Паром пришвартовался. Протянулись якоря-присоски, чтобы удержать его короткий корпус рядом с изогнутым боком «Леоноры Кристины». Ее роботы устройства «датчик-компьютер-эффектор», — управляющие маневром стыковки, помогли воздушным шлюзам соединиться. Когда из обеих камер выпустили воздух, их внешние клапаны втянулись внутрь, и пластиковая труба герметично запечатала вход. Шлюзы вновь наполнили воздухом и проверили на возможную утечку. Когда удостоверились, что утечки нет, открыли внутренние клапаны.
Реймон освободился от ремней. Свободно всплыв над креслом, он посмотрел вниз, окинув взглядом весь пассажирский отсек. Химик-американец Норберт Вильямс тоже расстегивал ремни.
— Не трогайте ремни, — скомандовал Реймон по-английски. Хотя все понимали шведский, некоторые знали его недостаточно хорошо. Для ученых английский и русский по-прежнему были главными международными языками. Оставайтесь на местах. Я предупредил вас еще в порту, что доставлю вас в каюты по одному.
— Обо мне можете не беспокоиться, — ответил Вильямс. — Я нормально себя чувствую в невесомости.
Он был невысоким, круглолицым, светловолосым человеком, привыкшим одеваться ярко, а говорить громко.
— Вы все имеете некоторую практику, — сказал Реймон. — Но это не то же самое, что обладать верными рефлексами. Их дает только опыт.
— Значит, мы немного побарахтаемся. Что с того?
— Возможен несчастный случай. Не обязателен, это да, но возможен. Моя обязанность — предотвратить такую возможность. Я полагаю, что должен сопроводить вас в каюты, где вы останетесь, пока о вас не позаботятся.
Вильямс покраснел.
— Послушайте, Реймон…
Констебль внимательно посмотрел на него своими серыми глазами.
— Это приказ, — сказал Реймон, четко выговаривая слова. — Я представляю власть. Давайте не будем начинать полет с неповиновения.
Вильямс вновь застегнул ремни. Он сделал это чересчур резко, губы его были плотно сжаты. Несколько капель пота выступили у него на лбу и задрожали на висках. От света флюоресцентных ламп они засверкали.
Реймон обратился по интеркому к пилоту. Пилот не перейдет на корабль, он отправится назад, как только выгрузит свой живой груз.
— Вы не возражаете, если мы откроем шторки? Пусть нашим друзьям будет на что посмотреть, пока они ждут своей очереди.
— Открывайте, — ответил голос. — Никакой опасности не замечено. И… они вроде не очень-то скоро увидят Землю, а?
Реймон объявил разрешение. Пассажиры жадно потянулись к рукояткам на иллюминаторах, обращенного в космос борта катера. Пластины, закрывавшие сделанные из глассита иллюминаторы, скользнули назад. Реймон занялся своей работой.
Четвертой на очереди была Чи-Юэнь Ай-Линг. Она повернулась в опутывающих ее ремнях безопасности, чтобы сидеть лицом к иллюминатору. Ее пальцы прижимались к гладкой поверхности.
— Прошу, ваша очередь, — сказал Реймон.
Она не ответила.
— Мисс Чи-Юэнь, — он тронул ее за плечо. — Вы следующая.
— О! — Ее словно пробудили от сна. В глазах ее стояли слезы. — Я… Я прошу прощения. Я задумалась…
Соединенные корабли входили в следующий рассвет. Свет распространялся над огромным горизонтом Земли, разбиваясь на тысячи цветов — от алого цвета кленового листа до синевы павлиньего пера. Краткий миг было видно крыло зодиакального сияния, как гало над поднимающимся огненным диском. За ним находились звезды и лунный полумесяц. Внизу была планета, сверкающая океанами, с облаками, в которых бродили дождь и гром, с коричнево-зелеными континентами и городами — шкатулками драгоценностей. Вы видели, вы чувствовали, что этот мир живет.
Чи-Юэнь принялась возиться с пряжками. Ее пальцы казались слишком тонкими.
— Не хочу отрывать взгляд! — шепнула она по-французски. — Покойся в мире там, Жак.
