл при этом похвалить генералу Бебутову начальника экспедиции: «...я же, зная военные качества и решимость князя Андроникова, не сомневаюсь ни мало, что он все это дело скоро приведет к желаемому концу», – писал Воронцов.

Но у наместника была еще одна тайна, в которой он не был намерен кому-либо признаться, разве что только самому императору Николаю I – и то не во всем. Но сначала приведем небольшую справку. В своем отчете за 1846–1848 годы он жаловался на сложности транспортных коммуникаций, связывавших метрополию с Закавказьем. Еще в самом начале 40-х годов XIX века генерал Головин приступил к строительству дороги – от Казбеги до Пасанаури по Гуда-макарскому ущелью в обход Крестового перевала, труднопроходимого в зимнее время. Воронцов считал, что обходная дорога также была подвержена снежным лавинам, и находил, что у Военно-Грузинской дороги нет серьезных коммуникационных перспектив. Кроме того, он указывал на недостаточность для сухопутной связи с Закавказьем одной только Военно-Грузинской дороги. Об этом Воронцов писал Николаю I, сообщая ему, что «с самого приезда» на Кавказ он «занялся изысканиями совершенно другой дороги через Осетинские горы». Он имел в виду путь сообщения, пролегающий по центральной части Осетии и ведущий в Закавказье, ближе к его западному крылу. В свое время этой дорогой интересовался Ермолов. Но последний ориентировался на Мамисонский перевал, Воронцов же предпочитал Рокский. Ермолову в его намерении проложить сообщение через Мамисонское ущелье воспрепятствовали осетины, опасавшиеся, что по этой дороге будут совершаться вооруженные набеги грузинских тавадов. Что касается Воронцова, то еще в 1804 году в зимнее время в походе генерала Цицианова в Осетию ему довелось перейти через Рокский перевал и осмотреть местность. Наместник вспомнил, что в далеком 1804 году, до его посещения Рокского перевала, на нем, на перевале, произошли тяжелые бои, в результате которых осетинские повстанцы «полностью истребили полк Рышкина». С тех пор, писал в 1848 году Воронцов, «во мне осталась мысль, что дорога, по коей двигался полк Рышкина, была удобна в физическом отношении». Из приведенной исторической справки он заключил: «...причиною постигшего» полковника Донского полка Рышкина «несчастия были люди, а не природа». Собственно, грузинская экспедиция под командованием генерала Андроникова должна была устранить своей военной операцией главное препятствие для строительства дороги на Рокском перевале, т. е. истребить местных жителей, внушавших наместнику военную опасность. Именно этот замысел был для Воронцова основным, также направленным на достижение его ключевой идеи – «содействовать слиянию Закавказья с Россией». Идея об истреблении осетин, расположенных близ Рокского перевала, не была реализована. Экспедиции удалось нанести поражение отряду Махамата Томаева, оказавшему сопротивление; силы были неравны, грузинские отряды численно превосходили осетин семикратно. Но жители перебрались в горы. Остатки отряда и их руководитель Махамат Томаев ушли в подполье.