Они урвали минутку для разговора друг с другом, когда люди разбились на группы, а корабль неистово грохотал. Линдгрен взяла его за обе руки и сказала:

— Как я хочу снова стать твоей женщиной.

Он запнулся от радости.

— Завтра? Нам, нам придется перенести личные вещи… и объяснить нашим партнерам… Завтра, моя Ингрид?

— Нет, — ответила она. — Ты не дал мне договорить. Всем существом я стремлюсь к этому, но это невозможно.

Потрясенный, он спросил:

— Почему?

— Мы не можем рисковать. Эмоциональный баланс слишком хрупок. Все, что угодно, может высвободить ад в любом из нас. Элоф и Ай-Линг тяжело воспримут то, что мы ушли, когда смерть так близка.

— Она и он могли бы… — Реймон умолк на полуслове. — Нет. Он мог бы.

Она бы согласилась. Но нет.

— Ты не был бы мужчиной, которого я желала бессонными ночами, если бы потребовал этого от нее. Она ни разу не позволила тебе заговорить о тех нескольких часах, подаренных нам?

— Нет. Как ты угадала?

— Я не угадывала. Я ее знаю. И я не могу заставлять ее жертвовать собой ради нас, Карл. Один раз было справедливо. Это вернуло нам то, что мы создали вместе. Чаще, украдкой, этого делать нельзя. — Голос Линдгрен стал суше. — Кроме того… Элоф. Он нуждается во мне. Он обвиняет себя в том, что корабль летел слишком долго — как будто кто-либо из смертных мог предугадать Если бы он узнал, что я… Отчаяние, а, возможно, и самоубийство одного человека может ввергнуть в истерию всех.

Она выпрямилась, взглянула на него, улыбнулась и нежно произнесла:

— Потом, да. Когда мы будем в безопасности. Тогда я никогда больше не отпущу тебя.

— Мы можем никогда не оказаться в безопасности, — запротестовал он. Есть и такая вероятность. Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне, пока мы живы.

— Я тоже. Но мы не можем. Не должны. Они зависят от тебя. Абсолютно.

Ты — единственный, кто может провести нас через то, что ждет впереди. Ты дал мне столько силы, что я теперь тоже могу немного помочь тебе. И все же… Карл, никогда не было легко быть королем.

Она повернулась и пошла прочь.

Некоторое время он стоял один. Кто-то подошел к сцене с вопросом. Он отмахнулся от него.

— Завтра, — сказал он.

Спрыгнув со сцены, он пробрался к Чи-Юэнь, которая ждала его у выхода.

Она обратилась к нему почти деловым тоном:

— Если мы умрем вместе с последними из звезд, Шарль, у меня все равно в жизни было больше, чем я могла надеяться, потому что я знала тебя. Что я могу для тебя сделать?

Он посмотрел на нее. Дикое пение корабля отгородило их от остальных людей.

— Вернись со мной в нашу каюту, — сказал он.

— Больше ничего?

— Нет. Только будь такой, какая ты есть. — Он запустил пальцы в свои тронутые сединой волосы. Неловко и озадаченно он сказал:

— Я не умею складно говорить, Ай-Линг, и я не привык к утонченным чувствам. Скажи мне, можно любить одновременно двух разных людей?

Она обняла его.

— Конечно да, глупый!

Ее ответ был невнятным, так как она прижалась к нему губами, и не очень уверенным. Но когда она взяла его за руку и они направились в каюту, она улыбалась.

— Знаешь, — добавила она через некоторое время, — я думаю, не будет ли самым большим сюрпризом следующих месяцев то, что обыкновенная жизнь продолжает существование.

Дочь Маргариты родилась ночью. Уже не было ни одной звезды. Корабль несся сквозь бурю и гром. В момент рождения ребенка отец руководил рабочей бригадой и изо всех сил пытался упрочить корпус корабля. Первый крик младенца ответил шуму коллапсирующих миров.

Затем на некоторое время все успокоилось. Ученые производили вычисления, пока не поняли кое-что о неведомых силах, стремящихся через световые годы. Перепрограммированные роботы вели корабль так, чтобы ветра и водовороты чаще были попутными.

Ни у кого не было настроения устраивать большой праздник. Были только те, кого пригласили Иоганн Фрайвальд и Джейн Сэдлер. Приглушив освещение, Джейн превратила угол спортзала в маленькую теплую комнату. От этого сильнее бросались в глаза украшения в честь кануна дня всех святых, которые она развесила.

— Может, не стоило? — спросил Реймон, когда они явились с Чи-Юэнь.

— По календарю мы недалеко от этой даты, — ответила Сэдлер. — Почему не совместить оба повода? Мне кажется, что фонарики такие красочные, а это очень кстати.

— Они могут оказаться слишком живым напоминанием. Возможно, не о Земле — я думаю, что это мы преодолели — но… мм…

— Да, мне это тоже приходило в голову. Корабль, полный ведьм, дьяволов, вампиров, гоблинов, призраков и духов, несущийся по небесам, оглашая их воплями, на Черную Мессу. Ну и что, разве это не мы? — Она ухмыльнулась и прижалась к Фрайвальду. Он рассмеялся и обнял ее. — У меня вполне подходящее настроение для того, чтобы скрутить кукиш таким вот образом.

Остальные согласились. Они выпили больше, чем обычно, и расшумелись.

В конце концов они усадили Бориса Федорова на сцене, как на троне, увенчали венками и гирляндами и назначили двух девушек, чтобы они исполняли любое его желание. Несколько человек стали в круг и орали древнюю песню тех времен, когда корабль покинул родину.

Майкл О'Доннелл, который присоединился к ним после вахты — в каждом важном месте в эти дни дежурили люди — протолкался сквозь толпу.

— Эй, Борис! — крикнул он.

Его голос потонул в шуме.

Он добрался до сцены.

— Эй, Борис! Поздравляю!

— Спасибо! — проревел Федоров. — В основном постаралась Маргарита.

— Как вы назовете малышку? — спросил О'Доннелл.

— Еще не решили, — ответил Федоров и взмахнул бутылкой. — Могу только сказать, что не Евой.

— Может, Эмбла? — предложила Линдгрен. — Первая женщина согласно сказаниям Эдды.

— Нет, — сказал Федоров.

— И не Леонора Кристина, — продолжал инженер. — Она не будет никаким чертовым символом. Она будет сама собой.

Певцы принялись водить хоровод.

Чидамбарна и Фокс-Джеймсон казались карликами рядом с распростершимися массами обсерваторной аппаратуры, неловкими среди датчиков, приборов управления и мерцающих индикаторов. Они встали, когда появился капитан Теландер.