Вновь затлела великая славяно-кавказская мафиозная война. Кавказцы время от времени делали заявления типа — Москва наш город, русским тут делать нечего. Возможно, так оно и есть, учитывая количество кавказского элемента. Если русские бригады насчитывали сотни человек, то кавказские — по несколько тысяч. Многие из них не нуждались в организующей силе воровских законов, а жили по своим первобытным родовым законам, по правилам кровной мести. Кавказцы учились воевать в горах, поджигать бронемашины и сбивать вертолеты. Они привыкли видеть смерть и умели ее приносить. Они были серьезными противниками, но получить им такой город, как Москва, — это слишком жирно.

Отметились в сводках происшествий любера. Они очухались после нанесенных им МУРом потерь. Через несколько дней после той операции в Люберцах разгорелся жестокий бой между противостоящими группировками. Закончилось четырьмя убитыми, оставленными в изрешеченных пулями машинах. А в одной московской квартире на почве раздела автобизнеса расстреляли четырех человек, среди них двух женщин. Часом позже из автоматов на улице изрешетили микроавтобус, один человек погиб, трое — тяжело ранены. Бесконечная череда новых убийств. Новые трупы. Война на уничтожение — без жалости, без правил, по беспределу. Если у западной мафии пистолет — это последний довод, то у российской он становится первым. Русские бандиты все больше привыкали сначала стрелять, а потом начинать выяснение отношений. Уходил страх не только перед законом, но и за свою жизнь. Отморозки в каком-то безумном раже лупили друг друга, не задумываясь о последствиях. Дьявол толкал людей вновь и вновь нажимать на спусковые крючки автоматов, подкладывать бомбы, работать удавками и ножами. Россия забылась в кровавом угаре. И она готовилась к еще большей крови. Аверин подумал, что, может быть, не так не прав Егорыч, когда говорит о грибах как примете большой крови.

— Я в Германию собрался, — сказал Аверин.

— Куда? — изумился Егорыч.

— К немцам.

— Нормально… Надолго? — На месяц.

— Неплохо. Меня не возьмешь как телохранителя?

— Вряд ли. Ты меня в Шереметьево отвезешь?

— Какие вопросы. Когда?

— Послезавтра.

— Договорились.

Аверину еще неделю назад не хотелось ехать ни в какую Германию. Дела на контроле, справки, информация, которую нужно отрабатывать. А тут еще Леха Ледокол наколол группу наемников по Волгограду. Как всегда, информация подтвердилась, взяли их с оружием перед очередной акцией. И тут буквально за два дня он выдохся. Ему уже не верилось, что существует мир помимо этого бесконечного кошмара. И ему захотелось вырваться из этого круга. Пусть ненадолго. Пусть на несколько недель.

— Будешь шнапс тринкать, — сказал Егорыч.

— И колбаски эссен… Кстати, ключи оставлю. Животину мою не обижай. Подкармливай.

— Какой разговор. Пушинка, мы с тобой друзья? — Егорыч протянул руку к сидящей рядом на стуле Пушинке. Та обнюхала руку и беззлобно цапнула ее.

— Во, кусает дающую руку, — кивнул Егорыч. — И где таких манер набрала?

— Зверюга. Уважения требует…