— Вы сможете наблюдать за происходящим на корабельных экранах, как только мы начнем разгон, — ответил Реймон на том же языке.
Она удивилась, что он говорит по-французски, и это вернуло ее к реальности.
— Тогда мы уже начнем удаляться от дома, — сказала она, но при этом улыбнулась. Очевидно, ее настроение скорее было восторженным, чем грустным.
Чи-Юэнь была маленькой и хрупкой. Одетая по последней восточной моде в тунику с высоким воротником и широкие дамские брюки с разрезами, она напоминала мальчика. Однако мужчины пришли к единодушному выводу, что из всех женщин на борту у нее самое очаровательное лицо, обрамленное иссиня-черными волосами длиной до плеч. Когда она говорила по-шведски, оттенок китайской интонации, который она придавала естественному ритму этого языка, превращал его в песню.
Реймон помог ей освободиться от ремней и обхватил за талию. Он не собирался шаркать по полу в магнитных башмаках. Вместо этого он оттолкнулся одной ногой от кресла и полетел по проходу. В шлюзе он схватился за поручень, качнулся сквозь проем, снова оттолкнулся и оказался внутри космического корабля. Обычно те, кого он сопровождал, расслаблялись — ему было легче доставлять их, как груз, чем бороться с их неуклюжими попытками помочь ему. Но с Чи-Юэнь было по-другому. Она знала, как себя вести. Их движения превратились в стремительный воздушный танец. Китаянка была планетологом, и имела опыт поведения в невесомости.
От того, что их слаженный полет был вполне объясним, он не стал менее восхитительным.
Проход от воздушного шлюза вел через концентрические ярусы грузовых палуб: дополнительная защита и броня для цилиндра в оси корабля, в котором будет располагаться экипаж. Здесь можно будет задействовать подъемники, чтобы переносить тяжелый груз вперед или к корме при ускорении. Но не исключено, что винтовые лестницы, идущие вдоль стенок колодцев, параллельных шахте подъемника, окажутся полезнее. Реймон и Чи-Юэнь воспользовались одним из этих колодцев, чтобы добраться от средней палубы, предназначенной для электрических и гироскопических инструментов, в нос корабля, где располагались жилые помещения. Лишенные веса, они летели вдоль лестницы, не касаясь ступенек. На той скорости, которую они набрали, у них слегка закружились головы от центробежной силы и силы Кориолиса, как будто они были слегка нетрезвыми. Это развеселило их еще больше. «И-и кру-угом мы мчимся… кру-угом!»
В каюты для пассажиров вели двери из двух коридоров, которые располагались по бокам ряда ванных комнат. Каждая каюта имела два метра в высоту и четыре квадратных метра площади; две двери, два туалета, два встроенных платяных шкафа с полками над ними и две складывающиеся кровати.
Кровати можно было сдвинуть по рельсам, чтобы соединить в одну, или разъединить. В последнем случае можно было еще опустить сверху перегородку, и таким образом превратить одну комнату на двоих в две раздельных.
— Это было путешествие, достойное записи в моем дневнике, констебль, — Чи-Юэнь схватилась за поручень и прислонилась лбом к холодному металлу.
Радостная улыбка еще трепетала на ее губах.
— С кем вы делите каюту? — спросил Реймон.
— Пока с Джейн Сэдлер. — Чи-Юэнь распахнула глаза и сверкнула на него взглядом. — У вас есть другие предложения?
— Что? Мм… Я… Мы с Ингрид Линдгрен вместе.
— Уже? — Легкомысленное настроение слетело с нее. — Простите. Мне не следовало совать нос в чужие дела.
— О нет, это я должен извиниться, — сказал он. — Я заставил вас ждать попусту, как будто вы не в состоянии добраться до каюты в невесомости самостоятельно.
— Вы не должны делать исключений. — Чи-Юэнь снова стала серьезной.
Она разложила кровать, подплыла к ней и принялась застегивать ремни. — Мне хочется немного побыть одной, подумать.
— О Земле?
— О многом. Мы оставляем позади гораздо больше, чем до сих пор представляли, Шарль Реймон. Это разновидность смерти. Быть может, за ней последует воскресение, но все равно это смерть.